Ричард Мейсон - Тонущие
— Да, — подтвердила она после паузы, и глаза ее блестели, — как это глупо с моей стороны. Ты знаешь, какой забывчивой я порой бываю.
Стэнхоуп пожал плечами:
— И не только я это знаю…
— Будь так мил, принеси мне немного шампанского. И пожалуйста, без бренди.
Стэнхоуп кивнул и послушно исчез. Мы вместе пронаблюдали, как его светловолосая голова, покачиваясь, проплывает над толпой: он был на добрых полфута выше всех остальных.
— Итак, мистер Фаррел. Вот мы и встретились снова.
Я кивнул:
— Спасибо, что проявили ко мне снисходительность.
— Не за что. По правде сказать, я весьма польщена. И рада, что вы нынче выказываете больше храбрости, чем в тот раз, когда мы впервые встретились.
— Лгать — это такая уж храбрость?
— Лгать Чарли Стэнхоупу обо мне — да. Браво.
Мы улыбнулись друг другу.
— Как ваши дела?
— О, примерно так же, как во время нашей первой встречи.
— То есть проблема осталась.
— Вы сегодня прямодушны и решительны, да?
Прежде чем я успел ответить, вернулся Стэнхоуп с бокалом шампанского для Эллы. Сияя, он окинул взглядом комнату; кто-то запел «С днем рожденья тебя». Все подхватили мотив, и голоса слились в восторженный хор. Неожиданно свет погас, и в комнату на тележке вкатили большой белый праздничный торт с двадцать одной свечой.
Камилла стояла посреди гостиной-и подобающим образом краснела.
— Правда она изумительна? — шепнула Элла мне на ухо.
3
Возникла суматоха вокруг раздачи торта, а когда она утихла, Эллы уже не было. Я разглядел вдалеке Стэнхоупа: он энергично отвоевывал себе кусок этого воздушного лакомства с кремом. Я вдруг снова оказался вовлеченным в разговор с девушкой, владевшей виллой в Биаррице: подозреваю, она флиртовала со мной в надежде на то, что я сыграю что-нибудь по ее просьбе. А я получал садистское удовольствие, не исполняя ее желания.
В конце концов и я завладел куском праздничного торта и, столкнувшись с Камиллой, попытался объяснить ей, какая замечательная получилась вечеринка, но тут снова увидел Эллу: она стояла одна, глядя поверх человеческого моря. На кого она смотрела? Кого искала? Возможно, меня? Надежда была слабая, но ее оказалось достаточно.
Я улизнул и пробрался в проходную комнатку, где заприметил ее. Комнатка была заставлена книгами, которых никто никогда не читал. В соседней комнате заиграла музыка. Мы с Эллой стояли рядом, наблюдая, как гости перемещаются поближе к оркестру.
— Дорого бы я дала, чтобы узнать, что происходит в мозгах у всех этих людей, — сказала вдруг Элла, не глядя на меня, продолжая рассматривать гостиную, похожую на свежевскопанную лужайку: черные смокинги смиряли и подавляли пестроту дамских нарядов. — Если, конечно, у них вообще есть мозги. А поведение этих джентльменов заставляет в данном предположении усомниться.
Я был поражен тем, насколько точно слова Эллы отражали мои собственные мысли. Они также подтвердили подозрение, беспокоившее меня на протяжении всего вечера, да и раньше приходившее мне в голову: я не одинок в своем осуждении громоздких церемоний и показухи нашего общества, однако и сам могу стать объектом той критики, которую втайне высказывал в адрес других. От мысли этой мне стало не по себе.
— У всех есть мозг, — возразил я. — Вопрос лишь в том, пользуются они им или нет.
— Полагаю, я должна как-то пояснить столь наглое заявление, — тихо произнесла она.
— Если только вам самой это важно. — Поняв, что на меня ее суждение, по-видимому, не распространяется, я испытал облегчение и стал великодушен.
— О, я и сама рада все объяснить. Видит бог, я много в этом практиковалась. Понимаете ли, мистер Фаррел, моя проблема не в отсутствии мозга, хотя иногда мне хочется, чтоб так оно и было. Моя проблема… — Она сделала паузу.
Я ждал.
— Моя проблема…
— Да?
Элла колебалась, кажется, раздумывала, стоит ли идти на откровенность.
— Моя проблема заключается в том, что я слишком много болтаю, — вымолвила она наконец. — Мне не следовало бы все это вам говорить. Мы с вами едва знакомы. Пойду-ка я лучше поищу Чарли. — Она нагнулась за сумочкой.
— Нет, не надо, — попросил я тихо; искренность моего порыва заставила ее остановиться. — Не уходите. Расскажите мне.
— Вряд ли вам могут быть всерьез интересны путаные мысли девушки, которую вы едва знаете.
— Но они мне интересны. Расскажите!
Между нами повисла тишина.
— Ну хорошо, — решилась Элла, разглядывая из комнатки потоки гостей, суетившихся внизу, — моя проблема состоит в том, что мозг у меня есть, но использую я его нерегулярно. Я прибегаю к помощи разума лишь тогда, когда все уже зашло слишком далеко. Вот в чем моя беда. Мне кажется, я так грубо отзываюсь о людях, потому что мне нужно знать, что я не одинока в своем мире дураков.
— По крайней мере один согражданин у вас есть — я, если, конечно, это вас хоть сколько-нибудь утешит.
— Вы очень милы. — Элла принялась копаться в своей сумочке — той самой, что я видел у нее неделю назад.
Я снова услышал знакомый щелчок, когда она закрывала ее, и опять она достала портсигар, а потом первые серебристые колечки дыма полетели кверху, хотя на сей раз они поднимались к белому потолку, а не к голубому небу с розовой полоской зари.
— Я отчаянно надеюсь на то, что не по моей вине меня забросило туда, куда забросило. Течения человеческих ожиданий очень сильны. Кто я такая, чтобы пытаться плыть против них?
— Вы забываете: я не имею ни малейшего представления о том, каков ваш личный остров.
— Не имеете, конечно, не имеете. — В голосе ее зазвучало нечто похожее на нежность. Она сделала очередную долгую затяжку. — И я не стану утруждать вас его географией. Но вы согласны, что общество — как океан?
— Я в этом не уверен.
— Взгляните на людей на сегодняшней вечеринке. Все они с сознанием выполненного долга плывут по течению. Им нет необходимости выбирать направление. Хотела бы я знать: хоть кто-то из них все же это делает? Хоть один пытается плыть самостоятельно? — Она снова затянулась. — Люди перемещаются стаями, как рыбы. Так безопаснее.
Я слушал, зачарованный тем, с каким прямодушием и с какой безмятежностью Элла высказывала все то, что сам я выразить не мог.
— Но счастливы ли они от этого? — спросил я.
— От чего?
— Оттого, что перемещаются стаями.
— Должно быть. Если они никогда ничего другого не знали — вряд ли им хочется большего, чем то, что у них уже есть. Иногда в неведении заключена благодать. Для некоторых.
— А для вас? — Здесь, в укромном закутке, моя храбрость удивляла меня лишь отчасти.
— К сожалению, у меня как раз неподходящий объем знаний. Достаточно, чтобы знать, как мало у меня свободы, и недостаточно, чтобы понять, что с этим делать. Думаю, мне следовало сильнее грести, ведь в прошлом я хотела плавать самостоятельно. Но это так… утомительно. — Она затушила сигарету с решительным видом, не допускавшим возражений.
— И сейчас еще не поздно, что бы вы там ни сделали. У вас вся жизнь впереди.
— Не говорите так. Мои перспективы не слишком лучезарны. И в любом случае…
Она не договорила: появился Чарли Стэнхоуп. Он обнял Эллу за талию и извинился передо мной за свое намерение похитить ее.
— Давай потанцуем, — сказал он.
К моему удивлению, Элла безропотно позволила себя увести.
Я остался на прежнем месте, довольствуясь воспоминанием о ее зеленых глазах. Прислонившись спиной к книжным полкам, я апатично наблюдал за ее удаляющимся силуэтом. Стэнхоуп неловко обнимал ее за плечи. Она уплывала все дальше от меня, но я по-прежнему не упускал из виду ее маленький светлый затылок, пристально смотрел на него, чувствуя, что момент настал — она должна подать мне знак.
И разумеется, когда Элла дошла до дальнего конца комнаты, я был вознагражден за свои страдания: она на мгновение оглянулась. Но на лице ее не оказалось улыбки, которую я ожидал там увидеть, она была бледна и напряжена, и я сразу пробудился от своей задумчивости и вспомнил ее застывшие, бессонные глаза в парке.
Прежде чем я успел сдвинуться с места, Чарли увел ее прочь из комнаты, и она затерялась в толпе людей, стоявших по ту сторону дверного проема. Я снова услышал музыку и представил себе, как грациозно движется ей в такт тело Эллы, а представив, ощутил слабый и сладковатый запах лимонного мыла, сигаретного дыма и дорогих духов.
Я помню, что чувствовал тогда. Даже сейчас, когда я спокойно сижу в кресле у окна, одного лишь мысленного отпечатка того эпизода с его стремительностью, очарованием, с его безграничными возможностями достаточно, чтобы дыхание мое участилось. Встреча с Эллой произвела эффект, какой производит мощный наркотик, выписанный некомпетентным и неопытным врачом: она разрушила границы прежнего восприятия и заставила меня желать большего.
