Джонатан Троппер - Все к лучшему
— Это та самая фотография? — спросил он.
Раэль был не такой дылда, как Томми, но тоже высокий, к тому же ничего и никого не боялся, а значит, легко мог дать обидчику сдачи.
— Это мое, — захныкал Майк, спрятавшись за спину Томми.
Раэль не обратил на его слова никакого внимания, он не сводил глаз с Томми.
— Ну и пожалуйста, — спустя несколько секунд не выдержал тот и бросил половинки открытки на пол. — Пошли, — скомандовал он Майку. — Пусть подрочит на отцовскую шлюху.
Когда они ушли, Раэль, сочувственно глядя на меня, протянул мне половинки открытки и прислонился к двери, а я с ожесточением рвал фотографию на мелкие клочки, которые сыпались к моим ногам, точно конфетти. По лицу моему текли горючие слезы. Какой еще, к черту, развод?
Вот так оно и бывает. Отец разваливает семью вечными изменами и смывается в неизвестном направлении, оставив вас с братьями биться над вопросом, что же такое жизнь. Ты старший, а значит, глубже остальных переживаешь предательство, видя потухший взгляд матери и угрюмое лицо младшего брата Мэтта, который ни за что не признается, что каждую ночь засыпает в слезах, хотя ты отлично слышишь, как он плачет. И даже доброта Пита, который ведет себя как ни в чем не бывало (в данном случае его умственная отсталость скорее благо), лишь напоминает о глубине отцовских прегрешений. Ты наблюдаешь, как члены твоего семейства крутятся по замкнутым орбитам своего несчастья, и клянешься заменить никчемного отца, заботиться о братьях и защищать их, по мере сил снимать с плеч матери тяжкий груз, и тогда, быть может, ее глаза снова засветятся радостью, вернется беззаботный смех и ласка, которую ты всегда принимал как должное. Мэтт снова начнет улыбаться и перестанет играть в одиночестве в солдатики у себя в комнате, и вы снова почувствуете себя как дома, а не на нескончаемых похоронах. Тебе двенадцать, и ты еще не отдаешь себе отчета, что ничего не знаешь о жизни. Ты просто намерен стать тем, кем не был твой отец, для них и для себя, и не сразу понимаешь, что бессилен исцелить нанесенные Нормом раны: слишком они глубоки. Но к этому времени твоя решимость ни в чем не походить на отца превращается в навязчивую идею; ты гордишься чертами, которые отличают тебя от этого негодяя. «Я не такой, как он» становится для тебя не только мантрой, но и (пусть ты никогда не признаешься в этом даже себе) сутью твоей философии.
Глава 4
Я еду в метро, на душе тоска, а в голове бесконечно повторяются под ритмичный стук вагонных колес четыре слова: «Кровь в моей моче — кровь в моей моче — кровь в моей моче». На Таймс-сквер поднимаюсь в город, направляюсь к Шестой авеню и прихожу на работу, опоздав всего лишь на полчаса, растерянный и весь на нервах: кровавый сгусток на белом фаянсе не идет из головы. Что все это значит?
Я работаю в корпорации «Спэндлер». У нашей компании оборот в триста миллионов долларов, отделения в двенадцати штатах и более пятисот сотрудников. Мы — известный всей стране лидер отрасли. Клиенты нам безоговорочно доверяют. Мы ничего не производим. Ничего не продаем. Ничего не покупаем. Если бы нас не существовало, Кафке следовало бы нас выдумать.
Мы называем себя «консультантами по поставкам продукции». А еще «специалистами по аутсорсингу». Но на деле наш род занятий можно охарактеризовать одним словом: мы посредники.
Мы обслуживаем крупнейшие компании, которые производят продукцию за рубежом. Мы знаем, где раздобыть все, что вам нужно. Мы работаем со всеми мыслимыми видами предприятий — и даже с такими, о которых вы и не подозревали. Мы заказываем ленты в Китае и ткани в Италии, чтобы ими обили товары в Канаде на станках из Лос-Анджелеса и налепили пластиковые этикетки из Кореи, везем акриловые подносы из Тайваня, полированные алюминиевые таблички из Провиденса и заказываем деревянные вешалки в Словакии, чтобы их обтянули шелком в Уихокене, штат Нью-Джерси. Мы знаем, кому можно доверять, а кому нет, у кого дорого, у кого дешево. Знаем, на что следует обратить особое внимание и каких ловушек надо избегать. Хотите, попробуйте все сделать сами, но если вам нужно, чтобы все произвели в срок и в рамках бюджета, вам посоветуют обратиться к нам.
Я посредник. И ненавижу свою работу.
Я — проводник клиентов в обширной, многогранной сфере дизайна и производства. Я воплощаю абстрактные потребности в реальность, идеи — в готовые образы. Я — голос разума и опыта. Поставщикам я даю заказы, в которых они нуждаются, а клиенту — необходимые товары. На меня все время кто-то орет.
Потому что во всем и всегда виноват посредник.
Компьютер сообщает, что у меня пятьдесят семь новых писем. Я удаляю спам и ссылки на приколы от коллег, у которых слишком много свободного времени, остается восемнадцать. Отправляю нескольким клиентам краткие отчеты по текущим проектам и звоню поставщикам, чтобы напомнить о том, что сроки горят. В «Спэндлере» мы делаем три вида звонков: капаем на мозги поставщикам из-за сроков и задержек в отгрузке товара, уверяем клиентов, что все будет вовремя (или получаем по шее за то, что ничего не готово), и убалтываем потенциальных клиентов, которые в один прекрасный день обвинят нас во всех смертных грехах. Для посредника лучший звонок — когда никто не звонит, но такого не бывает.
Крейг Ходжес, мой клиент из «Найк», уже оставил мне на автоответчике два сообщения с просьбой срочно перезвонить. Я веду проект по производству четверти миллиона акриловых логотипов «Найк», которые почтительно называют «свуш». Их налепят на верх новых стеллажей для кроссовок, которые «Найк» расставит по обувным магазинам по всей стране. Прежде чем заказ привезут из Китая, Крейг хотел взглянуть на образцы, и я попросил их послать ему бандероль. Судя по его сообщениям, с логотипом что-то не так.
— Цвет не тот, — говорит он, когда я перезваниваю.
— То есть?
— Я говорю, что цвет не тот, который нужно, — раздраженно поясняет Крейг. — Должен быть синий, а эти фиолетовые.
Крейг на несколько лет старше меня, высокий, угловатый и вечно на нервах. Однажды я пригласил его на ужин, он выпил лишнего и признался мне, что ужасно одинок. В «Найк» он вкалывает за троих и поэтому всегда готов сорваться на крик.
— Погоди минутку, — прошу я, листаю документы, нахожу присланные Крейгом технические требования, в которых он указал номер пантона, и сверяю со своим. Фиолетовый. На всякий случай проверяю еще раз, и меня охватывает облегчение из-за того, что облажался не я.
— Крейг, — говорю я, — ты написал, что по пантону номер 2597. У меня в таблице это фиолетовый.
— Что ты несешь? — взвивается Крейг, в его голосе сквозят истерические нотки. Я слышу, как он лихорадочно шуршит бумагами. — О черт, — наконец произносит он, отыскав нужный документ. — Номер не тот.
— Ты сам его мне прислал.
— Так не пойдет, — настаивает Крейг. — Стеллажи синие. Причем вся партия. Свуш тоже должен быть синий.
Я молча проверяю дату отгрузки заказа. Пятница на этой неделе, а значит, четверть миллиона фиолетовых свушей уже произвели в китайском городе Циндао, упаковали в картонные коробки и погрузили в четыре контейнера, которые либо стоят на территории завода, либо уехали на грузовиках в порт. В другое время то, что заказ доставят в срок, стало бы отличной новостью, поводом для радости, сейчас же это настоящая катастрофа. Где-то стоит четверть миллиона стеллажей для кроссовок, которые не попадут в магазины, потому что свуши для них оказались не того цвета. Если стеллажи опоздают, в магазинах не будет товара, а значит, у «Найк» упадут продажи, а у Крейга будут большие проблемы. К документам не придерешься: и распечатки, и электронные письма подтверждают, что я не виноват. И хотя ошибся не я, но решать проблему явно предстоит мне.
— Какая у нас степень готовности? — интересуется Крейг.
Дурацкий вопрос. Мы оба знаем, что заказ должны привезти на этой неделе.
— Надо уточнить у поставщика, — отвечаю я, — но, судя по дате доставки, товар либо уже отправлен, либо ждет в порту.
— Черт.
Я буквально слышу, как Крейг лихорадочно скрипит мозгами, причем не над тем, как решить проблему, а как бы все свалить на меня.
— Видишь ли, в чем дело, — чуть погодя произносит он, и я чувствую, как его пот просачивается сквозь телефонную трубку, — я просил заранее прислать мне образцы, чтобы подтвердить заказ, прежде чем запускать в производство. Если бы я увидел, что цвет не тот, я бы никогда не дал добро.
— Ты сам хотел все сделать поскорее, — возражаю я. — Не прошло и двух недель с момента получения заказа, как тебе уже прислали образцы. Это стандартные сроки. А менять что-либо поздно, потому что ты перенес дату отгрузки на три недели вперед.
Нападение отбито, но толку от этого чуть. В этих дуэлях посреднику никогда не победить. Если я буду стоять на своем, не видать мне заказов от «Найк» как своих ушей.
