Моника Фагерхольм - Американка
Как сказала мама кузин по другому поводу, словно бы в шутку. А некоторые взрослеют и становятся кем-нибудь. Один раз, несколько раз. Некоторые становятся кем-то, и еще кем-то, и еще.
Эдди не стала никем. С этим не поспоришь. Ей так и не выпал шанс.
Тело Эдди в озере Буле. В дождевике, который она никогда не носила (кроме того самого раза).
— Ты спасешь меня?
Да. Но с этим он, увы, не справился.
— Она утонула. Она просто все погружалась и погружалась. Словно ее засасывало. Буль, и она исчезла.
Но до того, как все случилось, — смена декораций. Начинались перемены, а потом очень быстро кончились.
Иногда Бенку приходил, а Эдди не было, тогда он ждал ее. Может, она была наверху у баронессы в Стеклянном доме или пошла по делам. Она никогда не рассказывала, чем именно занималась днем, а Бенку не спрашивал. Это было не важно. Важен был сарай, то, что возникало там, когда они были вдвоем.
Как-то вечером он напрасно прождал ее. Много часов. Он успел даже подремать на ее кровати, а когда проснулся, уже почти стемнело, но Эдди все еще не было, такого прежде не случалось. Бенку поплелся восвояси, в сумерках. Он не злился, но все же был раздосадован. Шел назад через Второй мыс, через лесок, забрел на двор кузин и сразу заметил, что здесь что-то стало по-новому, изменилось.
Две оранжевые точки в распахнутой двери сарая, приглушенные голоса. Музыка как аккомпанемент, музыка Бьёрна. Бенку сразу ее узнал, но что-то удерживало его, не позволяло шагнуть вперед или крикнуть в темноту, позвать Бьёрна.
Бенку так и остался стоять на опушке, и он увидел. А когда понял, что увидел, то, конечно, захотел спрятаться.
— Кто там? Бенку! Мы тебя видим. Мы знаем, что ты там! Иди сюда!
И он пошел к ним, они стояли, обнявшись, курили и покачивались под музыку. Эдди попыталась перехватить взгляд Бенку. На ней был красный пуловер, это он запомнил, он бросил на нее быстрый взгляд, но она не показалась ему смущенной или виноватой.
До глубокой ночи Бенку сидел за письменным столом и чертил в свете настольной лампы. Наконец пришел Бьёрн.
— Все еще не спишь? Что делаешь?
— Черчу, — ответил Бенку, не поднимая глаз.
Бьёрн плюхнулся на свою кровать:
— Не пора ли гасить свет?
— Угу.
Бенку встал, бережно свернул карту и сунул рулон под кровать. Потом разделся, натянул пижаму, залез под одеяло и потушил лампу у кровати.
А Бьёрн так и лежал в одежде, в свете ночника, и смотрел в потолок.
— Так гасим мы свет или нет? — спросил Бенгт.
— М-м-м, — промычал Бьёрн в ответ.
И вдруг громко добавил серьезным голосом, но в то же время ласково и шутливо:
— Теперь она там. Шлюшка.
— Что? — Бенгт старался не смотреть в его сторону.
— Ну, женщина, — добавил Бьёрн. — В моей жизни.
— Она не шлюха. — Бенгт даже не успел это выкрикнуть, а сразу набросился на Бьёрна. Они сцепились. Всерьез. Сперва верх брал Бенгт, потому что Бьёрн поначалу не принимал его всерьез, но потом, когда понял, что Бенгт не отстанет, то не на шутку разозлился. В конце концов наверх поднялась мама кузин и разняла их.
На следующий день никто не заговаривал о драке.
После драки их стало трое.
Эдди, Бьёрн И Бенгт.
Так это и продолжалось.
Разговоры с Эдди. Эдди пришла к Бенгту на озеро. Она положила руку ему на плечо. Он почувствовал, как провалился, буквально. В нее, назад в нее. И они пошли к лодочному сараю, вместе.
Разговоры с Эдди. Бенку и Эдди бредут по камням на Втором мысе, дует сильный ветер. Море серое и пенное, холодно, и Эдди дрожит в блузке с короткими рукавами. Пуловер она где-то оставила. Бенку шагает за ней, засунув руки в карманы джинсов, а она рассказывает. Губы шевелятся, но как он ни напрягает слух, не может разобрать ни слова.
При таком сильном ветре ничего не расслышишь. Эдди говорит быстро и взволнованно. Она вплетает в свои фразы иностранные слова, слова, которые, может, он когда-то и знал, но при других обстоятельствах.
Ему хочется крикнуть СТОЙ, ОСТАНОВИСЬ!
ПРЕКРАТИ СЕЙЧАС ЖЕ!
«Иногда мне кажется… что это всерьез… Не знаю, могу ли я».
А потом ее голос вновь стихает, тонет в волнах, пене, воде, ветре, который обдает их брызгами и плещет и плещет на них.
— Нельзя подслушивать, — говорит мама кузин Дорис Флинкенберг, которая еще не поселилась полноправно в доме кузин. Она всего лишь дитя болот.
Это Дорис отыскала сарай, где были Эдди и Бьёрн. Это Дорис сидела на корточках в темноте и подслушивала, оставаясь незамеченной.
— Но я ЗНАЮ, что они меня не заметили! — настаивала Дорис Флинкенберг.
— Все равно НЕЛЬЗЯ подслушивать, — строго сказала мама кузин и втянула Дорис на кухню. — Иди, подумаем о чем-нибудь другом, — произнесла она уже более приветливо. — Входи, закроем дверь и займемся чем-нибудь повеселее. Только мы вдвоем. Может, порешаем кроссворд? Или включим радио и послушаем музыку?
И Дорис сразу же начинает думать о другом.
— Да, — произносит она благоговейно. — Да. Вместе. Сначала сделаем это все по разику, потом еще разок. И еще.
Дорис так обрадовалась, что сердце мамы кузин сжалось. Ведь Дорис столько настрадалась.
— Дорис, тебе пора. Надо идти домой. Пора возвращаться домой. Я тебя провожу.
— Не хочу! — Маленькая Дорис расплакалась.
— Это не поможет, — сказала мама кузин и почти насильно обняла Дорис Флинкенберг. — МЫ ДОЛЖНЫ. — Она наполовину несла, наполовину волочила бившуюся в истерике девочку по проселочной дороге, им надо было пройти много километров — прочь от благородства и хороших манер, чтобы добраться до лачуги на болоте, где жила Дорис и ее мама и папа.
— Сердце сжимается, — обычно вздыхала мама кузин, когда Дорис не было рядом. — Так это ужасно.
Разговоры с Эдди. Они шли домой в тишине. Через рощу к ее домику на берегу. На подходе к дому она взяла его за руку. Ее рука была теплой, почти горячей, и влажной от пота. Бенку украдкой поглядывал на нее. Она казалась бледной.
А потом очень быстро наступил конец. В то утро, когда все случилось, или, точнее, когда все закончилось. Именно тогда для Бенгта все распалось — причины и следствия, и это продолжалось много недель.
Было раннее утро. Бенку совсем не спал. Он шел по большой дороге, которая вела к проселочной или вниз ко Второму мысу, в зависимости от того, куда вы направлялись. Бенку направлялся на Второй мыс, но с таким же успехом он мог идти и в другую сторону — к центру Поселка и автобусной остановке.
Вдруг раннее утро прорезал звук автомобильного мотора, это был «ягуар», старинный, очень красивый, совершенно белый. Автомобиль промчался мимо, все случилось в мгновение ока, Бенку так удивился, что даже отступил в кювет.
Она сидела на заднем сиденье, прислонившись лицом к стеклу. Он увидел ее, она увидела его, пусть мельком, но все же. На миг. И — свиш! — они пролетели мимо. Свиш! — автомобиль умчался, а он остался стоять один на дороге. Один в Поселке, один в кювете. Бенку поднял руку — может, хотел махнуть ей вслед?
Но в одном он был уверен, он хорошо это запомнил. Она странно выглядела. Совсем не была на себя похожа. Бенгт не мог объяснить, что с ней было не так. Но выражение ее лица, такого у нее прежде никогда не было. Вне себя от страха.
Тогда он видел ее в последний раз.
И больше ее никогда не видел. Никогда.
Ну же, иди. Иди. Иди. Иди. Бенку перешел дальний луг и направился к сараю на другой стороне. Сколько времени на самом деле занял у него этот путь, от обочины дороги до сарая, трудно сказать.
Сначала он шел медленно, потом побежал. Все быстрее и быстрее. По полям, пока не добежал до места. Он вошел в сарай. И сразу увидел то, что было внутри. Там был Бьёрн.
И Бенку онемел.
Теперь он остался один.
«Никто в мире не знает моей розы, кроме меня».
— Теперь я твоя роза?
Поселок ненавидел сам себя. Он перестал ходить на Второй мыс. Но все чаще появлялся на опушках леса, бродил там, в стороне от всех.
Так он нашел тот дом в самой болотистой части леса. Обнаружил его, такой невероятный: альпийская вилла на топкой земле у болота. У безымянного озерка.
Весь дом был одна сплошная лестница. Сотня ступенек вела к главному входу.
Лестница-в-никуда.
На другой стороне дома, той, что обращена к болоту, было большое — почти во всю стену — окно. Он заглянул внутрь и различил большое квадратное отверстие в полу посредине.
Бассейн?
Ангел будущего в болоте. Такова была реальность.
Много дней спустя он все же пошел в последний раз к домику на берегу на Втором мысе. Ключ был в замке. Внутри было пусто, и как-то по-новому. И он не удивился. Он этого и ждал. Было так пусто, словно никто сюда никогда и не приходил.
