Эльмира Нетесова - Эльмира Нетесова Мгновенья вечности
— Они в долгу у нее не остались. Звонила мне, рассказала все и снова просила отпустить по собственному желанию. Я бы и рад, но заменить некем. Вот и уговариваю ее. Куда деваться, детей без присмотра не оставишь. Алла Федоровна у них главный командир. Воспитателей, уборщиц, повара заменяет, сама за дворника, короче, от скуки на все руки. Где вторую найду, равную ей? А ведь больная женщина. Сердце ни к черту, сахарный диабет, потому такая полная стала. Я ее с детства знал, моя одноклассница, первая любовь, потому, удается пока уговорить погодить с увольнением. Другого слушать не станет.
— Да, но ребенка нужно устроить. Иного выхода нет. Не могу я приказать своему сотруднику взять в свою семью чужого пацана. Это уж слишком! В другой раз никого не заставишь пожалеть, остановиться и подобрать ребенка. Всяк о себе подумает. Я понимаю ваши проблемы, они у нас сходные, но как-то решайте вопрос,— устало отозвался Сазонов.
— Трудно это сделать. Честно говоря, пытался уговорить Аллу Федоровну. Ничего не получилось. Она уже многим отказала. Поверьте, не из вредности, нет возможности. Что тут говорить, если во всех кабинетах живут дети. И каждого ребенка жаль. Не возьми его, что с ним будет? Не поставишь ли эту жизнь под угрозу? Все это мы понимаем, но возможности не резиновые. Нужно в другой приют обратиться, где полегче с местами. Мы в этом году отправили в интернат сорок детей. А за неделю вдвое больше поступило. И все круглые сироты. Только у двоих матери лишены родительских прав. Сами понимаете, к ним детей не вернешь.
— Все понимаю, но чтобы вы сделали на моем месте? Привезли бы нашего найденыша и оставили бы у ворот. Вот тогда его вынуждены были б взять! И место нашлось бы тут же! — сказал Сазонов.
— И такое уже было! — признал куратор, опустив голову, отвернувшись в сторону, продолжил глухо:
— И не стыдно нам, мужикам? Ведь вот у Аллы Федоровны из четверых детей только один родной. Трое приемные. Сама растит, без мужа поднимает на ноги. Тот алкашом оказался. Выгнала, чтоб у пацана последний кусок хлеба не отнимал. Взяла участок земли, сама разработала его, говорит, что весной цыплят купила. Теперь выросли, уже несутся. На своих четверых хватает. А ведь тоже от ворот взяла, подкинутых и брошенных. Не смогла оставить за забором. Не выдержала, вот вам и хамка! Одного совсем маленьким взяла, едва ходить начал. Только в этом году в школу пойдет.
— Ну, ей же государство помогает, платят за приемных?
— Она их усыновила. Всех троих! Потому, ничего не получает. Да и не ради выгоды взяла в семью! Своими признала. Я их видел. Хорошие мальчишки. Дружные, работящие, помощниками стали. И все на одно лицо, словно сама родила каждого. Ну что? Еще одного ей подбросите? Она возьмет, домой, к себе, не даст погибнуть. Но вот самим как быть? Женщины народ жалостливый, но недолговечный.
— Ну, а если б самому пришлось оказаться в такой ситуации, как бы из нее вышли? — спросил Сазонов.
— Нашел бы адрес матери и вернул бы мальчишку в тот милицейский участок, пусть они решают, а еще проще, дал бы фото того Степки на телевидение, чтобы родня отозвалась, знакомые и соседи. Кто-то из них обязательно захочет усыновить мальчишку. Проблема решится сама собой...
Федор Павлович Сазонов решил последовать этому совету, и уже на следующий день фотография Степки появилась на экране.
...В семье Ильи Ивановича жизнь шла своим чередом. Терехины не поверили в затею Сазонова и никого не ждали. Вечером, закончив с домашними делами, Ирина Николаевна забирала Степку из детсада, приведя, кормила ужином и отправляла погулять во дворе. Вскоре возвращались с работы мужчины. Поев, занимались с домом, рубили дрова, носили воду, помогали матери с хозяйством и огородом. Яков делал пристройку для машины, чтобы не оставлять ее во дворе. Степка до самой темноты крутился рядом. То гвоздь подаст, то молоток. Допоздна со двора не уходили, а потому не слышали, о чем рассказал жене Илья Иванович:
— Меня сегодня Сазонов позвал в свой кабинет. Ну и говорит, что ему позвонила из Ясенной какая-то деловая. Про Степку спрашивала. Сначала узнала, здоров ли он, все ли ест, какой у него характер, что умеет? А потом себя выдала, поинтересовалась, сколько ей за него приплачивать будут? Ну, наш Палыч тоже не пальцем делан и спросил:
— А сколько лет вам самой?
— Та в ответ, мол, восемьдесят два годочка...
— Сазонов со смеху чуть со стула ни слетел...
— Не поздновато ли решили ребенка взять? Сумеете ли справиться? А она в ответ:
— Да у меня пензия всего полторы тыщи! Вот как на ее прожить? А ежли того мальца возьму, уже и разживусь. Нехай не густо, но тюрю уже постным маслом заправлять стану.
— А хозяйство держите? — спросил Павлович.
— Лет пять взад огород был. Теперь сил не стало.
— Коль сил нет, как с ребенком справитесь? — спросил бабку.
— Какая с ним морока? Пусть живет подле меня.
— Своих детей имели?
— То как же? Конешно. Все разбежались и поразъехались. Никого рядом не осталося. Никому старые не нужны. Вот и думаю, может взять мне того мальца, самой легше будет время скоротать.
— Короче, успокоил ее Сазонов, сказал, что в таком почтенном возрасте ей не стоит брать к себе чужого мальчонку Не справится она, ведь дитя не кукла, за ним уход нужен. К тому ж условия жизни Степки под постоянным контролем будут. Проверяющие станут приходить. Бабка как услышала о том, сразу трубку бросила. А Сазонов, наверное, и теперь чертыхается. Как увидит меня, бегом проскакивает, раньше каждое утро на планерку всех вызывал, нынче не собирает. Боится, что я ему Степку в кабинет приведу и оставлю.
— Ребенка пожалей! За что наказать хочешь? Он уже и не ссытся сколько дней, сухой просыпается. В детсаде не хулиганит, его там все хвалят,— пожалела Степку женщина и напомнила:
— Холодновато ему в куртке, надо пальто купить.
— С получки возьмем, если его не заберут желающие.
— Если такие как эта бабка, стоит ли отдавать, подумай, Илюша! Все ж живая душа! Нельзя первому встречному доверять Степку. Он хоть чужой, а теплый мальчонка, ласковый и добрый.
— Это ты с чего взяла? — удивился человек.
— Вчера ему конфет дали в детсаде, так он и меня, и Яшу угостил. Заставил съесть. Вот тебе и чужой,— вздохнула баба.
— Иль привыкать начала к нему? — удивился Илья Иванович.
— Сама не знаю. Но всякую ночь заберется под бок, руками за шею обнимет и все просит рассказать сказку. Так и засыпает у сердца, будто свой, кровный,— сказала тихо.
— А мне и того не легче. Иду с работу, а Степка со двора навстречу выскочил, да как закричал на всю улицу:
— Дед, как здорово, что ты пришел! Скажи петуху, чтоб не клевался! А то я ему весь хвост выдерну!
— Мужики, сама понимаешь, усмехаются. Мол, вот и дедом стал раньше времени. И чего твой Яшка медлит? Давно пора ему отцом стать!
— Иль не замечаешь ты, как сын изменился, с работы не к друзьям, домой спешит. Первые пару дней стыдился, что Степка к нему липнет, теперь уже не гонит от себя, наоборот, зовет. А вчера допоздна катал мальца на спине. Раньше когда он дома бывал? Вечерами не удержать было. Нынче про девок забыл, к друзьям не ходит, совсем домашним стал.
— Не обольщайся, вот пристройку для машины закончит и все на том. Снова хвост трубой поднимет. Теперь и машина появилась.
— Зря Илюша на Яшку брюзжишь! Сколько дней машина во дворе стоит. Мог бы прокатиться. Так нет, делом занят. Спешит поскорее под крышу определить. Серьезным стал, повзрослел, остепенился.
— Да брось квохтать. Вот только сегодня ему Сазонов «клизму ставил».
— За что? — всполошилась Ирина Николаевна.
— Послали его к Вальке Торшиной. Сам знаешь, баба непутевая, пьянки, гулянки всяк день, до ночи музыка гремит так, что стекла в окнах скачут. Соседи сколько просили убавить громкость, она всех на третий этаж послала и до трех ночи бесилась вместе со своими девками и хахалями. Соседи на них заявление написали и утром принесли к Сазонову. Тот нашего послал разобраться. Нашел кого! Яшка как пошел в десять утра, так только к концу дня вернулся!
— Значит, убеждать пришлось долго! — вступилась мать за сына.
— Чем убеждал? Вся шея в засосах, а морда в губной помаде. Вошел в кабинет и докладывает:
— Товарищ полковник, ваше поручение выполнено!
— Сазонов как глянул, враз озверел. Еще бы! Мало рожа раскрашена как у клоуна, из кармана лифчик мотается. Ну и оторвался на нем Палыч. Наехал по полной программе, назвал прохвостом и негодяем, кретином и отморозком. И это при всех!
— И наш смолчал? — удивилась женщина.
— Если бы так! Иль ты не знаешь Яшку? Он тут же сел за стол, начал писать рапорт, предупредив, что с завтрашнего дня не выходит на работу, потому что устал от Сазонова, от его хамства и грубостей, сказал, что сейчас приведет ему Степку прямо в кабинет, пусть он сам такой хороший воспитывает пацана, а он, Яшка, подаст на него в суд за оскорбленья и унижение достоинства офицера. Пообещал, что это дело он доведет до конца, мол, свидетелей в кабинете достаточно. Вот тут все всполошились. Кому охота стать свидетелем в суде против своего начальника? Успокаивать начали, уговаривать. Сазонову предложили публично извиниться за несдержанность. Тот уперся, на Яшкины шею и морду показывает. А тот удила закусил, мол, мне вся Россия аплодировала на «Поле Чудес», восторгались и поздравляли хором, а ты кто такой? Мальчишку до сих пор не можешь устроить, с тобой никто не считается, плевать хотят на твои просьбы и распоряжения. Вот я простой участковый, а сказал бабам не включать музыку после одиннадцати вечера и меня послушаются...
