Джон ван де Рюит - Малёк
— Если вы думаете, что этого достаточно, вы ошибаетесь! Это 1990 год, друзья, новое десятилетие — наша команда заслуживает большего!
Снова раздался боевой клич, и на этот раз он был в два раза громче. Понять, что он означает, даже различить слова было невозможно — первая строчка была похожа на «зайчик дал пальчик!». Хотя, конечно, на самом деле там были совсем другие слова — ни одна нормальная кричалка не может начинаться со слова «зайчик».
— Друзья, кто мы такие? — прокричал Роб Гиллсон, капитан команды. Он гордо возвышался перед нами — шесть футов четыре дюйма сплошных мышц. Все заголосили в ответ. Один второкурсник споткнулся и упал с трибуны. Его друзья принялись смеяться над ним, но Гиллсон угрожающим взглядом приказал им заткнуться. — Вот мы снова здесь, на Трафальгаре, готовы к началу сезона, который станет величайшим в истории школьной команды! — Его голос был глубоким и звучным, и вкупе со стальным взглядом он мгновенно взвинтил атмосферу до точки кипения. Вся школа встала, обнявшись и слушая капитана. Дождь зарядил сильнее, но никто этого словно не замечал.
— Мы больше уже не мальчики. Завтра мы будем сражаться как мужчины. И победим, лишь если вы будете на нашей стороне. Говоря «вы», я имею в виду не кого-то из вас и не большинство из вас, но всех вас! (Громкие аплодисменты и топот.) Вы нужны нам! Это вы в минуты борьбы будете вселять в нас силы своими голосами! Так произнесите же снова свой боевой клич!
Мы закричали еще громче — на этот раз эхо было похоже на рев истребителя, пронесшегося над долиной. Адреналин кипел в моих жилах. Хотелось что-нибудь сломать. Мои зубы были стиснуты, левая рука сжимала плечо Бешеного Пса, а правая — Верна. Малёк был готов порвать всех!
Ребята из сборной старшеклассников потихоньку разошлись и зашагали к школе. Нападающий Оливер Браун вернулся на поле потренировать удар. Болельщики с трибун, разгоряченные своими кричалками и полуобмороженные на ужасном холоде, принялись гоняться друг за другом. Бешеный Пес напал на Верна и Геккона, которые смотрели, как Браун забивает голы. Затем Рэмбо повалил на землю Бешеного Пса. Тот погнался за ним, но Саймон поставил ему подножку. Вскоре и Саймона повалили. Мальчишки бегали, кричали, смеялись и пытались надавать друг другу тумаков. Никогда еще дух школьного единства не был так силен.
29 апреля, суббота
За завтраком Пи-Джей Лутули отвел меня в сторонку и сказал, что Глокеншпиль немедленно вызывает меня в свой кабинет. Сперва я подумал, что это шутка, но одного взгляда на лицо Лутули было достаточно, чтобы понять, что это не так. С бешено бьющимся сердцем, весь в холодном поту, я зашагал через двор к кабинету директора, проигрывая в голове события последних нескольких дней. Не иначе как у меня большие неприятности, а то меня бы не вызвали. Секретарша Глока проводила меня в его кабинет и, видимо заметив мой ужас, погладила меня по плечу, прежде чем закрыть дверь.
— Садитесь, Мильтон. — Глок удобно расселся в кожаном кресле, расстелив перед собой газету. Он жестом пригласил меня сесть на стул по другую сторону стола. — Только подумайте, этот идиот считает, что сегодня мы проиграем школе Линкольна! Прошли те дни, когда местными газетами заведовали наши бывшие выпускники. — Он вздохнул, сложил газету и прямо посмотрел на меня: — Не надо так бояться, мальчик мой. Ты же не сделал ничего плохого, не так ли?
Я покачал головой и что-то пропищал в ответ.
— Вот и хорошо. Я вызвал тебя потому, что ты, видимо, произвел немалое впечатление на моего дорогого друга Джонни Криспо. В завещании он попросил тебя спеть куплет из его любимого псалма, «Иерусалим», на своих похоронах. Завтра утром после службы мисс Робертс с тобой порепетирует. Похороны во вторник. Спасибо, Мильтон. Можешь идти.
Когда я вернулся за стол, члены Безумной восьмерки по-прежнему гадали, с какой стати меня вызвали к Глоку. Гоблин уже принимал ставки: Рэмбо поставил один ранд на то, что меня выпорют (десять к одному), Саймон — два бакса на то, что я докладываю на Щуку за издевательства над нами (двадцать к одному). Узнав, что меня попросили спеть на похоронах Криспо, они были просто поражены. Прикарманив выигрыш, Гоблин признался, что если бы кто и предположил такое, это была бы ставка сто к одному. (Выходит, по его мнению, я в пять раз больше похож на стукача, чем на исполнителя церковных псалмов!) Жиртрест повинился, что съел мой омлет с беконом, пока меня не было, — подумал, что после встречи с Глоком я завтракать уже не захочу. По правде говоря, при мысли о том, что придется петь соло на похоронах Криспо, у меня действительно пропал аппетит.
11.00. Мой первый матч по регби. К перерыву между таймами счет составил 52 очка в пользу школы Линкольна (мы набрали ноль). Мистер Лилли со всех сил старался приободрить нас перед вторым таймом, однако решение нашего тренера игнорировать боевые приемы обернулось нам боком. Кроме того, игроки нашей команды не привыкли к громким свисткам и иногда от неожиданности роняли мяч. Судья был милосерден и объявил конец матча, когда школа Линкольна набрала за сто очков. Мне так и не представилось возможности забить гол, и я понуро уплелся с поля, радуясь, что родители не приехали и видели этого позора. Лилли собрал нас под деревом и сказал, что гордится тем, как мы вели себя под давлением — мол, мы проиграли с великим достоинством. Он был в восторге оттого, что никто не пострадал (что было неизбежно: ведь мы даже не пытались нападать на игроков команды противника или отталкивать их, когда те нападали на нас).
Вот матч сборной старшеклассников — это было совсем другое дело. Под оглушительные звуки кричалки капитан Гиллсон вывел на поле команду в великолепной красно-белой форме. Атмосфера накалилась, и мы докричались до хрипоты, а наши ребята сразу вышли вперед. Роб Андерсон забил гол, бросившись наперехват противнику, а Оливер Браун за весь матч не пропустил ни одного мяча. Финальный счет — 28:3 в нашу пользу. Единственный идиотский момент был, когда Берт вырвался из кучи-малы, пролетел над линией и подбросил мяч в воздух, радуясь своей победе, лишь чтобы позднее понять, что приземлился в 22-метровой зоне, а не в зачетном поле. С Лутули случился приступ хохота минут на пять, не меньше, и на это время кричалки пришлось прекратить. После матча вся школа гудела ульем — все разговоры были о том, что, возможно, в этом сезоне мы выйдем победителями и порвем даже великую команду Кингз-колледжа.
Еще хорошая новость: Деврис, который играет центральным в шестой сборной, сломал руку и теперь ходит в гипсе и повязке.
30 апреля, воскресенье
