Анатолий Гладилин - Беспокойник
Вагон дернулся и остановился. Я вышел на пустой перрон. Проводник зевнул и плюнул в лужу. Станцию загораживал товарный состав. Я пошел вдоль вагонов. И спереди, и сзади над перроном повисли красные огни светофоров.
1964ОФИЦИАНТКА ФАЯ
Жизненный опыт проверяется в мелочах. Опытные люди всегда берут с собой хлеб с колбасой. И когда в столовой Н-ского соединения встречаются только что прибывшие два офицера, и один из них нервно общипывает горбушку и следит горящими глазами за маячившей вдалеке официанткой, которая, увы, не первый класс в смысле женской красоты, — а другой офицер, только что «заморив червячка» заботливо припасенным еще в городе бутербродом, лениво поигрывает вилкой, — словом, вам уже все понятно. Как бы потом ни расхваливали достоинства первого офицера, какой бы высокой оценки он ни заслужил на инспекторской проверке, вы всегда будете скептически к нему относиться. Дескать, человек он хороший и дельный, но вот жизненного опыта маловато. И наоборот, сытое поигрывание столовыми приборами как-то сразу внушает вам уверенность, что на второго офицера можно положиться.
Правда, опыт — дело наживное. Но советуем приобрести его раньше, чем вы сядете за последний столик (остальные места заняты), ну, скажем, третьего ряда.
Естественно, бывают и исключения. Если вы молодой жгучий брюнет в новой форме, то вам повезло, и через полчаса вы получите полную порцию борща по-московски.
Если же вы человек пожилой и по вашему лицу видно, что вы измучены заботами о больной жене и двух взрослых дочерях, то ваше дело, прямо скажем, труба.
Итак, вы сели за столик и как человек воспитанный (а в нашей армии все такие) не стучите по столу кулаком, а просите у соседей меню и внимательно изучаете стоимость гуляшей, яичниц, рисовой каши с отварной курицей. Вы успели заучить весь текст, а официантка все порхает на самом дальнем расстоянии от вас, потом любезничает полчаса с лихим капитаном-артиллеристом, потом исчезает на сутки в кухне (разумеется, я беру не действительно прошедшее время, а то, какое вам кажется).
Наконец, когда она приближается к вам на минимально близкое расстояние, вы сердито замечаете ей, что, дескать, не успели позавтракать и что, дескать, здесь за порядки? Вам приходится повторить свое обращение, и тогда вас нелюбезно обрывают:
— Вас много, а я одна! Подождете!
Дремлющий рядом гражданский техник-строитель вам сочувствует и говорит, что в этой столовой никогда не было порядка, официантки делают что хотят, потому что столовая подчинена не нашему соединению, а областному военторгу. Он вспоминает, что сам наблюдал, как эта официантка отказалась обслужить даже командира соединения, когда тот пришел за пять минут до закрытия. Полковник должен был пойти на кухню, переговорить с заведующей столовой, и только тогда ему сделали яичницу и принесли творог.
Проходит полгода (по вашему летосчислению), и запыхавшаяся официантка (вы уже знаете, что зовут ее Фая) подбегает к вам и спрашивает, посчитали ли вы и что у вас было.
Вы ревете, что это уже черт знает что и что у вас еще даже не брали заказ. Тогда официантка сурово достает блокнот и карандаш.
— Харчо.
— Нет.
— Борщ с мясом.
— Уже нет.
— Бифштекс.
— Продали.
— Оладьи.
— Кончились.
Вы заказываете щи, гуляш, кофе и продолжаете уплетать хлеб с остатками горчицы. Техник-строитель вам читает лекцию о «выходе блюд». Столовой невыгодно, чтоб готовые кушанья не разбирались и оставались на ужин. Поэтому готовят примерно на среднее количество посетителей. Надо раньше заказывать, пока есть выбор блюд.
К вам приближается Фая. Но, как ни странно, чем ближе ваш обед, тем меньше у вас энтузиазма. Фая несет шесть тарелок супа. Каждая тарелка накрыта такой же большой тарелкой, на ней другая и т.д. Башня тарелок раскачивается над вами, и вы ясно себе представляете, что будет с вашим кителем, когда на него обрушатся две верхние тарелки.
Но все кончается благополучно. Правда, вместо щей вам подают молочный суп. Щи уже кончились. Если вы человек проницательный, то заранее догадались, что гуляша вам не видать. Вам приносят рисовую кашу с вареной курицей — последнее, что осталось из вторых блюд.
А кофе?
Тут на вас, мягко говоря, повышают голос. Какой может быть кофе в обед? Компот! Я приняла заказ? Так вы бормочете себе под нос!
Нет, скорее в часть, туда, где корректный командир роты вам все объясняет и показывает, дежурный командует «смирно» и четко докладывает, солдаты при вашем появлении вытягиваются и старательно отдают честь — и так постепенно тягостное воспоминание о нахальных официантках у вас рассеивается.
А потом снова ужин.
Но человек ко всему привыкает. Вы знаете, за какой столик и к какой официантке надо садиться, чтобы вас скорее обслужили, вы запасаетесь свежей газетой. Да и официантка уже вас приметила и поворачивается быстрее.
Если вы остаетесь служить в этой части, вас, как старого знакомого, начинают обслуживать в первую очередь.
Если вы уезжаете, то сначала на правах анекдота вы несколько раз расскажете в веселой компании о веселом обеде в столовой Н-ского соединения. А потом вы забываете. Когда-нибудь вы опять поедете в другую часть, и столовая вдруг будет еще хуже, и вы с благодарностью вспомните официантку Фаю — дескать, там все-таки неплохо кормили. А может, и не вспомните. Вы на действительной службе, и у вас достаточно своих забот и воспоминаний. К тому же вы стали человеком опытным.
* * *У зам. Господа Бога по кадрам выдался тяжелый день. Он привык к тому, что ежедневно рождаются десятки тысяч человек и каждого надо куда-то устроить и определить ему судьбу. Но сегодня женщины на земле словно сговорились.
Был исписан целый рулон небесных архивных ведомостей. Ангел, посланный на склад, вернулся растерянный. Там ему сказали, будто лимит на сегодня исчерпан.
— Бюрократы! — ругался зам. Господа Бога по кадрам. — Ишь, кончился лимит. Так что, я должен запретить на земле рожать?
Ему осторожно напомнили, что, собственно, расходы рулонов ограничил он сам приказом по канцелярии от 17 мая 438 года до н.э. В те времена на небесах шла кампания за экономию и бережливость.
Когда рулон наконец достали и машинистка вложила копирку и приготовилась печатать, вновь рожденных набежало около девяти тысяч.
Первой на очереди стояла женская душа, родившаяся в России.
Видя нахмуренные брови зама, ангел секретарь-машинистка вздохнула: «Не повезло ей, бедной».
— Почему не повезло? Она будет здоровой, даже высокой и пухленькой. Но в конце концов, не могу же я из каждой делать Ларису Латынину или Лючию Бозе. Не всем проводить лето на Ривьере или быть знаменитой гимнасткой. Итак, Фая тиража 1940 года. Из-за любви к ней никто не застрелится. Она будет рыжей, курносой, близорукой. Характер мягкий и нерешительный. Место работы — официантка в столовой. Следующий!
* * *Детство ее прошло в сибирском поселке на берегу реки.
Раз в три года река затопляла поселок, и все жители перебирались на Лысую сопку и ждали, когда сойдет вода. А потом возвращались, чинили, латали дома, и жизнь продолжалась. Потому что это был поселок сплавщиков леса. Река им давала хлеб и работу.
Однажды во время очередного наводнения погиб ее отец. Вода начала наступать ночью, а отец с вечера валялся пьяный на берегу, оставленный такими же пьяными и ничего не помнящими сплавщиками.
С тех пор Фая стала бояться реки, темноты и одиночества.
Ей было тогда десять лет, и мать повезла ее в Челябинск к своей старшей замужней дочери.
В семнадцать лет Фая кончила десятилетку. Училась она средне и кончила школу потому, что ее старшая замужняя сестра хотела исполнить волю умершей матери — дать Фае образование.
Фая мечтала:
скорее уйти из дома и не сидеть у сестры на шее,
получить какую-нибудь приличную, чистую специальность,
о красивом мальчике Юре, который бы ждал ее каждый день у булочной, просил бы разрешения поцеловать и говорил, что хоть его заработок маленький, но они вместе будут пробивать дорогу, только бы Фая согласилась стать его женой. И она отвечала сотни раз — да, пускай у нас мало денег, но мы будем работать. Пускай у нас будет шалаш. Однажды Фая даже нарисовала этот шалаш.
И в книгах, и в кино, и в театре говорилось о любви, в классической литературе, что проходили в школе, герои стрелялись из-за женщин, а в современных кинокартинах — уезжали на стройки коммунизма. Один умный человек даже сказал: «Любви все возрасты покорны». С тех пор прошло много времени, но никто с ним не спорил. И Фая ждала своего первого поцелуя.
Но уйти из дома она не могла, так как не имела ни жилья, ни специальности.
Получить специальность, приличную и чистую, она не могла, так как для этого потребовалось бы еще год, как минимум, сидеть на шее у сестры.
