Леонард и Голодный Пол - Хешин Ронан
После завтрака Питер открыл дверь парикмахерше, явившейся с двумя алюминиевыми контейнерами, заполненными косметикой и парикмахерскими принадлежностями. Уже в восемь утра она выглядела так, словно собралась на вечер для разведенных со скидкой на алкоголь. Через некоторое время пришли и две подружки невесты: Карен, с которой Грейс была знакома еще с колледжа, но в последнее время виделась редко, и Пэтти, коллега со старой работы, с которой они частенько выпивали в те далекие времена, когда это означало дружбу до гроба. Питеру предстояло четыре часа сидеть дома и ждать прибытия свадебного лимузина — целая вечность для пожилого интроверта, оставленного с тремя энергичными молодыми девушками и парикмахершей. Хелен, не пожелавшая быть в центре внимания, решила, что не пойдет по проходу в церкви на церемонии, и собиралась заранее доставить на место Голодного Пола и Леонарда, чтобы вместе украсить помещение цветами, завязать банты в начале и в конце прохода и, если потребуется, пропылесосить ковер — она рассудила, что уборщицы за выходные туда вряд ли наведывались. После уборки и украшения церкви планировалось заскочить в гостиницу, там переодеться и подготовиться к обряду венчания.
Когда пришло время выходить из дому, Хелен слегка прослезилась, понимая, что в следующий раз она увидит Грейс в свадебном платье, когда начнется венчание. Она остановилась у дома Леонарда и, не выключая двигатель, несколько раз посигналила, словно забирала его на какое-нибудь мероприятие в школе. Леонард вышел на подъездную дорожку, одной рукой волоча за собой чемодан и набросив на другое плечо портплед с костюмом. Он провел выходные в одиночестве, тишине и раздумьях, как следует прибрался дома и вообще много работал руками, чтобы легче было соображать головой. В субботу он также в одиночку сходил в концертный зал послушать сюиты для виолончели Баха, и его сердце легонько вздрагивало в такт музыке, когда он позволял себе погрузиться в переживания по поводу Шелли. В целом, однако, кроме этих нескольких моментов, он не слишком терзался и не предавался фантазиям.
Леонард предпочел устроиться впереди, рядом с Хелен, а не сзади с Голодным Полом, который, опустив окно, сидел довольный и спокойный. Поскольку место рядом с водителем дает привилегии по части выбора музыки, Леонард имел полное право на свой вкус поставить один из компакт-дисков, лежавших в помятых коробках в углублении между передними креслами. Но он, будучи джентльменом и мастером консенсуса, перечислил все то, что ему нравилось, и быстро получил одобрение своих спутников, продемонстрировавших на удивление хороший вкус для людей, редко обсуждающих музыку. В конце концов Леонард остановился на сборнике «Лучшее от „Братьев Эверли“», хотя их пение несколько заглушалось яростным ревом двигателя «фиата», прокладывавшего себе путь по трассе. Дон и Фил исполняли одну за другой песни о несчастной любви, из-за чего Леонарду стало немного неловко. Он боялся, что Хелен и Голодный Пол решат, будто он в подавленном настроении, и поэтому завел глупейший разговор — чересчур в нем усердствуя — о том, как ему нравятся свадьбы, справляемые по старой доброй традиции.
Когда они приехали в церковь, расположенную в нескольких милях от их прихода на пересечении загородных дорог, входная дверь была открыта, но внутри никого не наблюдалось. В воздухе все еще стоял аромат Святой Пасхи — благовоний, свечей, дыхания прихожан. Церковь была небольшая, крестообразной планировки, с деревянным сводчатым потолком, но без излишеств. Согласно инструкциям, полученным от Грейс, им отводились только скамьи в центральном нефе, а оба поперечных нефа должны были оставаться свободны на случай, если местные прихожане придут на мессу, что, как сообщили Грейс, иногда случалось. Леонард, оказавшись в церкви, как обычно, начал рассматривать изображения Крестного пути. Хотя он не был человеком верующим, его восхищали Страсти Христовы как эпическое сочинение, как вневременное повествование. Фигуры на картинах, изображавших остановки Христа на Крестном пути, казались плоскими, двухмерными и почти не вызывали искренних эмоций. На одиннадцатой остановке, когда Христа прибивают гвоздями к кресту, он увидел мультяшного римлянина, с почти садистской улыбкой поднимающего молоток. Проведя много часов в попытках изобразить римлян живыми, реальными людьми, Леонард не мог согласиться с такой трактовкой образа. Он знал, что легионер, которому поручили подобное дело, должен был забить гвоздь между костями предплечья рядом с запястьем, не затронув при этом крупных артерий и вен. Эта страшная операция была почти хирургической и совершалась без злодейства и похвальбы. Он задумался, почему именно этому легионеру отдали такой приказ, ибо он явно свидетельствовал о невысоком положении римлянина. Был ли он тем самым легионером, который поднес Христу уксус, принадлежал ли он к компании глумившихся над Спасителем пьяниц? Что чувствует такой человек, просыпаясь каждое утро и осознавая, как тошно ему будет терпеть еще один день, полный зверств? Кто пойдет за него замуж? Чего вообще ждать от жизни человеку в подобном положении?
Хелен довольно быстро вернула Леонарда к действительности, попросив помочь Голодному Полу принести из машины цветы для украшения алтаря. В церкви все еще стояли цветы с Пасхального воскресенья, и Хелен удачно распределила их по всему помещению, придав интерьеру более праздничный вид, потому что день обещал быть пасмурным. Леонард и Голодный Пол, проявив энтузиазм криворуких школьников, тренирующихся завязывать шнурки, повязали банты в начале и конце прохода. В результате Хелен пришлось все переделывать, и она попросила мальчиков заняться полом. Они взялись за дело: Леонард пылесосил, а Голодный Пол указывал на пропущенные участки. Привести церковь в приличный вид много времени не потребовалось: улучшить ее незамысловатый интерьер было, в общем, затруднительно. Перед уходом Хелен не могла не остановиться в начале прохода, чтобы с удовольствием окинуть взглядом то, что увидит Грейс, когда войдет в церковь. И пока она стояла там, в ее памяти порхали, как бабочки, радужные воспоминания о собственной свадьбе.
До церемонии оставалось еще много времени, когда все трое приехали гостиницу, располагавшуюся в старом загородном доме, которому была придана атмосфера старинного замка. Ремонт, судя по всему недавний, сочетающий старое и новое, по-видимому, стоил немалых денег. В вестибюле у стойки регистрации висело несколько образчиков современного искусства, и некоторые из них, на вкус Леонарда, были довольно шаблонны. Вдоль стен стояли стеллажи с настоящими книгами, хотя никакой классики, вроде романов «Мельница на Флоссе» и «В ту ночь шел дождь», не обнаружилось.
Так как Леонард и Голодный Пол составляли «пару», Голодный Пол заказал номер на двоих. Их проводил туда старенький консьерж, по дороге старательно повторявший традиционные для такого случая фразы. Однако Голодный Пол был не в состоянии на них отвечать, потому что в душе паниковал, не зная, надо ли давать на чай человеку, годящемуся ему в отцы, а если надо, то сколько. Им предоставили светлый и современный номер, с прекрасным видом на горы и двумя бутылками воды в качестве комплимента. Хотя Леонард считал невежливым привередничать, он не мог не заметить, что в номере всего одна двуспальная кровать, и к тому же с балдахином.
— Похоже, ты всерьез решил сделать нас «парой», — сказал он Голодному Полу.
— Я думал, тут будет две кровати.
— А что ты им сказал, когда заказывал?
— Я сказал, что нужен номер на двоих — для меня и того, кто со мной. Но когда девушка уточняла заказ, я подчеркнул, что требуется номер на двоих, а не это!
— Но это как раз и есть номер на двоих. «На двоих» предполагает двуспальную кровать!
— Я думал, что двуспальная кровать ставится в двуспальный номер! То есть я сам сначала сомневался, но потом решил, что двуспальный номер потому так и называется, что там две кровати соединены, как сиамские близнецы. А если ты просишь что-то двойное или на двоих, то получаешь две вещи. Вот смотри: если ты заказываешь двойную порцию мороженого, тебе же дают не один огромный шарик, а два, поэтому я и подумал, что кроватей будет две, — объяснил Голодный Пол.
