Алексей Слаповский - Поход на Кремль. Поэма бунта
«Когда не знаете, как поступить, поступайте по закону», – говорил на последнем большом совещании замминистра Бельцов, по прогнозам – будущий министр.
Да, по закону, по суду. На это надо напирать.
– Уважаемая, мы согласны хоть растерзать нашего сотрудника, – сказал Зубырев очень убедительно. – Прямо на ваших глазах. Я лично очень хочу это сделать. Но не могу. А нужно вот что: подаете заявление в прокуратуру и точно указываете, какую меру наказания вы требуете для виновника.
– В прокуратуру? – встрепенулась Тамара Сергеевна, услышав знакомое грозное слово.
– Да. Самое верное. Они так просто не оставят. Это я вам неофициально советую, так что вы на меня не ссылайтесь, хорошо?
– А прокуратура далеко?
– Я объясню.
Зубырев начал объяснять, Тамара Сергеевна напряженно вслушивалась, Зубырев увидел, что она его не понимает. Тогда он стал втолковывать стоявшей рядом Тае. Тая кивала, запоминая.
Все больше становилось на улице людей и машин.
Многие видели женщину, идущую куда-то с юношей на руках в сопровождении молодежи. Каждый догадывался самостоятельно. Ночная драка. Нападение хулиганов. Сбило машиной. Мало ли. Жалели, конечно. Но шли и проезжали дальше, мимо, потому что слишком много дел и потому что не хватит сил жалеть всех, кто гибнет в Москве за один только день. Вон, впереди, уже авария, две машины столкнулись, и водитель одной пострадал, выносят из машины, кровь каплет, может, тоже уже мертвый – что ж теперь? – такова жизнь.
Межрайонная прокуратура размещалась в двухэтажном отдельном здании.
Работники ее только начали съезжаться. Один из них спросил, в чем дело, друзья Димы объяснили, он сказал, что с этим не сюда.
– Начинается, – сказал Леня Борисовский. – Не сюда, не туда. А куда?
Работник пожал плечами и поспешил удалиться.
Другой работник с анонимным видом посоветовал дождаться межрайонного главного прокурора, который вот-вот приедет. И исчез.
Об этом сообщили Тамаре Сергеевне и посоветовали сесть на лавку, подождать.
Она осторожно села, стараясь лишний раз не шевелить, не беспокоить сына.
Прокурор Дольников был в пробке на подъезде к прокуратуре, когда ему позвонил Федянин – человек верный, свой. И сообщил странную новость: у прокуратуры сидит женщина с трупом сына и ждет Дольникова, чтобы к нему обратиться.
– С чем?
– Наверно, с жалобой.
– На кого?
– Не знаю.
– Быстро узнай, а потом звони!
Через пять минут Федянин перезвонил:
– Его друзья, ну того, кто погиб, говорят, что они были в шестьдесят шестом отделении, их выпустили, а его оставили, а он потом оказался мертвый, приехала мать, забрала его, ее направили к нам.
– Зачем?
– Не знаю.
– Кто главный в шестьдесят шестом?
– Майор Зубырев.
– Телефон есть? Личный желательно.
– Есть. Я уже узнал.
– Говори.
Через несколько секунд Дольников звонил Зубыреву:
– Дольников говорит. Это что за фокусы?
– А что? – удивился Зубырев.
– Ты зачем ко мне мать с мертвым ребенком послал?
– Какую мать с ребенком?
– Майор, ты не шути!
– Не с ребенком, а со взрослым, наверно? То есть он ребенок, но он уже какой ребенок, он большой, – путал Зубырев, будто это было важно.
– Большой, маленький, я спрашиваю, зачем ты его ко мне послал? То есть ее с ним?
– Я не посылал. К нам сюда их ОМОН привез из «Трех звезд», из ресторана. Я ей объяснил, что эти дела решаются через суд, через прокуратуру. Ведь так? Мы же сами никаких следственных мероприятий не проводим, у нас наземная работа, без фокусов. Короче, я ей теоретически. А что она к вам пошла, это ее личная инициатива, – туповато отбивался Зубырев, по привычке выставляя себя глупее, чем он был на самом деле. Ибо народная мудрость гласит: с дураков спрос меньше. А кто боится казаться дураком, он-то и есть полный дурак.
Дольников отключился. По сути, теперь уже неважно, кто послал. Создалась нелепая ситуация: перед прокуратурой женщина с трупом. И пусть ни женщина, ни труп не имеют к прокуратуре и лично к Дольникову никакого отношения, есть люди, которые смогут этот скандал использовать против него, Дольникова. Приказав шоферу отъехать в сторону и остановиться, Дольников взялся распоряжаться по телефону. Сначала скомандовал Федянину.
– Федянин, мигом вызови скорую и патрульных. Скорая там рядом у нас, должны быстро приехать. Пусть заберут мать с сыном. А патрульные пусть возьмут молодежь. И молодежь эту скажи им отвезти в шестьдесят шестое отделение! Объясни, что так надо!
Потом позвонил сотруднице Лукашовой, славящейся умением говорить с людьми, сказал, чтобы она побеседовала с неожиданной посетительницей и попробовала ее склонить покинуть территорию, поехать в больницу, а еще лучше домой – мягко, упирая на какие-нибудь эмоции. Ну, как это у вас, женщин? Типа дома и стены помогают и прочая бурда в этом духе.
Тамара Сергеевна ждала.
Федянин вызывал скорую и патрульных.
Лукашова вышла в своем синем форменном элегантном костюме, села на лавку с краешка, стараясь не касаться мертвого тела, сказала:
– Господи, несчастье какое. Как вас зовут?
– Кого?
Тамара Сергеевна подняла на нее глаза. Она увидела симпатичную молодую женщину с очень ровной и гладкой кожей на лице. У Тамары Сергеевны никогда не было такой кожи. Какие-то крохотные яминки, выщербинки, цвет бледно-серый, хотя и спортом занималась, и до сих пор на воздухе с детьми работает в спортивной школе… Она всегда завидовала такому цвету лица, такой коже. Она хотела, чтобы невеста ее Димы была такая – с хорошей кожей, высокая, стройная. Поэтому она по-доброму смотрела на Лукашову, хотя и не поняла ее вопроса.
– Вас, вас как зовут? – повторила Лукашова.
– Тамара Сергеевна.
– А его? Это сын?
– Дмитрий.
– Какое горе, какое горе… Мы сделаем все возможное. Все, кто виноват, будут наказаны.
– Вы прокурор?
– Нет, я… Прокурор будет потом, позже. Если не задержится. У него очень много важных дел.
– Я подожду.
– Зачем? Вы ведь хотите заявление написать?
– Да.
– Это можно в любое время. Если хотите, я сама напишу, а вы подпишете. Я принесу бумагу, хорошо?
– Нет. Я подожду.
И как ни уговаривала Лукашова, Тамара Сергеевна осталась при своем: никуда не пойду, буду ждать главного. Она решила, что будет общаться только с главными.
Приехала скорая. Вышел врач лет пятидесяти, утомленный, с темными кругами у глаз.
– Кто вызывал?
– Я! – бежал от здания Федянин. – Видите: женщина в ступоре! Сына мертвого держит. Дико, согласитесь?
Врач подошел, сказал Тамаре Сергеевне:
– Поедемте?
– Куда?
– В больницу.
– Нет, извините. Ему не надо уже, а мне тем более.
Врач постоял и пошел к машине.
– Вы куда это? – побежал за ним Федянин. – Вы обязаны… Вы что, неприятностей хотите? Неоказание помощи – подсудное дело! Вас накажут!
Врач резко повернулся.
– Ты, оглодок! – сказал он молодому Федянину. – Не родился еще тот человек, который может меня наказать! Понял? Подрасти сначала, пидаренок, а потом будешь про подсудное дело бормотать. Соплюн нашелся, наказанием грозит! Иди, работай свое дело, бублик надкусанный!
Излив душу в таких неприятных, хоть и витиеватых выражениях, врач сел в машину и уехал.
А патрульная машина поступила еще проще. Дело в том, что вызвана была та же группа, что приезжала к шестьдесят шестому отделению милиции. Федянин по телефону сообщил, что происходят беспорядки у прокуратуры, но не уточнил какие. Младший лейтенант Костя узрел из машины женщину с убитым сыном, которую уже видел, и приказал шоферу, не останавливаясь, поворачивать. Тот сделал круг по двору, и машина скрылась.
Федянин пошел в здание, размышляя, что он будет докладывать Дольникову.
Лукашова присоединилась к нему, раздраженно произнесла:
– Я не знаю, что еще мы можем сделать!
4
Тем временем к друзьям Димы подошел их ровесник Юра Цедрин. Он жил в пятиэтажке напротив прокуратуры. Вчера вечером с друзьями, либерал-патриотами, он пытался замутить очередную акцию протеста против запрета акций протеста – или что-то в этом духе (забылось, потому что предложений, чему посвятить акцию, было много, поневоле запутаешься). Рассчитывали собрать хотя бы двести человек, надеялись, что придут журналисты с кинокамерами и фотоаппаратами, что власти кинут на усмирение ОМОН, но как-то не заладилось. Собралось десятка два человек и еще десяток зевак, журналистов не было, ОМОНа не было, поснимали на мобильные телефоны друг друга и разошлись, чтобы дома запустить свежие видеоролики в Интернет.
И вот Юра, потягиваясь перед окном и собираясь лечь спать, увидел нечто странное. Политическое чутье подсказало ему поживу. Он отправился туда и через пять минут знал уже все. Выяснилось, что о Диме Мосине он слышал, что один из Диминых бывших одноклассников по кличке Йогурт – активный деятель либерально-патриотического движения, что Дима этому движению сочувствовал. Узнав, как вел себя Дима в милиции, Юра утвердился в мысли, что это была акция в типично либерально-патриотическим духе. Позвонил Йогурту, позвонил другим. Сначала говорил:
