Наталия Никитина - Далекое имя твое...
Последние строчки он прочитал так, будто адресовал их всем женщинам мира, всем любимым, которые отвергли до смерти влюбленных в них мужчин.
Мгновенье тишины. Первое осмысление и — шквал аплодисментов.
Имре поскорее убрался со сцены, поняв, что не добился поставленной цели. Теперь еще сложнее будет найти ее, неловко рыскать по залу. После концерта уже начнут расходиться, и девчонка утечет с толпой. Авантюра не прошла.
Но у выхода она сама искала его глазами. Увидела, обрадованно кинулась, схватила за руку:
— Отпад!.. Это ты мне посвятил?
— Как ты догадалась?
— А мне подружка сказала: «Смотри, он на тебя смотрит».
— Ох, и внимательная у тебя подружка! — восхитился Имре, поразившись лукавству темноглазой. — Тебя звать-то как?
* * *Так он познакомился с Мартой. Так и продолжали разговаривать друг с другом бесцеремонно, словно тысячу лет знали друг друга.
— Ну, куда пойдем? — взял он ее под руку.
Марта пожала плечами, как и в тот раз у входа, ни слова не сказав, только улыбнулась загадочно. Ну и улыбочка у нее! Всю жизнь только бы и улыбалась. Больше ничего бы и не делала. Она вообще-то довольно немногословна. С ней хорошо было идти и молчать. Покосишься в ее сторону — улыбается загадочно, как Джоконда. То ли она знала о волшебстве своей улыбки и специально ее в ход пускала, то ли это у них у всех так. С такими лучше не связываться: очарует, околдует, как в невидимую трясину утянет. Не случайно таких женщин зовут колдуньями.
Ни о чем таком в тот вечер Имре не думал. Она двумя руками обхватила его левую руку, прижалась, повисла почти:
— Еще стихи почитай!
Ему это не внапряг, как говорится. Пусть знает как он любит своих венгерских поэтов.
— А я ведь не собирался ни с кем знакомиться, — смеялся Имре, — просто развлекался, просто душа свободной была…
— А теперь как твоя душа? — спросила она значительно позже.
— Душа, как душа, — уклонился он от ответа, любуясь ее загадочной улыбкой.
— Ладно, бери свою душу и давай рванем куда-нибудь на природу, — предложила Марта.
Тут неизвестно откуда Габор объявился:
— Ребята, можно я с вами?
Марта с изумлением вытаращилась на него.
— А где же твоя Ильдика? — спросил Имре, не меньше изумляясь на Габора.
Тот беспомощно развел руками, будто ребенок, у которого улетел воздушный шарик.
— Она говорит: расскажи что-нибудь. А что я ей расскажу? Ну, говорит, если ты все молчишь, я и одна могу помолчать.
— И правильно! — поддержала Марта подругу. — Я бы на ее месте тоже ушла. Ты что, ребенок?
— Что же я ей буду, о своей работе рассказывать? Мне работа и так ночами снится: раствор, мастерок, плитки, чужие квартиры… Я с напарником работаю. Такой круглый мужик, усы, как у моржа. Все дочке на свадьбу набирает, одним молоком питается: деньги экономит. Золотая мечта — дочку замуж отдать. Сядет в перерыв, ноги раскорячит, глаза мечтательно заведет к потолку: «Знаешь, какую я ей свадьбу отгрохаю? Весь Будапешт танцевать будет».
А я думаю, пока на весь Будапешт наберет, дочь состарится, а сам так экономить привыкнет, что и о свадьбе забудет. Знаете, наверное, как к бедности привыкают… Только начни копейки считать…
— А говоришь, рассказывать не умеешь? — заметила Марта и улыбнулась своей загадочной улыбкой, которая так подкупила Имре.
— Дак это я с вами…
— А с ней что ж? Она не такая? — рассмеялся Имре. — Нет, Габор, не ценишь ты нас, поэтому растрепался.
Габор снова в растерянности пожал плечами. Огорчению его, чувствуется, не было предела. Сколько он голову ломал, как бы помириться с Ильдикой, какие надежды возлагал на юбилейный вечер, и вот — на тебе! Все прахом. Что за девчонка, эта Ильдика? Теперь, как за соломинку, уцепился Габор за Имре с Мартой. Но чем можно помочь?
— Ты знаешь, где она живет? — на всякий случай спросил Имре.
— Конечно, знаю! — воскликнул Габор, и глаза у него вспыхнули надеждой.
— Мы сейчас пойдем к ней под окно и втроем затянем романс, пока она не выйдет к нам и не помирится с тобой окончательно, — сказал Имре, — а ты кончай молчать, рассказывай ей о чем угодно: о работе, о своем толстом напарнике, о доме, о столбе телеграфном, о чем угодно… Ты же трепач, Габор. Ты заговоришь любую порядочную девушку. Ты разве забыл, что они только ушами и любят?
Габор шел и внимал советам с покорным видом. Зато Марта, похоже, обиделась.
— Бывают же счастливые люди!..
— Ты о ком, Марта?
— О ком? Об Ильдике.
— Чем же она счастливая?
— Такого парня встретить, — она посмотрела на Габора. — И в такие крепкие кулачки сразу его зажать, — она покачала головой. — Ну, куда он теперь от нее скроется? Нет, я так не смогу.
Она с сожалением вздохнула, ничуть не стесняясь своего признания и подстраиваясь под мужскую откровенность.
— Ну, что, ребята, пойдемте! — нетерпеливо потянул Габор.
— Куда?
— Куда! Куда? Вы же сами сказали…
— К Ильдико под окно романсы петь? — расхохоталась Марта. — Да он же пошутил, Габор. Посмотри на него. Он только стихи может читать, а петь… Ты умеешь петь, Имре?
— Умею. Только я ни одного романса не знаю. Одни частушки, и то неприличные.
— И я неприличные. Во! — восхищенно поддержала Марта.
«Все-таки она порядочная оторва!» — почему-то подумал Имре с радостью. И вся она показалась какой-то обаятельно порочной: и фигурой, и улыбкой, и даже тем, как она сверкала глазами…
«Нет, что сказали бы мои милые родители, увидев меня в этой компании? Это я сам, наверное, очень правильный, как отчеканенная монета», — подумал о себе Имре. Ему захотелось совершить какую-нибудь глупость. Уж очень кружил голову волшебный вечер с гуляющим по проспекту неспешным народом, с отражающимися в витринах фонарями, с тихими, наполненными покоем лета, деревьями вдоль тротуара, с шелестом проезжающих автомобилей.
«Какие мы все-таки счастливые!» — с восторгом подумал он, улыбаясь проходящей мимо и покосившейся в его сторону пожилой даме. Та от растерянности подумала, что знакома с Имре, и запоздало раскланялась с ним.
— Ни-че-го себе, какие у него знакомые! — заметила Марта. — Тебя вся страна знает.
— Да, я такой, — скромно отозвался Имре.
Так они шли, трое, неизвестно куда, мимо работающих магазинов, открытых кафе. Было ощущение, что они находятся в самом центре жизни. И, казалось, всегда так будет доноситься тихая музыка из распахнутых окон.
Они забрели в одно из шумных кафе, спросили по чашке кофе. Как школьники, сидели и пили крошечными глотками из расписанных яркими цветами фарфоровых чашек, вызывая недоуменные взгляды окружающих. Официант, обслуживающий их, не подавал вида, но, когда Имре дал ему на чай, как после хорошей выпивки, оживился, раскланялся, стал человек человеком. Только Габор на улице совсем раскис, опять замолчал и тащился, как мокрый мешок с песком, поняв, что Имре с Мартой ничем не смогут помочь и никуда не пойдут с ним.
— Ладно, ребята, мне туда, — кивнул он в сторону на перекрестке. И до того он одиноким показался, что Имре обидно за него стало.
— А не поехать ли нам на рыбалку вчетвером? Марта, ты согласна?
— Хоть сейчас! У меня отец был рыбак. Когда я была маленькой, брал с собой. Я до сих пор помню эти ощущения. Меня трясло всю, когда рыбу вытаскивали…
— Хорошо. А ты, Габор, что думаешь?
— Да что я думаю? Если Ильдика поедет, я — хоть на край света…
— Тогда вот что: иди к ней сейчас и выскажи эту идею. Понял? Берем две палатки, удочки и — на озеро, с ночевкой. Пока лето, пока тепло. Договариваемся на следующие выходные.
— Имре, ну ты башка! — с восхищеньем произнес Габор. В него снова будто воздух накачали, а казался тряпка тряпкой. Марта тоже зажегшимися глазами смотрела на Имре.
— Быть тебе командиром! — сказала она, глядя на него с восхищеньем.
* * *…Что у него осталось от той поездки? Прежде всего, воспоминание о козе. Когда они вчетвером выгрузились на полустанке и ожидали, пока поезд двинется дальше, увидели козу. Вылупленные глаза, мохнатые ноги, сама костлявая, как сушеная рыба. И злая. Она уставилась на Ильдико глупыми глазами, словно решала, что с ней сделать: сбить с ног и растоптать или выцыганить какую-нибудь подачку. Ильдика на нее тоже уставилась, не скрывая своего восхищенья: не каждый день встречается чудо.
— Ой, коза! — пропела Ильдика. — Глядите, ко-за!..
— Да, не корова, — с сожаленьем произнесла Марта. — Корова лучше.
— Чем же это? — заревновала подруга Габора.
— Молока больше, — авторитетно заметила Марта.
— Кстати, это козел. Ильди, будь осторожна, он боднуть может, — Габор загородил собой Ильдико. — Кыш отсюда! Что голову угнул?
Всем стало весело, особенно, когда из железнодорожного помещения выкатилась озабоченная женщина:
