Питер Акройд - Падение Трои
Тот же ветер насквозь продувает историю, София. Ты чувствуешь? — Повернувшись, он подставил лицо потокам воздуха. — В пятой песни "Илиады" поэт воспевает северный ветер. Борей. Он дует с вершин гор и гонит по небу мрачные тучи. Это доказывает, что Гомер был в этих местах. — Они переехали каменный мостик через речку, и теперь до Софии доносилось только звяканье лошадиных колокольчиков, да время от времени блеяние коз. — Посмотри на запад, София, в сторону моря. Видишь два маленьких холма у берега? — Она увидела два кургана, поросшие кустами и деревьями; позади них светилось море, казалось, они мерцают у самого горизонта. — Считается, что это могилы Патрокла и Ахилла. Двое юношей-любовников лежат рядом! А мужеложество до сих пор карается смертью! Мы должны вскрыть эти могилы, Теле мак. Я хочу посмотреть в лицо Ахиллу. Palai katatethnotos. Ты поняла, София?
— Тот, кто давно умер.
— Тебе близок язык твоих предков. Вот что нам непременно надо сделать. Мы станем читать вслух длинные отрывки из Гомера и заучивать их наизусть. Мы должны знать их на память.
Когда они оказались на равнине Трои, пыльная дорога сузилась.
— Добро пожаловать на луга Азии, София! — сказал Оберманн.
Вокруг стояла высокая трава, которая, казалось, растет на заболоченной почве, дальше тянулись поля, усеянные красными и желтыми цветами. На западе плоская равнина простиралась до моря, а на востоке уступала место далеким горным хребтам, вершины которых были покрыты снегом. По всей равнине росли дубы, согнувшиеся под ветром, словно мрачные карлики. Оберманн повернулся к ней и показал на ряд маленьких домиков у дорога.
— Сейчас здесь весна, София, и на этих плоских крышах гнездятся аисты. Видишь их? — спросил Оберманн. Она разглядела неопрятные корзинки из веток и камыша. — Они возвращаются в это время года.
Они ехали вдоль реки, заросшей кустами и деревьями. София заметила камыши по берегам и вдруг ощутила покой зеленого приюта, служившего защитой от пыли и ветра. На середине реки был ряд островков, поросших ивами и вязами.
— Это Скамандр, — сказал ей Оберманн. — На человеческом языке. На языке богов он известен как Ксанф, или золотисто-желтая река. Интересно, что реки по всему миру с удивительным упорством сохраняют свои названия. Гомер называет Скамандр dineis, "с водоворотами", или dios, "божественным". Считалось, что Скамандр ведет происхождение от Зевса, и люди почитали его как бога. У него был свой жрец в Трое. Тебе кажется это странным? Но здесь нет ничего странного. Мы поедем вдоль него до его слияния с Симоентом. Посмотри, как он течет! Гектор называл его "дружище Скамандр". — Казалось, пейзаж изменил Оберманна. Он пребывал теперь не в обществе людей, а среди богов. Так она объяснила это-себе. — Вода — самое древнее, что есть на земле. Но у нее нет возраста. Она всегда свежа и всегда нова.
Вдруг София поняла, что очень проголодалась, и вынула из своей матерчатой сумки пакет с маленькими шоколадными кексами. Она предложила один мужу. Он взял пакет и сунул несколько кексов в рот.
Она собиралась передать сладости вознице, но Оберманн остановил ее.
— Никогда ничего не дари туркам. Они не могут отказаться. И потом будут обязаны ответить на твою любезность.
— Но, как я понимаю, к русским это не относится?
— К Телемаку — нет. Но он не любит сладкого. Он, как лев, пожирает огромное количество мяса, но не может съесть ни кусочка сахара. Ведь это правда, Телемак? — Молодой человек в ответ рассмеялся. — Видишь? Он смеется над собственной слабостью. На русский манер. — Оберманн наклонился вперед и похлопал его по плечу. — Когда ты умрешь, я воздвигну курган в твою честь. Гробницу Телемака.
— Собираетесь пережить меня, профессор?
— О, да. Я вечен. Кроме того, у меня молодая жена.
Возница показал своей палкой на что-то на равнине и, казалось, выкрикнул две ноты.
Смотри, София, ты видишь? Волк! — В высокой траве среди деревьев мелькнул зверь с темной шерстью, и вдруг она почувствовала себя счастливой. — Какой красавец! — У Оберманна был ликующий вид. — Он спустился с горы Иды, матери диких зверей. Смотри, как он бежит. Равнина приветствует тебя, София. Показывает свое очарование. Скоро ты услышишь Зевсов гром, и все сложится прекрасно.
— Это удача — увидеть волка, — отозвалась она. — В моей стране. Не стаю, разумеется. Но одинокий волк — хорошая примета.
— Слышишь, Телемак? Боги к нам благосклонны.
Некоторое время они ехали в молчании. Дорога отвернула от берега Скамандра и теперь шла по болотистой местности; затем начались невысокие холмы, покрытые дубами и низкими кустарниками.
— Мы приближаемся, — сказал Оберманн, — к mysterium tremendum[5]. — София снова услышала шум реки, по берегам которой росли деревья. Они проехали по другому мосту из грубо вытесанных камней и оказались на окраине деревушки с глиняными домами, крытыми соломой. Тут она увидела холм. Вернее, не холм, а на самом краю хребта большой раскоп среди скал и земли. Увиденное показалось ей похожим на замок с бастионами и земляными башнями. Под пристальными взглядами нескольких женщин и детей они проехали по узкой деревенской улице и приблизились к кургану.
— Добро пожаловать в Трою, — сказал ей муж. — Город, который всегда был и всегда будет.
Троя поднималась перед ними, и вскоре она разглядела работавших там людей; город кишел людьми, словно гнездо или нора. Там кипела жизнь.
— На языке богов он зовется Илионом. Это самое знаменитое место на земле, — сказал Оберманн.
Повозка остановилась, и Леонид помог Софии спуститься, а Оберманн зашагал к раскопу. Сняв шляпу и последив какое-то время за работой, он широко раскинул руки и громко произнес несколько слов по-турецки.
— Он приветствует своих рабочих, — пояснил Леонид. — Ему очень недоставало их.
Софии пока не хотелось приближаться к раскопу.
— Город построен на холме?
— Нет. Это не холм. Не природный объект. Он создан людьми. — Заговорив о Трое, Леонид стал менее отчужденным. Возможно, он заметил волнение Софии. — Все это различные уровни города. В течение тысячелетий каждый новый вариант города строился поверх предыдущего. То, что вы видите, — слои торта, созданного людьми.
— А эти скалы?
— Это не скалы, а камни. Каменные стены. Каменные дороги. Здешняя почва — рассыпавшиеся глиняные кирпичи, из которых были построены дома. Профессор полагает, что это первый и самый старый город в мире. Профессор называет его Троей, но здешним жителям он известен как Гиссарлык. Так на их языке называется крепостной холм.
— Будь это дикий зверь, он внушал бы жалость.
— Да, жалость и ужас. Трепет. Когда я смотрю на него, хочется склонить голову.
София присмотрелась внимательней. Несколько крутых склонов, похожих на уступы, но центральная часть плоская с многочисленными остатками каменных стен. Она видела рабочих, кативших тачки по проложенным тропинкам, и женщин, несших на головах корзины. У других рабочих были кирки и лопаты. Они взбирались на отвалы раскопа. Посреди этой сонной равнины кипела работа.
Она подошла к мужу, который стоял в тени одинокого фигового дерева, промокая лоб носовым платком.
— Я открыл новый мир. София! Идем со мной. Твой дом здесь.
Он взял ее за руку и повел по траве и земляным отвалам к Гиссарлыку. На северной стороне она увидела пологий склон с узкой тропинкой между двумя глубокими траншеями; кругом рвы, впадины и холмики.
Он заметил ее взгляд.
— Да, похоже на батальную сцену, — заметил он. — Мы воины, сражающиеся у ворот.
— Кто все эти люди, Генрих?
— В основном турки. Немного греков и азиатских евреев. Я ругаю их на их родных языках. Турки работают лучше греков. Прости, София, но они честнее. К тому же работают по воскресеньям, а греки никогда.
— Это святой день, Генрих.
— В Трое каждый день святой. Это священное место. — Он помолчал. Нагнулся и подобрал черепок, счистил с него землю большим пальцем, внимательно рассмотрел и снова бросил на землю.
— Римская керамика. Ничего особенного. Здесь все завалено битой керамикой.
— Разве римская не очень — древняя?
Если бы мы искали эллинистический Иллиум, она могла бы пригодиться. Но мы ищем не его. Посмотри сюда. — Оберманн показал на недавно начатый раскоп. — Видишь, как глубоко он уходит? Он напоминает воронку. На дне этой воронки должна быть самая древняя Троя. Первый город. — Почему-то ей представилась не воронка, а водоворот, и в центре этого вихря — древний город.
— На какой глубине, Генрих? — Она всматривалась в темноту.
— Тридцать или сорок футов. Трудно сказать. Археологии нельзя выучиться в университетах. Ее нельзя препарировать. Я обнаружил здесь пять уровней римского пребывания, а потом, под ними, каменный век! Сначала это сбило меня с толку. Каким образом каменный век мог попасть во времена империи? Затем возникла теория. Мой уважаемый коллега, профессор Лино, сказал, что место, на котором мы сейчас ведем раскопки, не использовалось тысячелетиями, а потом на нем стали строить римляне. Все разъяснилось! Ты скоро познакомишься с Лино. Я нашел его в Сорбонне.
