Уильям Тревор - История Люси Голт
Когда она заходила в воду, пляж был совершенно пуст, из конца в конец. С моря было не очень хорошо видно, но по дороге назад она уже знала, что движущееся пятно на песке – это псина О'Рейли, которая гоняется по пляжу за собственной тенью. Пес часто так развлекался; пока она смотрела в его сторону, он на секунду остановился, проверил, где она там в воде, а потом снова рванул с места.
Она перевернулась на спину. Если она решит сбежать от них, то можно будет воспользоваться короткой дорогой, о которой ей говорил Падди Линдон. «Иди по крутой стороне лощины в ту сторону, где лес выше, – повторял он, и не один раз. – Надо только идти все время в одну сторону, и рано или поздно выйдешь на дорогу».
Она снова поплыла к берегу, а когда вода стала мелкой, встала на ноги и пошла через прибой. Пес что-то вынюхивал на галечнике, и она поняла, что он уже наверняка стянул что-нибудь из одежды и даже успел припрятать украденную вещь, закопав ее в гальке или под кучей водорослей. Начав одеваться, она обнаружила, что нет нижней рубашки; она обыскала галечник и рваную линию выброшенных на берег водорослей, но так и не смогла ее найти.
Безымянного пса ругали всю обратную дорогу, и он плелся нога за ногу, льстиво заглядывая Люси в глаза, жалкий и беспомощный, пока наконец она не решила, что с него хватит. После чего лохматой нечесаной собачьей голове было дозволено припасть к коленям Люси, чтобы получить свою долю ласки.
– А теперь домой, – приказала она и снова пришла в ярость, потому что никто и не думал ее слушаться; она проводила хулигана взглядом и решила, что она ему это еще припомнит.
У себя в комнате она возместила недостающую рубашку, забравшись в уже уложенные в сундук вещи. Он другой дорогой никогда и не ходит, говорил когда-то Падди Линдон, если направляется, скажем, на крестный ход в Дунгарван или там на воскресный херлинг[6]. Если день выдастся удачный, по дороге его нагонит чья-нибудь телега и можно будет напроситься в попутчики.
* * *– А этот специально для тебя, – сказал папа.
Он за ним одним еще раз ездил к Домвиллу. Он был синий, не как другие чемоданы, и маленький, потому что она и сама была еще маленькая. Настоящая кожа, хоть и синяя, сказал папа, и показал, как вставляются ключи в навесной замочек.
– Теперь самое главное, чтобы мы не посеяли ключи, – сказал он. – Может, я оставлю один у себя?
Улыбаться она не могла, а плакать не хотелось. И все ее вещи, все ее ценности как раз сюда поместятся, и кремешки, и палка-кинжал.
– А потом как-нибудь мы напишем на крышке Л.Г.
– Спасибо, папа, – сказала она.
– А теперь иди и уложи в него свои вещи.
Но у нее в спальне чемодан так и остался стоять пустым на стуле у окна, с запертой крышкой, и ключик, который так легко входил в замок, болтался привязанным к ручке.
* * *– Понятное дело, – сказала Бриджит, когда ей объяснили, что может пройти какое-то время, прежде чем пришлют по крайней мере за некоторыми из оставленных в доме вещей. Были оставлены инструкции: чтобы они с Хенри хотя бы время от времени проходились по комнатам, потому что в пустых домах вещи иногда портятся сами собой. Люси все это слышала.
В прихожей уже приготовили простыни, чтобы затянуть ими мебель. На лестничной площадке первого этажа лежала стопка вещей для благотворительной распродажи: одежда, которую решили не брать с собой. Там были и вещи Люси, как будто кто-то мог знать, что они уже наверняка ей не пригодятся.
– Ну, не надо, хорошая моя, не надо.
Мама стояла в дверях ее спальни, но Люси не подняла головы, а так и лежала, уткнувшись лицом в подушку. Потом мама подошла и обняла ее. Она утерла ей слезы, и от платка шел знакомый запах, всегда один и тот же. Все будет хорошо, сказала мама. Она обещает, что все будет хорошо.
– Мы должны попрощаться с мистером Эйлвордом, – сказал ей папа чуть позже, отыскав ее в яблоневом саду.
Она покачала головой, но потом он взял ее за руку, и они пошли через поля и вдоль по пляжу в Килоран. Пес О'Рейли стоял и смотрел на них с вершины обрыва, но ближе подходить не стал, потому что рядом с ней был папа.
– А может быть, я останусь с Хенри и Бриджит? – спросила она.
– Ну уж нет, – сказал папа.
Рыбаки раскладывали сети. Они поздоровались с ними, и папа тоже махнул в ответ рукой. Он что-то такое заметил насчет погоды, и один из них сказал в ответ, что погода вообще эти дни стоит замечательная. Люси поискала глазами того рыбака, который говорил на пальцах, но его поблизости не оказалось.
Она спросила папу, и тот ответил, что лодка того рыбака, должно быть, еще не вернулась на берег.
– Если я останусь с Хенри и Бриджит, со мной все будет в порядке, – сказала она.
– Нет, хорошая моя, нет.
Она опять взяла его за руку и отвернулась, чтобы он не понял, что она старается сдержать слезы. Когда они дошли до школы, он поднял ее так, чтобы она могла заглянуть в окошко. В классной комнате все было чистенько и аккуратно, потому что каникулы, и все осталось так, как велел мистер Эйлворд, – четыре пустых стола, скамейки придвинуты к ним вплотную, таблицы развешаны по стенам. Байонеты придумали в Байонне. Сидр – это яблочный сок. Доска была чистой, и тряпка, аккуратно сложенная, приткнулась рядом с коробочкой с мелом. Глянцевые карты – реки и горы, графства Ирландии и Англии – лежали на полке свернутыми в рулоны.
– Нам потребуется какое-то время, – сказал папа дома у мистера Эйлворда, кивнув головой в ее сторону, и она поняла, что под этим «мы» он вовсе не имел в виду всех троих членов своей семьи.
– Ну да, конечно, – сказал мистер Эйлворд. – Само собой.
– По правде говоря, – сказал папа, – на душе у меня кошки скребут.
Но, с другой стороны, что еще ему оставалось делать, спросил он у мистера Эйлворда, когда он увидел эти три тени и знал при этом, что где-то у них припрятаны канистры с бензином и что, кем бы они ни были, один из них отравил его собак? Он был сам не свой, когда нажимал на курок, да еще и в темноте, сказал папа. Неудивительно, что из него так и не вышло хорошего солдата.
– Любой мужчина на вашем месте сделал бы то же самое, – сказал мистер Эйлворд.
Одна их лахарданских овчарок и раньше забредала на отравленную землю, сказал как-то раз Хенри; в тот раз она не сдохла, но тем не менее. Хенри тоже хотел, чтобы все было хорошо, и тоже притворялся, как все.
– А вы, барышня, не забывайте про стихи, – сказал мистер Эйлворд. – У нее здорово получается заучивать стихи наизусть, капитан.
– Она у нас славная девчушка.
Мистер Эйлворд поцеловал ее на прощание. Папа допил то, что было у него в стакане. Они пожали друг другу руки, и мистер Эйлворд сказал, что ничем другим это кончиться не могло. Потом они ушли.
– А зачем они приносили с собой бензин? – спросила Люси.
– Когда-нибудь я и об этом тебе расскажу.
Они прошли мимо рыбаков, которые уже успели разложить сети и теперь чинили их. На том самом месте, где стояли женщины, когда не вернулась «Мери Нелл». Когда она шла в школу, женщины уже были там, и когда она шла обратно, они по-прежнему там стояли, в туго замотанных черных платках, так что лиц было почти не разглядеть. Шторм, который потопил «Мери Нелл», давно уже кончился, и вовсю сияло солнышко. «Ниспошли нам благословение Твое, – молились они вместе с мистером Эйлвордом, – дабы спасены они были и избавлены от смерти в пучине». Но в тот же самый день они услышали, как причитают женщины. Никто из рыбаков не пришел с моря, никто не спасся, потому что балликоттоновскую спасательную шлюпку прибило к берегу пустой. На берег вымыло разбитые доски и драные куски парусины, щепки от мачты и палубы – и ни единого тела. «Море людей не отдает, – сказал Хенри. – И никогда не отдавало». Когда гибнет судно, акулы сплываются со всех сторон, за многие мили вокруг.
Когда они с отцом проходили мимо рыбаков, Люси показалось, что она снова слышит женский плач, скорбные причитания, которые доносятся из-за половины здешних дверей, – безнадежное эхо страшных времен, которое вернулось в другие времена, не менее страшные. Веселье, которое теперь заглядывало порой в Лахардан, было не настоящим и длилось ровно столько, насколько у всех хватало сил притворяться.
– Я не хочу уезжать из Лахардана, – сказала она отцу на пляже.
– Видите ли, леди, нам этого тоже совсем не хочется.
Он наклонился и поднял ее, совсем как в те времена, когда она была маленькой. Он вытянул руки над головой и велел ей поглядеть, не видно ли где в спокойном, тихом море того рыбака, который умеет говорить на пальцах, но она, конечно, никакой рыбацкой лодки не увидела да и не могла увидеть. Он опустил ее обратно на землю и стал писать камешком на песке. Люси Голт, написал он.
– Очень красивое имя.
Они вскарабкались на обрыв в том месте, где подъем был полегче, и вышли на поле, соседнее с реповым полем О'Рейли; в прошлом году здесь рос ячмень. Когда мистер О'Рейли убирал здесь урожай, любой, какой бы ни вырос, он всегда махал Люси рукой.
