Никколо Амманити - Как велит бог
Оглядевшись по сторонам, Четыресыра перелез через ограду и устроился прямо над воротами шлюза, которые в этот день были открыты.
Четыресыра никогда не отличался сообразительностью: в детском доме он переболел тяжелой формой менингита и с тех пор, как он выражался, "думал не спеша"
Однако в тот день он думал хоть и не спеша, но в верном направлении. Пару раз забросил леску и почувствовал, что рыба клюет наживку. Там, под переборками плотины, они толклись сотнями. Те еще проныры: слопают червяка — и поминай как звали.
Надо было попробовать закинуть подальше.
Решительным движением он замахнулся удочкой, описавшей идеальную параболу, кончик лески взлетел над ветвями деревьев, и удилище задело за провода, тянувшиеся у него прямо над головой.
Будь удилище пластмассовое, ничего бы не случилось, но, как на беду, оно было из углеродного волокна, а углерод в таблице электропроводности стоит на втором месте после серебра.
Ток вошел ему в руку и пробил насквозь, выйдя через левую ногу.
Его распластанное на земле полуобуглившееся тело обнаружили рабочие с плотины.
Несколько лет он не мог говорить и двигался, как ящерица, резкими рывками. Со временем Четыресыра кое-как оклемался, но у него так и остались спазмы в шее и во рту и непослушная нога, по которой ему приходилось периодически давать кулаком, чтобы вернуть ее в строй.
Четыресыра достал из холодильника немного мясного фарша и дал его Первой и Второй — водоплавающим черепахам, живущим в пятисантиметровом слое воды в большом бельевом тазу на столе у окна.
Кто-то бросил их в фонтан на пьяцца Болонья, а он взял и отнес к себе домой. Когда он их подобрал, они были величиной с монету два евро; теперь, пять лет спустя, каждая была чуть меньше краюхи хлеба.
Четыресыра посмотрел на настенные часы в форме скрипки. Он не помнил точно во сколько, но у него была назначена встреча с Данило в баре "Бумеранг", а потом они вместе собирались идти будить Рино.
Как раз есть время привести в порядок деревянную церковку у озера.
Он вошел в гостиную.
Комната размером метров двадцать вся была занята горами из цветного папье-маше, реками из оловянной фольги, озерами в тарелках и ванночках, лесами из мха, городами картонных домиков, песчаными пустынями и тряпичными дорогами.
Посреди всей этой красоты были расставлены солдатики, пластмассовые зверюшки, динозавры, пастухи, машинки, танки, роботы и куклы.
Его рождественский вертеп. Он трудился над ним уже много лет.
Тысячи пупсиков, найденных в мусорных баках, подобранных на свалке или оставленных детьми в городском саду.
На самой высокой горе были ясли с младенцем Иисусом, Марией, Иосифом, быком и осликом. Их ему на Рождество подарила сестра Маргарита. Четыресыра было тогда десять. Он с неожиданной ловкостью пробрался на другой конец вертепа, не уронив ни одной фигурки, и поправил мостик, по которому вышагивала колонна телепузиков под командой покемона.
Закончив, он встал на колени и помолился за душу сестры Маргариты. Затем отправился в крохотную уборную, наскоро умылся и облачился в зимний комплект, который включал: трико, хлопковые штаны, фланелевую рубашку в бело-голубую клетку, коричневую толстовку, старый пуховик, ювентусовский черно-белый шарф [3], желтый дождевик, шерстяные перчатки, кепку с козырьком и высокие рабочие ботинки.
Можно выходить.
12.Будильник зазвенел без пятнадцати семь, вырвав Кристиано Дзену из объятий тяжелого сна без сновидений.
Понадобилось добрых десять минут, чтобы из-под одеяла, словно клешня рака-отшельника, выпросталась рука и остановила пиканье.
Ему казалось, что он только что сомкнул веки. Но самое неприятное — вылезать из теплой постели.
Как и каждое утро, в голове мелькнула мысль сачкануть. Сегодня к тому же перспектива была особенно соблазнительной, учитывая, что отец должен был уйти на работу. В последнее время это случалось нечасто.
Не, нельзя. Сегодня контрольная по истории. Если он и сегодня прогуляет...
"Ну все, вставай".
На низком сером небе нарисовался бледный рассвет, в комнате начало светлеть.
Кристиано потянулся и проверил царапину на бедре. Она была красная, но уже затянулась корочкой.
Он поднял с пола штаны, флисовый джемпер, носки и натянул все на себя, не вылезая из-под одеяла. Зевая, он поднялся, нацепил кроссовки и, как зомби, двинулся к двери.
Комната Кристиано была большая, с голыми кирпичными стенами. В углу — сооруженный из двух козел и положенной сверху доски стол с кипами тетрадей и учебников. Над кроватью постер с рекламирующим пиво Валентино Росси [4]. У двери торчали культи медных труб отопления, которое так и не провели.
Зевая во весь рот, он пересек крытый серым линолеумом коридор и пролез в дыру болтающейся на петлях разбитой двери туалета.
Это была каморка метр на два с кафельной плиткой в синий цветочек вокруг слива душа. Над умывальником — длинный осколок зеркала. С потолка свисала голая лампочка.
Кристиано переступил через остатки отцовской блевоты и выглянул в окно.
Шел дождь, и почти весь снег растаял. Оставалось несколько жалких белых пятен на гравии перед домом, да и те исчезали на глазах.
"Значит, школа открыта".
Сиденья на унитазе не было, и он, стиснув зубы, опустил ягодицы на ледяной фарфор. По спине пробежали мурашки. Так до конца и не проснувшись, он сходил по-большому.
Потом он взял щетку и почистил зубы. Зубы у Кристиано были так себе, дантист хотел ему поставить брекеты, но, слава богу, у них тогда не было ни гроша, и отец сказал, что и так нормально.
Под душ он не пошел, только побрызгался дезодорантом. Зачерпнул пальцами гель и провел рукой по волосам, пытаясь их посильнее взъерошить, чтобы не было видно ушей.
Вернувшись в комнату, он сунул книги в рюкзак и уже собирался спускаться вниз, как заметил слабый свет из-под двери отцовской комнаты.
Кристиано повернул ручку.
Отец спал на широком матрасе, брошенном прямо на пол, запаковавшись в спальник из камуфляжа.
Кристиано подошел к нему. Из мешка виднелся только овал бритого черепа. На полу — пустые пивные банки, носки и ботинки. На тумбочке — еще банки и пистолет. К застоялому запаху старого полысевшего ковролина примешивался зловонный душок пота и грязной одежды. Лампочка с наброшенным поверх красным лоскутом окрашивала в алый цвет прибитое к голой стене огромное полотнище с черной свастикой. Жалюзи опущены, занавески в бело-коричневую клетку схвачены прищепками.
Отец тут только спал. Обычно он отключался в кресле перед телевизором, и лишь холод зимой и комары летом заставляли его перебираться наверх, в комнату.
Когда отец распахивал окна в спальне и прибирался на скорую руку, Кристиано знал, что лысый вознамерился привести девицу и не хочет травить ее вонью тухлых носков и окурков.
Кристиано пнул ногой матрас:
— Папа, папа, просыпайся! Уже поздно.
Ноль реакции.
Он повысил голос:
— Папа, тебе пора на работу!
Отец в себя, наверное, целую бочку пива влил. "Ну и фиг с ним!" — пробурчал Кристиано себе под нос и уже решил уходить, когда до него — то ли с того света, то ли из тюка — донесся слабый стон.
— Нет, сегодня... сегодня... иду... надо... Данило... Четырес...
— Ладно. Потом увидимся. Я побежал, а то на автобус опоздаю. — Кристиано направился к двери.
— Погоди минутку...
— Поздно уже, па... — недовольно ответил Кристиано.
— Дай сигареты.
Пыхтя, мальчик начал искать по комнате пачку.
— Они в штанах. — Из спального мешка показалось зевающее отцовское лицо. На щеке отпечаталась молния. — Мать честная, ну и гадость этот вчерашний цыпленок... Сегодня вечером готовлю я... Как насчет лазаньи?
Кристиано кинул отцу пачку, тот поймал ее на лету. "Ну, па, я спешу... Я же сказал, на автобус опаздываю"
— Погоди минутку! Что с тобой сегодня такое? — Рино закурил сигарету. На секунду его лицо обволокло облачко белого дыма. — Мне приснилось, как мы едим лазанью. Не помню где, но было вкусно. И знаешь, что я сделаю? Я сегодня ее приготовлю.
"Зачем он несет эту чушь?" — спросил себя Кристиано. Отец едва умел жарить глазунью, да и то желток у него все время растекался.
— Уж я бешамели не пожалею. И фаршу. Если купишь продукты, я такую лазанью тебе соображу, что ты встанешь передо мной на колени и признаешь, что я твой бог.
— Ara, как в тот раз, когда ты приготовил спагетти с мидиями и песком.
— А что, с песочком очень даже неплохо.
Кристиано, как всегда, засмотрелся на отца.
Родись его отец в Америке, он точно стал бы актером. И не каким-нибудь голубым красавчиком, вроде того, что играет агента 007. Нет, кем-то типа Брюса Уиллиса или Мэла Гибсона. Из тех, что воевали во Вьетнаме.
