Джун Зингер - Секс пополудни
А когда девочка говорила, что миллионеры, должно быть, очень славные, Роза недовольно отвечала, что они славные, но только тогда, когда тратят деньги на что-нибудь хорошее, например на доброе имя.
Многие из этих замечаний Андрианна пропускала мимо ушей, но одно она запомнила: мамин друг — миллионер.
Через несколько лет она узнала, что эта машина называется «роллс-ройс», а вазочки в машине также имеют славное имя — «Тиффани». Но тогда она узнала также, что этот, кого мама называла Энди, был Эндрю Уайт, из сан-францисских Уайтов, и что в Северной Каролине имя Уайтов известно, а имя Дуарте — нет. Тем более, что это была девичья фамилия матери…
Когда она выросла, то поняла, что имеет в виду Роза под «именем», будь то «роллс-ройс», «Тиффани» или… Уайт.
А что «Андрианна» — женский вариант имени Эндрю, это она поняла задолго до того, как выросла.
С возрастом она стала понимать многое другое — вдруг ясно вспоминая какие-то дни и ясно понимая смысл каких-то слов и разговоров, которые раньше были совсем непонятными. Например, горькие жалобы, и мрачные предсказания Розы, и сбивчивые оправдания Елены, ее безрассудно-оптимистические ответы… Особенно запомнился один разговор — как раз после предпоследнего визита мистера Уайта.
Как только они с Розой вернулись с прогулки, Уайт наскоро попрощался на ходу и сел в машину. Елена с извиняющейся улыбкой объяснила Розе, что у него очень важная встреча в Сан-Франциско.
— А что сегодня заявил мистер Богач, Елена? Не сказал ли он, между прочим, что даст свое хорошее имя… вы знаете кому? Или что хочет обеспечить ее будущее?
Красавица Елена устало вздохнула:
— Мы не говорили об этом сегодня.
— А почему нет, скажите, — настаивала Роза. — Что было для вас важнее, чем говорить о будущем?..
Она осеклась, когда Елена отчаянно посмотрела на Андрианну, упала в кресло и вскрикнула:
— Роза, прошу вас! Не сейчас! В другой раз, Роза, поймите! Он любит меня… нас обеих. И я это сделаю. Я с ним поговорю! В нужное время. Но не сейчас. Время летит. Прежде чем я это поняла, вы с ней вернулись и было поздно. Знаете, как это бывает…
— Нет, — ответила Роза. — Я не знаю, как это бывает. Я только знаю, что надо что-то делать, пока не поздно! Елена, вы теряете время!
Но, взглянув на Елену, такую беззащитную и хрупкую в своем серебристо-розовом халатике, с пучком черных волос, оттягивавших голову назад, с тонкими чертами лица, пожилая женщина не решилась настаивать дальше.
Она сделала слабую попытку шуткой загладить неприятный для Елены разговор и, забыв на минуту о присутствии Андрианны, вскинула свои короткие руки с нарочитой веселостью и сказала:
— Вот что получается из дневных ласк. Я всегда говорила: нет ничего хорошего в том, чтобы заниматься любовью до захода солнца. Разве я не говорила это не раз?
— Ах, Роза, — вскрикнула Елена, признательная за желанную передышку, и, встав, стала осыпать поцелуями встревоженное, но уже как будто веселое морщинистое лицо. — Разве вы не знаете? Секс… Любовь днем — золотой, удивительный дар! Минуты, похищенные у вечности!
Слова матери были тогда понятны Андрианне не больше, чем ее собственные разговоры с Розой. О дарах и подарках она знала, но секс… любовь днем? Она знала, что любовь — это то, что чувствовали друг к другу она, мама и Роза, но что такое «секс»? Что касалось минут и вечности, то она плохо понимала, что значит «вечность», насколько это долго.
Она хотела спросить у мамы, что значит «удивительный дар», но тут Елене стало трудно дышать, и ей пришлось лечь в постель.
Думая, что матери надо только отдохнуть несколько часов, как не раз бывало, и, стремясь помочь Розе, чтобы мать устроилась поудобнее, Андрианна начала взбивать подушки, забыв все вопросы.
Вечером Андрианна ждала, что матери станет лучше и она встанет и будет танцевать, как всегда, когда чувствовала себя счастливой. Но ждала она зря.
На следующее утро она снова ждала, что теперь мама встанет, подойдет к окну и воскликнет: «Какой чудесный день!» А после завтрака они, может быть, пойдут гулять в сад, где росли душистые розы, которые мама очень любила.
Но начался ясный день, а Елена так и не встала. Потом пришел доктор Германдес, который несколько раз приходил и уходил в этот день, и у Андрианны родилось страшное подозрение, что мать никогда не встанет, подтвержденное неожиданным приходом Энди, и тут она очень испугалась. Но через несколько секунд она стала думать по-другому: она вспомнила, как Роза говорила о миллионерах, что они могут купить и сделать… все что угодно! Поэтому, когда Розу и ее тут же услали кататься, она была убеждена: «Когда они вернутся, мама поправится и будет как новая!» Она будет сидеть и улыбаться им, будет смеяться и выглядеть такой же красивой, как всегда. Миллионер пришел, чтобы сделать это!
Когда Ральф, чье бесстрастное лицо обычно было хмурым, наконец привез их домой и открыл дверку, Андрианна бросилась вслед за ним, не желая больше ждать ни секунды. Но когда она вбежала в дом, а затем в спальню, она увидела, что мать ее лежит совершенно неподвижно, глаза открыты, руки сложены на чистой белой простыне. И тут Андрианна увидела его — миллионера, сидящего на стуле у кровати и ничего, совершенно ничего не делающего. Он просто сидел, закрыв лицо руками.
В ужасе она повернулась к Розе, которая стояла за ее спиной, но Роза на нее не смотрела. Она уставилась на Елену, лежавшую так неподвижно, а потом Роза вдруг вцепилась себе в волосы, побежала к кровати матери, стала на колени в ногах и начала плакать.
Андрианна почувствовала, что ей словно обожгло глаза, а ноги как будто окаменели, так что она не смогла двигаться. Она открыла рот, а нижняя губа отвисла, словно изнутри у нее рвался крик, но не мог вырваться. Он словно застрял в горле и душил ее, и единственным звуком было какое-то страшное сопение.
Роза, которая в горе своем на мгновение позабыла об Андрианне, повернулась, еще стоя на коленях, и протянула к ней руки. А доктор Германдес подошел и положил руку на ее плечо.
— С ней все будет в порядке, — сказал он Розе. — Нужно только немного времени. Конечно, это травма для ребенка…
И тут вырвался пронзительный крик, высокий и страшный, заполняя собой всю комнату, а за ним последовали низкие частые вскрикивания.
Доктор наклонился к ней, а Роза встала и кинулась к ней, чтобы заключить ее в объятия. Но Андрианна вырвалась и вдруг, как тигренок, бросилась на Эндрю Уайта, который сидел отключенный и погруженный в себя. Она била его сжатыми кулачками, лягала ногами, дико рвала волосы пальцами.
Эндрю Уайт попытался схватить ее за руки и остановить ее пинки, а также защитить щеки от ее ногтей, которыми она царапалась. Но девочка сопротивлялась так яростно, что доктор и Роза только вдвоем оттащили ее от него. И тут вдруг она как будто сломалась и зарыдала, как всякий ребенок в горе. Она ведь была так уверена, что он пришел спасти ее маму. Миллионер, белый рыцарь на черной машине вместо коня.
Ей было всего семь лет, и все это для нее было как какая-то сумятица, правда, она была уже достаточно большая, чтобы инстинктивно почувствовать испуг, когда они с Розой, вернувшись в свой белый домик после похорон, нашли там Эндрю Уайта, который не был на похоронах, а ждал их здесь. И она была достаточно сообразительная, чтобы догадаться подслушать разговор между ним и Розой, когда ее выслали из комнаты. И вот, слыша их голоса, высокий и громкий — Розы и приглушенный — мистера Уайта, она смогла понять, что чей голос громче — это не так уж важно. В конце концов, миллионер добьется своего, а Розе будет нечего сказать.
— Вам не следует волноваться, Роза. Я обещал Елене, что вы будете обеспечены, и это так и будет. Вы сможете остаться в этом доме, сколько захотите, и будете получать ежемесячный чек, назовем это пенсией.
— Да какое мне дело до этого дома и до вашей пенсии, — выкрикнула Роза. — Он ее, девочкин, Андрианнин, вам она не нужна, а мне нужна, я люблю ее, я буду заботиться о ней как о своей дочери. Елена так хотела…
— Нет. Я знаю, у вас хорошие намерения и вы любите Андрианну, но Елена не этого хотела, — сказал он твердо. — Я обещал ей…
Роза фыркнула:
— Что вы обещали Елене? Что вы будете любить ее ребенка, что дадите ей свое имя, возьмете ее в свой дом, в свою семью? — Пожилая женщина горько рассмеялась.
— Ну, Роза, вы же понимаете, что я не могу этого сделать… Это невозможно. Елена это понимала. Она это всегда понимала. Я никогда не давал ложных обещаний. Я просто обещал, что я позабочусь об Андрианне, о том, чтобы у нее был хороший дом, подходящее окружение и образование. Именно это я и собираюсь сделать. Я также озабочен благополучием Андрианны, ее счастьем, как и вы.
— Нет! — хрипло закричала Роза. — Вы не думаете о ее счастье. Как она может быть счастлива без любви, без настоящей семьи?
