Светлана Нилова - Потери
- Он же к тебе неровно дышит…
- Вот поэтому и не хочу.
- Твои дела, - сказала Марианна равнодушно. Телефон Брайна я тебе оставлю, только он допоздна ошивается в полицейском участке и его трудно застать. А теперь рассказывай! – Марианна устроилась поудобнее, поджав под себя ноги, - Ну, как тебе новая школа?
Я не стала рассказывать Марианне школьные события в подробностях. Честно признаться, мне вообще не хотелось о них вспоминать. В новой школе я уже несколько раз сидела в дисциплинарной комнате, а ведь раньше я даже не задумывалась: есть ли такое наказание в школе Астории. В «нарушиловку» - так её здесь звали – отправляли за всё: начиная от яркого макияжа и до алкогольного опьянения. Я попадалась за споры с учителями, за опоздания на уроки, за то, что дала сдачи одному задире, за не вовремя возвращенные книги… Обучение в новой школе казалось хождением по минному полю: неловкий шаг – и в «нарушиловку».
Виктории не нравились мои табели. Она поджимала губы, а потом болтала обо мне по телефону со своими многочисленными подругами:
- Она совсем не старается! И по дому ведь ничего не делает!
Это была неправда. Я делала ровно то, что было написано в списке, но в отличие от Стейси не выбегала навстречу Вики, радуясь и ласкаясь, как щенок. Я никогда не помогала своей мачехе ни на кухне, ни с покупками. Все домашние дела я предпочитала делать одна, без компаньонов и надзора.
- Как можно жить такой праздной жизнью? Это всё потому, что она не ходит молиться вместе с нами. Да, она ездила пару раз куда-то на велосипеде, но откуда я знаю, что именно в свою церковь? Она могла в это время заниматься чем угодно!
Мне было совершенно гнусно от этих разговоров, которые я слышала в силу пронзительности голоса Вики и тонких стен дома Харди. По воскресеньям я действительно ездила на велосипеде к исповеди и к мессе. В тот храм, что был так близок к нашему прежнему дому и так далек теперь.
- Из школы мне донесли, что её видели в компании наркоманов! Представляешь? Неизвестно, чем она с ними занималась! А ведь я читала в её медицинской карте: она ещё девственница. Была, по крайней мере. Что? Ты права. Надо будет сводить её к гинекологу.
Я сидела в своей комнате, бессильно скрипя зубами от гнева, и думала, что если меня действительно поведут к женскому врачу, я просто ласточкой выпрыгну из окна клиники. Там высоко. И не будет больше в моей жизни ни унижений, ни сплетен.
5. Отрыв
После того, что наговорила Вики обо мне окружающим, глупо было утверждать «нет, я не такая». Да и чем докажешь свою невиновность? И я решила попробовать все те вещи, в которых меня обвиняла Вики. Ну, кроме наркотиков. С наркотиками нашу семью связывала давняя неприязнь. Я хорошо помню слова папы: «Я никогда не имел дела с наркотой» и то, как нас преследовал наркокартель. Я навсегда запомнила, что наркотики – самое отвратительное на свете.
Ну, и секса – он просто пугал меня. Я не представляла, что кто-то чужой будет прикасаться ко мне. Да я просто умру на месте!
Что касалось табака и алкоголя, то тут я решила вовсю предаться пороку. Всё должно было происходить у Марианны. Вики была против наших встреч, но я, пренебрегая запретами, после школы приезжала к своей подруге.
Мои родители никогда не курили, поэтому я решила начать с алкоголя, оставив табак напоследок, как более отвратительный порок.
Марианна выставила передо мной несколько бутылок. Здесь были виски, ром, коньяк, текила и ликер. Сама она, вооружившись блокнотом и хронометром, расположилась в кресле. Она решила совместить мой первый опыт со своей исследовательской деятельностью в области психологии.
- Ну, с чего начнешь? – подбодрила она меня.
Я с сомнением посмотрела на бутылки. Почти все они, за исключением ликера, были полны. Я вспомнила мой любимый роман Ремарка и то, сколько утешения он мне принес и решилась.
- Пусть это будет ром.
- Я так и думала, - воскликнула Марианна и черканула что-то в блокноте. – Кровь пиратов бурлит в тебе?
- Не поэтому, - вздохнула я, но объяснять ничего не стала, просто спросила:
- Как это делается?
Мне казалось, что ром должен быть тягуч, как мед, прозрачен и искрист. На самом деле он был совершенно жидкий и темный, остро пахнущий алкоголем. Я долго рассматривала его, потом вздохнула и глотнула.
Горло обожгло огнем, на глазах выступили слезы, словно я откусила перец чили.
- Ого! – тихо констатировала Марианна. – Сто грамм за один раз.
Я с трудом отдышалась:
- Что дальше?
- Дальше должно наступить опьянение, ты почувствуешь легкость и веселость.
Я сидела на стуле перед журнальным столиком, на котором стояли бутылки, и силилась почувствовать опьянение. Сказочного чувства легкости не наступало. Я выпила ещё и вспомнила, что темный ром обязательно закусывают кусочками апельсинов, посыпанными корицей.
- У тебя есть корица? – спросила я Марианну
- Нет, - ответила она, методично записывая что-то в свой блокнот.
- Тогда и апельсинов не надо, - возразила я сама себе.
Подождав ещё немного, я выпила третий стаканчик. Ром уже не обжигал, а лишь согревал меня, живительным огнем пробегая по горлу и падая в пустой желудок. От этого в животе делалось горячо и тяжело, обещанное Марианной чувство легкости и веселости так и не наступило. Только заболела голова
Ром больше не лез в меня, а другого алкоголя я не хотела.
Я вспомнила слова старинной морской баллады и то, как её пел папа:
«когда бродяга ветер
мой разметает прах –
не пить мне больше рома
в Ямайских кабаках...»
и заплакала пьяными слезами.
На следующее утро мне было очень и очень скверно и это никак не относилось к моему физическому самочувствию. Меня мучила совесть. Я думала о маме и папе, мне казалось, что такой выходкой я предала их. Ни алкоголь, ни табак не принесли мне забвения или хотя бы временного облегчения, только чувство досады и стыда.
Вики хотела, чтобы я пошла вместе с ними в молельный дом и «приняла Иисуса». Я сказала, что их молельный дом – Содом и Гоморра, что я католичка и пойду к мессе. Вики задохнулась от негодования, а я за это время вывела велосипед из гаража и поехала прочь от дома. На самом деле мне совсем не хотелось ехать к мессе. На велосипеде это было слишком далеко, к тому же идти на исповедь после попойки было так стыдно! Я подумала, что можно отсидеться у Марианны, но вдруг вспомнила, что они по воскресеньям ездят в Портленд.
Я уже ехала по направлению к Астории, но на половине пути свернула в Джефферсон Гарден. У дома Харперов я остановилась. Не знаю, что привело меня к нему. Для самой себя у меня было смутное оправдание: я так и не дозвонилась до Брауна и могла бы попросить Джо…
Дом был по-прежнему темный и мрачный, несмотря на солнечный день. Меня посетило дежавю и я вдруг вспомнила: ровно год назад я приезжала сюда, видела Нуа и Аннабель. В тот день ещё выпал снег. А Джо колол дрова…
При мысли о нем у меня заколотилось сердце, но я решила списать это на последствия вчерашнего опыта с ромом. Помнится, мы тогда проговорили с Джо до самого вечера и папа с мамой очень беспокоились, что я не вернулась из школы вовремя. Но когда я пришла, меня совсем не ругали. Родители так радовались, что со мной ничего не случилось, а мне тогда было очень и очень стыдно.
Я постояла ещё, предаваясь светлым воспоминаниям о своей семье, и уже хотела ехать, как вдруг меня окликнули.
- Привет, София! – это был Джо. Я каждый раз поражалась, как незаметно он мог появляться. Наверное, это свойство у него от предков – индейских следопытов.
- Привет, - смутилась я. – Мы теперь учимся в разных школах….
- …. и не встречаемся, - продолжил за меня Джо.
- Я не это хотела сказать, - окончательно смутилась я.
- А я – именно это. Я очень скучал по тебе. Я так рад увидеть тебя снова.
- А я хотела сказать тебе спасибо, за то, что приезжал ко мне в приют. Ты меня очень поддержал тогда…
Джо опустил голову, смущенная, но самодовольная улыбка играла на его губах.
- И не только… - продолжил он.
-Что ты имеешь в виду?
- Ну, что это я нашел тебе опекунов именно здесь, рядом с Асторией.
- Так это сделал ты? Как?
- Я написал несколько статей в местные газеты и обклеил листовками половину Астории, - Джо весь прямо излучал самодовольство.
Во мне вспыхнул гнев. Так вот из-за кого я прозябаю в этом Уоррентоне!
- Да если бы не эти дурацкие Харди, я бы жила сейчас на Аляске или в Южной Африке.
- Ага! Или в фостерной семье где-нибудь на другом конце штата. И мы никогда бы больше не увиделись!
- Да не хочу я с тобой видеться! – заорала я. – На опекунство подавали люди, которым я хоть чуть-чуть дорога и которые мне не безразличны! А что теперь? Я живу в семействе чокнутых еретиков в крошечном городке с видом на кладбище! И меня здесь никто не любит! Понимаешь? Никто!
