Облака среди звезд - Клейтон Виктория

Я с удовольствием обнаружила, что слева от меня сидит Вере.

— Ты больше не видел этих птиц? — спросила я у Вере, когда мы принялись за суп. Надо не забыть рассказать Марии-Альбе о чудесных булочках с протертым яйцом, которые подали к нему.

— Ты имеешь в виду горных дроф? Да, видел трех. Но я видел кое-что более удивительное. — Вере отложил ложку и повернулся ко мне, так что я догадалась, что он хочет рассказать нечто важное. — Синелапого сокола!

— Не может быть!

— Я уверен. Я не мог ошибиться.

— Вот это да!

— В полете его ни с кем не перепутаешь. Я думаю, это была молодая птица, перья на спинке еще не потемнели.

— Черт побери! Неужели правда?!

Похоже, я переборщила с выражением восторга. Вере начал смеяться.

— Ты же понятия не имеешь, о чем я говорю!

— Да, боюсь, что я ничего не смыслю в птицах. Прости, пожалуйста.

— Я сам виноват! Никто не обязан интересоваться тем же, что и я.

— На самом деле мне очень интересно. Я бы хотела узнать о них больше. Может, ты займешься моим образованием?

— Ну, если ты действительно…

Полковник Мордейкер прервал монолог Джорджии, которая рассказывала об отпуске, проведенном на Ямайке, и перегнулся к нам через стол.

— Вы сказали — синелапый сокол? Никогда этому не поверю. Это наверняка был перепелятник.

— Нет, — твердо возразил Вере, — не был…

— Эта птица никогда не встречается зимой так далеко на юге.

— Дорогой полковник, — вступился Арчи, — ледники тают, реки пересыхают, горы поднимаются со дна морского… Почему же нельзя предположить, что этот сокол решил сменить место обитания! Все течет, все изменяется!

Я поймала взгляд Фредди. Она изобразила, будто ест суп, и показала на Вере. Я посмотрела и увидела, что его тарелка осталась нетронутой, хотя все остальные уже закончили есть. Я впервые рискнула взглянуть в сторону Макса и обнаружила, что он весело смотрит на меня. Когда наши взгляды встретились, он весело рассмеялся.

Глава 24

После обеда, когда женщины собрались в гостиной на чашечку кофе, ко мне подошла Фредди:

— Пойдем лучше посмотрим на портрет сэра Освальда.

На верхней площадке лестницы Фредди остановилась и показала на два портрета в полный рост, висевшие на стене:

— Посмотри, какие интересные работы.

— Я всегда смотрю на них, проходя здесь. Такой привлекательный мужчина, а девушка просто очаровательна.

— Трудно поверить, но это сэр Освальд.

Я уставилась на златовласого красавца с охотничьей собакой у ног, изображенного на фоне пейзажа с водопадом.

Фредди прочла дату на раме:

— Тысяча девятьсот пятьдесят восьмой год. Всего лишь двадцать лет назад. Если нужен повод отказаться от второго куска сладкого пирога, то он перед вами.

На втором портрете была изображена девушка в белом платье. Ее темные волосы, зачесанные назад, украшал венок из белых цветов. Выражение огромных глаз было совсем детским. Она выглядела моложе Корделии.

— А на что похож твой портрет сэра Освальда?

Фредди скорчила гримасу:

— Я убавила ему килограммов двадцать по крайней мере. Модель никогда не хочет, чтобы ее изображали правдиво.

— Тебе не нравится рисовать портреты?

— Сложно сказать. Мне нравится изучать лица. Обязательно подмечаешь какие-то скрытые особенности. Однако писать неправдиво ужасно противно. Сэр Освальд похож на бочку, но хочет, чтобы его считали мужчиной с хорошей фигурой. Проблема в том, что на других картинах много не заработаешь. Я хочу сделать выставку пейзажей, но это требует времени. Хотя сейчас у меня нет необходимости зарабатывать на жизнь, мне приятно, что я могу делать кое-какие накопления. К тому же я не хочу, чтобы Вере было со мной скучно. Поэтому должна быть требовательна к себе.

Я была удивлена. Хотя я плохо знала Вере, он не производил впечатления человека, которому сложно угодить.

— Неужели с ним так сложно?

— На самом деле — нет. Он добрейшей души человек и никогда не покажет специально, что ему скучно. Однако он совершенно не умеет притворяться. Я сразу все вижу. Это одна из черт, которую я больше всего в нем люблю.

Фредди открыла дверь в комнату горничной, которая служила ей студией. Она была заставлена посудными шкафами, под окном помещалась большая раковина. На полке выстроилась дюжина бутылей для горячей воды, а под ними у стены — ряд помойных ведер. Обстановку завершали маленький стол со швейной машинкой, кресло и мольберт.

— Мило, не правда ли? В этом буфете есть парочка сосудов, содержимое которых не позволяет мне окончательно замерзнуть. Рисование — не та работа, которая согревает.

— Мэгги на самом деле прекрасная хозяйка.

— Да уж, с ее организаторскими способностями она вполне могла бы управлять «Бритиш Стил» или «Маркс и Спенсер». Хотя вряд ли что-либо может доставить ей такое же удовольствие, как управление этим домом. Правда, иногда я ужасаюсь, глядя, как она крутится словно белка в колесе. Ну, и как тебе?

Я с некоторой осторожностью приблизилась к мольберту. В нашей семье все были очень чувствительны к критике своих талантов, поэтому я прекрасно знала, как одним неудачным словом можно повергнуть творческого человека в отчаяние. Но как только я увидела портрет, заготовленные фразы улетучились из головы. Холст был заполнен яркими мазками в стиле фовистов (я немного в этом разбиралась, потому что это было одним из последних увлечений моей матери в области дизайна).

Несмотря на щеки в лилово-голубую клетку, это был, несомненно, сэр Освальд. Прекрасно было схвачено его обычное покровительственное выражение лица. В добродушных глазах читалось что-то еще — возможно, желание. И определенно — жадность. Чувственный рот выражал недовольство, а может, и скрытую боль. Я долго смотрела на портрет и вдруг почувствовала, что мое мнение о сэре Освальде меняется. Он перестал быть карикатурой и приобрел черты цельного характера.

— Несчастный человек, — наконец произнесла я. — Такой печальный! Он очень хорош, Фредди! Ты так талантлива! Просто чудо!

— Я рада, что тебе понравилось. — Она глядела на картину, наклонив голову и прищурив глаза. — А, черт! Теперь я вижу! Подбородок не совсем… — Она схватила кисть, но тут же опустила ее. — Трудно удержаться, чтобы не поправлять его каждый раз, но на самом деле сейчас я хочу поговорить с тобой, Хэрриет. — Она оперлась о подоконник. Небо за окном в контрасте с ее огненными волосами было непроглядно черным. Она улыбнулась. — Макс оказался очень приятным соседом за столом. — Я почувствовала, что краснею. — Если ты не хочешь говорить об этом, тогда не будем.

— Почему? О чем ты?

Фредди потрясла головой и улыбнулась еще шире. Я поняла, что не стоит притворяться:

— Откуда ты знаешь?

— Ну, хотя бы потому, что он не спускал с тебя глаз во время обеда.

Оказалось вдруг, что мне очень приятно это слышать, хотя умом я понимала — все это полная ерунда.

— Ну, это еще ничего не значит. Я имею в виду, что на самом деле мы не… Фредди, могу я тебя кое о чем спросить?

— Давай! — Она еще раз взглянула на картину, но тут же вновь перевела взгляд на меня.

— Как ты думаешь, то, что Макс женат, имеет ли это значение для… Я имею в виду… — Я сбилась. — Макс говорил, что Каролина — его жена — пыталась покончить с собой. Не из-за меня. Между нами на самом деле не было ничего такого, что могло бы так огорчить ее, даже если бы она узнала. — Я остановилась, неожиданно вспомнив поцелуй в прихожей. — Ну, почти ничего. Я знаю, моя родня сочла бы, что ее попытка самоубийства — их семейная проблема, а я здесь абсолютно ни при чем. Но, по-моему, это все же должно на что-то влиять. Если не на наши чувства, то хотя бы на поведение. Я очень наивна, да?

— Хэрриет, ты такой же романтик, как и я. Но, по правде говоря, если бы я узнала, что Вере мне изменяет, то чувствовала бы себя ужасно, хоть это и по-мещански. Мое счастье было бы полностью уничтожено. Я не смогла бы утешать себя тем, что он спит с другой женщиной для того, чтобы соответствовать положению, занимаемому в обществе. Но если бы он захотел вернуться ко мне, думаю, постаралась бы его простить, потому что не мыслю своей жизни без него.