Николя Фарг - Я была рядом
В общем, ты понял, что значили для меня слова «Я приезжаю в Италию» и все ощущения, с ними связанные, потому что Италия — это тебе не баран чихнул, так ведь? Да и вообще, чего стоит один только факт путешествия в другие края! Когда ты путешествуешь, то на каждом шагу удивляешься совершенно незначительным вещам, и так называемые обыденности, так называемые безликости оживают в твоих глазах, превращаются в непрерывное кино. Цвет взлетной полосы в аэропорту, солнце, вкус воздуха, первые встречные итальянцы, итальянцы в Италии, названия итальянских предприятий на уличных вывесках, итальянские национальные марки, машины, автоматы, всякие штуки, свидетельствующие об экономической и творческой самостоятельности страны, электрички, курсирующие из аэропорта в аэропорт, аэродинамические очки водителя, преспокойно болтающего с коллегой. То, как шофер держит руль, как поглядывает в смотровое зеркало, как нажимает на кнопки приборной панели, как вальяжно и расслабленно устраивается на своем месте — все отличает его от французского аналога. И в неспешных, но точных движениях шофера, в его идеальных очках, в его ритмичной спокойной работе — словом, именно в банальном облике обычного итальянского шофера ты улавливаешь те самые культурные особенности, в поисках которых туристы обшаривают музеи и прутся черт знает куда, в какую-нибудь сицилийскую деревеньку. Тут-то и начинаешь понимать: итальянцы не такие зажатые, как мы, они более непосредственные, более здравомыслящие, более основательные, они в большей степени осознают свою принадлежность к римской культуре. Их называют выпендрежниками, но на самом деле они просто получают от жизни удовольствие, не заботясь, как мы, о том, что подумают окружающие, какое поведение назовут «чересчур», «через край», — короче, они не притворяются, не сидят на двух стульях одновременно. И вот ты начинаешь думать — я, по крайней мере, начал думать, — что, несмотря на наше желание выставить итальянцев в карикатурном виде: выпендреж, чача, мафия, Берлускони, отвратительная инфраструктура, дебильное телевидение, Эрос Рамазотти, расистские выпады на футбольном поле, — так вот, несмотря на все это, я утверждаю, что у них более сильный характер, чем у нас, они обладают более яркой индивидуальностью, в них больше шарма и они комфортнее чувствуют себя в своей шкуре, чем мы в своей. Ты только представь, какое влияние оказала итальянская культура на мировую и какое французская. Я даже не имею в виду Кватроченто, или Данте, или оперу. Тут они, конечно, обогнали нас лет этак на сто пятьдесят по всем параметрам. Ведь если честно, за исключением импрессионистов и наших философов, мы всегда были надутыми мегаломанами, тщательно копирующими итальянское искусство, правда? Опять же я не имею в виду римлян. Римляне оказали влияние на культуру всего мира — эта римская наследственность всегда и везде будет чувствоваться, согласен? Я говорю о повседневной бытовой культуре народа: паста, «Веспа»[2], пицца, эспрессо — ты знаешь хоть один уголок в мире, где этого нет, а? Еще я думаю о влиянии итальянского эмигрантского населения на США, на их кино, на актерский состав и все такое. В общем, итальянцы сыграли важную роль в американской истории и культуре. А американцы, как известно, заимствуют только универсальные штуки, приветствуют только новые идеи — всякий отстой посылают подальше. А что у нас, кроме Галереи Лафайет… Вюитона, Диора, Сен-Лорана, Бокюза и бутылок шато-марго… Но прости меня, это не массовая культура, это не считается. У нас повсюду были колонии, это правда, но что от них осталось в массовом сознании, что у нас сейчас общего? Я не хочу осуждать Францию, боже упаси! Я обожаю свою страну и счастлив быть французом — просто я критически настроен, вот и все. И мне кажется, пора уже перестать вешать друг другу лапшу на уши, рассказывая на всех перекрестках о международном значении Франции. И даже о нашей непревзойденной кухне. Извини, кажется, я начал грузить, но ты не замечал случайно, что в Италии плохие ресторанчики встречаются не просто редко, а, я бы даже сказал, редкиссимо?
По-моему, соотношение плохих и хороших ресторанов в Италии прямо противоположно тому же соотношению во Франции. В Италии тебя не только всегда хорошо обслужат — лучше, чем во Франции, — ты можешь быть почти уверен, что везде вкусно поешь. В первой попавшейся траттории будет вкусно абсолютно все: паста, выпечка, кофе, жареные отбивные, морепродукты. Не то что во Франции, где все подобные забегаловки — полнейшее надувательство, согласись. Отвратительный хлеб, салатики в пластиковых упаковках, прозрачный как вода соус, бифштекс из плохого мяса с жареной картошкой, кувшин стерилизованной жавелем воды, ледяные десерты со вкусом морозилки, дерьмовый кофеек и в придачу официант, который упорно не подходит, словно не работать пришел, а потусоваться. Ну что, неправда?
В общем, все это я к тому, что в том ресторане мне было не так уж плохо. Вечер был теплый, целый день светило солнце, а пока я ехал на такси из аэропорта, успел даже отдохнуть. Кайф, короче говоря. Дом отца меня приятно удивил. Понимаешь, я ожидал увидеть ну нормальный дом, ну на нормальной улице, с нормальным видом. Обычный небольшой дом в тени деревьев, табачный киоск внизу, красные огоньки припаркованных вдоль тротуара машин каких-нибудь соседей. Так вот — ничего подобного. Домишко оказался как в фильме «Комната с видом», ты смотрел? Ты в двух минутах от центра города, но одновременно в деревне, на природе; таксист высаживает тебя возле железной ограды, ты звонишь в звонок, прямо как в старинных замках, ворота открываются, а дальше ты идешь по дороге, по обе стороны от которой — виноградники, кипарисы, фруктовые сады, до самого дома в стиле семнадцатого века, с толстыми стенами и настоящей террасой, откуда виден весь Романце: красные черепичные крыши, рыжие фасады, купола соборов, палаццо, Главный музей, а справа вдалеке — вершины гор, залитые средиземноморским солнцем позднего лета, и ни облачка на небе. Невероятно, до сих пор не могу опомниться, удивительно, идеально! Мне нравилось ездить с отцом за продуктами в центр города на мотоциклах: prosciutto[3], фрукты, маленькие лавочки, расположенные прямо под сводами старого монастыря, булочная с позолоченным декором, ароматы, красивая упаковка, искусство жизни, ciao ciao[4] торговцев, гораздо более добродушных, чем у нас. В общем, все как-то очень неплохо начиналось. Я чувствовал это интуитивно. Я сидел в тот вечер в итальянском ресторане со своей спутницей-болью и чувствовал умиротворение, слушая говор окружающих людей, наблюдая за ними, за их лицами, — они гораздо больше внимания уделяют внешнему виду, обуви, разным там маркам, это просто невозможно не заметить, правда? Было тепло и уютно. Я долго рассматривал скатерть, тарелки, как-то по-особенному сложенные салфетки, любовался хрустящими хлебцами в бумажном саше, разглядывал этикетки на бутылках газированной минеральной воды, мясо с кровью, которое официанты подавали посетителям на деревянных дощечках. Мне казалось, что я совершенно растворился в этой живой атмосфере веселья, довольства, оптимизма, — я чувствовал себя как дома или, по крайней мере, как в гостях. Короче говоря, мне было хорошо, хоть я и не отдавал себе в этом отчета.
Итак, возвращаюсь к тому, с чего начал, — ты не стесняйся, говори, если меня слишком уведет в сторону, — в конце ужина официант кладет мне на столик визитку ресторана с номером телефона некой девушки по имени Алиса. Он совершенно не в состоянии ее четко описать, и я даже не пытаюсь предположить, кто бы это мог быть. Я помню, что позади меня был стол, где сидела целая компания, но я решительно не помню, чтобы там была девушка. Я шутливо спрашиваю, красива ли она, он опять не знает, что ответить, ходит вокруг да около. Он сам настолько взволнован из-за всей этой истории — это видно по не исчезающей с его лица улыбке, — что просто не в состоянии говорить ни о чем конкретно. Странно, но я что-то почувствовал. Я, конечно, не могу сказать, что девушки каждый день выстраиваются в очередь, дабы положить мне на стол свой номер телефона. Но я знаю, что нравлюсь девушкам и что, в общем, подобная ситуация с телефоном вполне возможна. И даже подсознательно я, наверное, жду чего-то такого, мне хочется откровенного признания, хочется иметь доказательство того, что я нравлюсь. В общем, в этой истории с номером телефона не было для меня ничего особенного. Только не считай меня зазнайкой, я просто пытаюсь все объяснить честно, без лицемерия, понимаешь? Ну, разумеется, я был польщен: подобные вещи всегда льстят. Но даже если я считаю себя достойным такой выходки со стороны незнакомки, это не значит, что я вообще нахожу такое поведение нормальным. Однако я хоть и был немного шокирован, но все же не так, как официант, отец, мачеха и младший брат. Клянусь тебе, они просто охренели! Они вылупились на меня, и в их взорах я читал: «Однако ж с тобой не соскучишься! Мы и не подозревали, что такое случается в реальной жизни». Кстати, именно в тот момент, когда официант принес визитку, разговор у нас зашел о судьбе и роли случая. Кажется, и даже наверняка, я говорил какую-нибудь банальность вроде: «Ничто не происходит просто так. Во всем есть какой-то смысл», да, клянусь тебе, именно так я и говорил, отец мне недавно об этом напомнил, я-то начисто все забыл. С ума сойти, правда? Короче, я все это говорил к тому, что каждый из нас живет в своей скорлупе. Я знаю, что нравлюсь девушкам, не прикладывая к этому особых усилий, но забываю, что другие видят в этом что-то особенное. Все смотрели на меня как на полубога, как на пришельца. А я был польщен, но спокоен, я не праздновал никакого триумфа, я просто был счастлив в очередной раз убедиться в том, что могу понравиться, не пошевелив для этого пальцем. Все. Больше я ничего себе не воображал. Поэтому я так им и ответил. Надо же было хоть что-то ответить. Вот я и сказал: «Это мило, очень даже забавно. Не представляю, какой ответ она рассчитывает получить. Бравая девчонка». На самом деле я и правда подумал, что надо обладать недюжинной смелостью, чтобы решиться на подобное. А поскольку я пребывал тогда в идеалистическом бреду, то немедленно приписал все духу Италии. Дескать, такое возможно только здесь. Я убедил себя, что это типично итальянское поведение — взять и одним махом влюбиться в парня, а потом оставить ему телефон. И это поведение показалось мне адски крутым. Я ни на секунду не подумал: «Ого, должно быть, настоящая шлюха!» — мне в голову такое не пришло. Наоборот, я находил это привлекательным, сексуальным, женственным, итальянским. Однако я был не в настроении, и, даже если живущий в глубине моей души Дон Жуан, закованный в кандалы, завидовал парням, которые просто берут и звонят, а не парятся, я решил, что не стану звонить ей ни за что. Я воспринял эту ситуацию ну как своего рода признание со стороны, оно придавало мне уверенности в непреодолимой силе моего шарма, в моей притягательности, несмотря на наставленные рога. Вот, собственно, и все — точка, баста, всего хорошего и спокойной ночи, спектакль окончен, ты должен вновь погрузиться в свою тоску, в свои семейные проблемы, в бесконечную параноидальную рефлексию, ибо сейчас совсем не время дурить, к тому же у тебя никогда не хватит смелости набрать номер. И потом, номер телефона, оставленный на столе, — это, конечно, охрененно круто, но несерьезно.
