Валентин Черных - Свои
Я позвонил режиссеру, и он весело сообщил мне:
— Сказал спасибо. Завтра будут смотреть в комитете.
Я уже знал: если режиссер веселый, значит, пьяный. Во время съемок он запивал дважды: перед самыми съемками и перед монтажом. Нормальный режиссерский страх. Подготовка закончена, завтра надо сказать «Мотор!», и уже невозможно остановиться, подумать, посомневаться, — каждая съемочная смена стоит слишком дорого.
И перед монтажом тоже обрушивался страх. Из нескольких десятков тысяч метров пленки надо смонтировать фильм, и хочется оттянуть это вхождение в неизвестность.
Значит, он запил в третий раз. Тоже понятно. От мнения на дачах зависело, как скоро он сможет получить следующую постановку. Будут даны указания: хвалить или ругать. Поедет ли фильм на фестиваль — даже не в Венецию, Канны и Берлин, у этих фестивалей были свои отборщики, а хотя бы в Карловы Вары или Варну, куда посылали фильмы без мнения устроителей фестиваля. От руководства зависело присуждение фильму категории: по первой режиссер получал в два раза больше денег, чем по третьей. Вечером мне позвонила редакторша и сообщила:
— Режиссер запил.
— Я знаю.
— Завтра с утра фильм будут смотреть в ЦК комсомола, поедете вы, как главный герой, и я.
— А почему в ЦК комсомола?
— Фильм о молодом герое. В Кинокомитете хотят заручиться поддержкой комсомола.
Формулировка не для посвященных. Комсомол никого не защищал. Комсомол — цепной пес партии, говорил Афанасий. Их выпускают выгонять из берлоги медведя и травить его, пока не подойдет охотник, не прицелится и не уложит зверя наповал. Они могут защищать только хозяина.
Во рту стало сухо. Жаль, конечно, но не корову проигрываем, как говорила моя мать, повторяя слова своего отца, моего деда. Корова — главная крестьянская ценность. Но как оценить потерю целого года жизни?
ПЕРВЫЙ ПОЛИТИЧЕСКИЙ ОПЫТ
К десяти утра я подъехал к зданию ЦК комсомола, через сквер начиналась Старая площадь с комплексом зданий ЦК партии. Недалеко была Лубянка — Комитет государственной безопасности, рядом Кремль. Наверное, они соединены подземными переходами, подумал я тогда и не удивился, когда через много лет узнал, что они соединены законсервированными линиями метро.
Секретарша, девушка лет двадцати, высокая, в узкой длинной юбке и кофточке с темным бантом, напоминала молодую революционерку, какими их изображали в кино, только разрез на юбке был выше колена — скромно и сексуально. Она провела нас в маленький кинозал мест на двадцать. Фильм смотрел секретарь ЦК по пропаганде.
Он вошел в зал, поздоровался с редакторшей, пожал мне руку, и я понял: с фильмом что-то происходит — я всегда чувствовал надвигающуюся неприятность.
Секретарь, полноватый, румяный, выглядел лет на двадцать пять, хотя ему было больше сорока.
Пахло от него кофе, — наверное, только что пил, — хорошим табаком и ненавязчивым легким одеколоном. Лет пятнадцать в чиновниках. Профессиональные чиновники отличались умением носить костюм, всегда хорошим, но умеренным загаром и округлостью плеч. Такие плечи у мужчин, которые много лет не работали физически и не занимались спортом.
Секретарь смотрел фильм молча. Я сидел сзади, и мне показалось, что он уснул. После просмотра он спросил:
— А где снимали?
Я назвал район и деревню в Подмосковье.
— Замечательная русская природа, — сказал секретарь. — О художественных достоинствах фильма вы знаете лучше меня.
И я понял, что сейчас он скажет: «До свидания» — и уйдет.
— О художественных достоинствах мы знаем. От вас хотели бы услышать о политических достоинствах фильма.
— А не слишком ли вы самодовольны в своих мнениях о достоинствах фильма? — тут же вскинулся секретарь. — Вы когда в последний раз были в деревне? Я не имею в виду время съемок.
— Понятие «в последний раз» для меня неприменимо. Я вырос в деревне. Моя мать по сей день живет в деревне.
Я, конечно, передергивал, Красногородск — не совсем деревня, но жили там все-таки по законам и привычкам деревни.
— И что же? — спросил секретарь.
— Ничего. Вы спросили, я ответил.
— И я вам тоже отвечаю. Я посмотрел фильм не по вашей просьбе, а по просьбе директора студии, ему я и сообщу свое мнение.
— Простите, — сказала редактор. — Мы в растерянности, потому что не знаем, какие поправки надо вносить.
— Поправки вы, конечно, внесете. Я вам советую поговорить с товарищами из отдела сельского хозяйства на Старой площади. Фильмом недоволен заведующий отделом. Это все, что я могу вам посоветовать.
И секретарь вышел.
Мне указали на мое место. Рано еще высовываться, щенок. Я знал, что Воротников-старший теперь работал в отделе сельского хозяйства ЦК КПСС, но не подумал, что Воротников ничего не забыл и ничего не простил мне. Мы вышли из здания ЦК комсомола. Редакторша закурила. У нее тряслись руки.
— Что, от них так уж много зависит? — спросил я.
— К сожалению, много…
— А комсомольский вождь выскажет свое мнение?
— А зачем ему высказываться? Он позвонит своему старшему коллеге в отдел пропаганды ЦК партии и так, между прочим, скажет: «Смотрел новый фильм. Странный фильм. И в отделе сельского хозяйства им недовольны». Там насторожатся и тоже решат посмотреть.
— И скажут: нам нужны такие фильмы!
— Или: нам не нужны такие фильмы! Если это будет сказано секретарем ЦК, никто уже не будет возражать. Время такое. Всем все до лампочки.
Потом это время назовут «застоем». Но в «застое» были свои правила, по которым чиновники играли и часто выигрывали, если четко рассчитывали комбинацию. Я не знал тогда, что уже через час директор студии и председатель комитета выработали стратегию показа фильма. Был конец недели, пятница, и на дачи развозили фильмы из фильмотеки комитета. Заказывали американские боевики, мюзиклы, но любили смотреть и советские комедии. На экстренном совещании решили обозначить фильм комедией: в фильме было много смешного. К тому же с комедии и спрос небольшой. Главное, чтобы фильм не попал на дачу секретаря ЦК по пропаганде, члену Политбюро.
Пропагандой и агитацией в ЦК занимались неглупые люди. Они понимали, что нельзя подвергать сомнениям выработанные каноны, иначе возникает ересь, раскол. Партия много переняла от церкви.
Председатель Комитета по кино позвонил помощнику Генерального секретаря и сказал, что есть новая советская кинокомедия, довольно забавная. И получил согласие:
— Присылайте!
Заместитель заведующего отделом пропаганды позвонил на пятнадцать минут позже.