Адам Джонсон - Сын повелителя сирот
На этом острове располагался популярный курорт, и офицер Со надеялся на то, что им удастся схватить одинокого туриста на пляже. Но когда они подплыли ближе, то увидели на воде черную надувную моторную лодку, в которой никого не было. Решив обследовать ее, они забрались в лодку. Офицер Со завел мотор и сразу заглушил его. Вытащив топливный бак из своей шлюпки, они погрузили ее в воду – шлюпку быстро затопило, тяжелый мотор утянул ее на дно.
– Теперь мы – настоящая команда, – сказал офицер Со, любуясь новой лодкой.
И тут из воды показался ныряльщик.
Сняв маску с лица, он удивленно уставился на троих незнакомцев, сидевших в его лодке, но все же протянул им мешок с морскими ушками и схватился за руку Джила, забираясь на борт. Ныряльщик был крупным и мускулистым.
Офицер Со повернулся к Джилу:
– Скажи, что наша лодка дала течь и утонула.
Джил заговорил с ныряльщиком, который махнул рукой и засмеялся.
– Я знаю, ваша лодка, – перевел Джил, – чуть не стукнула меня по голове.
Вдруг ныряльщик, заметив рыболовное судно невдалеке, мотнул головой в ту сторону.
Джил хлопнул его по спине и что-то сказал. Ныряльщик пристально посмотрел ему в глаза – и тут он запаниковал.
Как оказалось, ныряльщики за морскими ушками носят на щиколотке особый нож, и Чон До понадобилось немало времени, чтобы усмирить противника. Наконец, Чон До обхватил ныряльщика за спину, скрутил его ногами и сдавил что было мочи.
Когда ныряльщик схватился за нож, Джил прыгнул за борт.
– Что ты сказал ему? – крикнул Чон До.
– Правду, – ответил Джил из воды.
Офицер Со получил довольно серьезную рану в предплечье. Он зажмурился от боли.
– Нужно еще потренироваться, – и больше ни слова.
* * *Они заперли ныряльщика в трюме рыболовного судна, на котором прибыли сюда, и вновь направились к берегу в шлюпке. Неподалеку от города Фукура они притаились в своей лодке и стали ждать. Возле рыбацкого пирса Фукура располагался летний парк. Там висели яркие фонарики, и старики распевали песни под караоке на открытой сцене. Здесь, за линией прибоя, Чон До, Джил и офицер Со притаились, ожидая, когда погаснут неоновые огни аттракционов и смолкнет веселая музыка. Наконец в конце пирса появилась одинокая фигура. Заметив красный огонек сигареты, они решили, что это мужчина. Офицер Со завел мотор.
Они поплыли вдоль берега, словно прогуливаясь, и приблизились к возвышавшемуся над ними пирсу. Волны прибоя со всей силой обрушивались на его сваи, заливая пирс.
– Поговори с ним, – офицер Со повернулся к Джилу. – Скажи, что потерял щенка или что-то в этом роде. Подойди поближе. А потом толкни его через перила. Падать далеко, вода холодная. Когда он вынырнет, то постарается влезть в лодку.
Джил спрыгнул в воду, когда они подошли поближе.
– Понял, – сказал он. – Этот мой.
– Ну нет, – возразил офицер Со. – Вы пойдете оба.
– Да я серьезно, – убеждал Джил. – Справлюсь сам.
– Пошел, – приказал Чон До офицер Со. – И надень эти треклятые американские очки.
Вдвоем они преодолели волны прилива и выбрались на небольшую площадь. Тут стояли скамейки и закрытый чайный ларек. И не было ни одного памятника, поэтому было неясно, кому посвящалась эта площадь. На деревьях росли сливы – такие спелые, что кожица лопалась и сок тек по рукам. В это невозможно поверить. Какой-то оборванец спал на скамейке. Как это человек может спать там, где захочет?
Джил разглядывал дома вокруг площади. Они казались традиционными, с темными балками и черепичными крышами, но сразу видно, что новые.
– Хочу открыть все эти двери, – сказал он. – Посидеть в их креслах, послушать их музыку.
Чон До удивленно уставился на него.
– Ну, знаешь, – продолжал Джил, – просто посмотреть.
Туннели всегда заканчиваются лестницей, ведущей к кроличьей норе. Ребята из отряда Чон До соперничали за право выскользнуть наверх и побродить по Южной Корее. Они рассказывали о машинах, которые выдают деньги, и людях, которые подбирают экскременты за собаками и складывают их в пакетики. Чон До никогда туда не ходил. Он слышал, что там огромные телевизоры и столько риса, сколько не съесть и за всю жизнь. Но все же он не хотел ничего об этом знать: он боялся, что если увидит все это своими глазами, то его собственная жизнь потеряет смысл. Украсть репу у старика, ослепшего от голода, – ради чего? Послать вместо себя другого мальчишку, чтобы чистить цистерны на лакокрасочной фабрике, – ради чего?
Чон До выбросил недоеденную сливу.
– Я пробовал и лучше, – сказал он.
Они шли по дощатому пирсу, потемневшему от времени. Впереди, в конце пирса, они видели лицо, освещенное голубоватым свечением мобильного телефона.
– Просто скинь его вниз, – сказал Чон До.
Джил сделал глубокий вдох.
– Скинуть вниз, – повторил он.
На пирсе валялись пустые бутылки, окурки. Чон До спокойно шел впереди и чувствовал, что Джил старается подражать ему. Снизу доносилось хриплое клокотанье мотора. Человек впереди перестал разговаривать по телефону.
– Дарэ? – послышался голос. – Дарэ нано?
– Не отвечай, – шепнул Чон До.
– Это женский голос, – сказал Джил.
– Не отвечай, – повторил Чон До.
Капюшон пальто упал, открыв лицо молодой женщины.
– Я не гожусь для этого, – сказал Джил.
– Действуй по плану.
Их шаги казались неестественно громкими. Чон До подумал, что вот так же однажды кто-то пришел за его матерью, а теперь он один из них.
Потом они набросились на нее. Она была небольшого роста. Она открыла рот, словно хотела закричать, и Чон До увидел, как на ее зубах блеснули металлические брекеты. Они схватили ее за руки и затащили на перила.
– Зензен оегэнайн дэсу, – произнесла она.
Хотя Чон До не понимал японского, он знал, что это наивное, умоляющее признание, вроде: «Я девственница».
Они сбросили ее с перил. Она упала бесшумно, не проронив ни слова, даже не вздрогнув. Чон До заметил, как что-то блеснуло в ее глазах – не страх и не безразличие. Он понял, что она думает о родителях, которые никогда не узнают, что с ней стало.
Внизу раздался всплеск и послышался грохот мотора.
Чон До все еще видел этот взгляд.
На пирсе валялся ее телефон. Он поднял его и приложил к уху. Джил хотел было что-то сказать, но Чон До велел ему молчать.
– Майюми, – звал женский голос. – Майюми.
Чон До стал нажимать на кнопки, только бы телефон замолчал. Он свесился с перил, их лодка внизу качалась на волнах.
– Где она? – спросил Чон До.
Офицер Со разглядывал воду.
– Она утонула, – сказал он.
– Что значит – утонула?
– Она упала и исчезла, – развел руками офицер Со.
Чон До обернулся к Джилу.
– Что она сказала?
– Она сказала: «Я не умею плавать», – ответил Джил.
– «Я не умею плавать?», – переспросил Чон До. – Она сказала, что не умеет плавать, а ты не остановил меня?
– Скинуть ее с перил, таков был план. Ты велел действовать по плану.
Чон До снова вперил взгляд в темную воду, в этом месте, в конце пирса, было глубоко. Она там, внизу, ее большое пальто, словно парус, надулось в волнах, а тело перекатывается по песчаному дну.
Зазвонил телефон. Он засветился синим светом и завибрировал в руке Чон До. Они с Джилом уставились на него. Джил взял телефон и прислушался с широко открытыми глазами. Чон До слышал даже на расстоянии, что это женский голос, голос матери.
– Выбрось его, – приказал Чон До. – Просто кинь в воду.
Джил слушал. Рука у него дрожала. Он несколько раз кивнул головой. Когда он сказал «Хай», Чон До схватил телефон и стал с силой нажимать на кнопки. Вдруг на экране появилась фотография малыша. Он выбросил телефон в море.
Чон До подошел к перилам.
– Как вы могли не рассчитать? – крикнул он офицеру Со. – Как вы могли не рассчитать?
* * *На этом тренировка закончилась. Пора отправляться за оперной дивой. Офицер Со должен пересечь Японское море на рыбацком судне, а Чон До и Джил отплыть на ночном пароме из Чхонджина в Ниигата. В полночь, схватив певицу, они должны встретиться с офицером Со на берегу. Простота, как говорил офицер Со, – важнейшая часть плана.
Чон До и Джил сели на вечерний поезд – на север, в Чхонджин. На станции люди спали под грузовыми платформами в ожидании ночи, чтобы отправиться в Синыйджу – откуда рукой подать до Китая, стоит лишь переплыть реку Туманган.
До порта Чхонджина они шли пешком, мимо металлургического завода, построенного в честь воссоединения корейского народа, его гигантские краны ржавели, кабельные линии, ведущие к печам, давно уже растащили на металлолом. Жилые дома пустовали, окна были заклеены обрывками бумаги. Белье не сушилось на веревках, а в воздухе не чувствовалось аромата лука. Все деревья вырубили во время голода, и теперь, годы спустя, их побеги были одной высоты, стволы не толще щиколотки, стебельки торчали в самых неожиданных местах – в бочках для сбора дождевой воды, в водосточных канавах, одно дерево пробилось даже в сортире, где человек, напоминавший скелет, оставил вместе со своими испражнениями неперевариваемое семя.
