Джаннетт Уоллс - Серебряная звезда
– Все понятно, – кивнул Лиланд Хэйс. – Глупая мелкая вражда. Больше вопросов нет.
– Но мне нужно объяснить…
– Больше вопросов нет.
– Вы не дали мне возможности все объяснить!
– Молодая леди, на этом все закончено, – проговорил судья.
Лиланд Хэйс сел, а Дикки Брайсон поднялся с места. Он попросил меня объяснить присяжным, что я имела в виду, утверждая, что мистер Мэддокс пытался наехать на нас. Я рассказала, что, когда мы шли на автобусную остановку, он катил по дороге в своем «Понтиаке» и съехал из общего потока прямо на нас. Мы должны были прыгнуть в канаву, чтобы дать ему проехать.
Лиланд Хэйс спросил:
– Вы когда-либо заявляли об этом в полицию?
– Нет, – ответила я.
– Значит, в полиции нет записи об инциденте?
– Но он это делал!
– Это будут решать присяжные. Вы допускаете, что между вами и мистером Мэддоксом вражда?
– Я думаю, вы можете это так назвать. Но все началось, потому что он…
– Вопросов больше нет.
Судья сказал, чтобы я сошла вниз, но у меня не было сил двигаться. Я только что предала маму. Выдала Джо. И призналась, что лгала дяде Тинсли. Как это получилось? Я считала, что во всем права, желала лишь одного – рассказать правду о том, что Мэддокс проделал с Лиз, и тогда я уже не выглядела бы вруньей, воровкой, злобным погубителем шин. Я чувствовала себя оскорбленной и вместе с тем хотела убежать из зала суда, забраться в какую-нибудь глубокую, темную дыру и остаться там навсегда.
Я сошла с возвышения для свидетелей. Дикки Брайсон говорил мне, что после того, как я закончу давать свидетельские показания, могу сесть на галерее. Когда я проходила мимо Мэддокса, он покачал головой и посмотрел на присяжных, будто хотел сказать: «Ну вот, вы видите, что это за девочка».
Я села между мамой и дядей Тинсли. Он похлопал меня по руке, но мама даже не взглянула на меня.
Дикки Брайсон попросил судебного пристава привести Уэйна Клеммонса, который ходил по коридору и курил. Он был в серой ветровке, но даже не побрился. После того как Уэйн принял присягу и сел, он пробормотал свое имя и опустил голову, будто стал изучать шнурки на своих ботинках. Дикки Брайсон попросил его описать, чему он был свидетелем в ночь тех событий.
– Да особенно и нечего рассказывать, – произнес Уэйн. – Мэддокс и девушка сидели на заднем сиденье моей машины и спорили из-за денег. Она хотела получить у него деньги. Но на самом деле я ничего не видел.
– Как же так? – удивился Брайсон.
– Я вел автомобиль и смотрел на дорогу.
Брайсон вынул из пачки лист бумаги.
– Мистер Клеммонс, вы говорили в полиции, что наблюдали, как Джерри Мэддокс физически и сексуально нападал на Лиз Холлидей на заднем сиденье вашего такси?
– Я не могу вспомнить, чего я говорил в полиции. Я немного выпил, и вообще, с тех пор, как вернулся из Вьетнама, у меня память ни к черту. Забываю то, что случилось, и помню то, чего не было.
– Мистер Клеммонс, позвольте напомнить, что вы здесь под присягой.
– Как я уже сказал, я смотрел на дорогу. Откуда я мог знать, что происходило на заднем сиденье?
– Это ложь! – крикнула я.
Судья стукнул молоточком и заявил:
– Я требую соблюдать порядок в суде.
– Но как он может сидеть тут и лгать…
Но судья снова стукнул молоточком и воскликнул:
– К порядку!
Потом он обернулся к судебному приставу, что-то прошептал ему на ухо, и тот вышел через боковую дверь. Через несколько минут я почувствовала, что мое плечо крепко сжала чья-то рука. Я повернулась – это был судебный пристав. Он поманил меня пальцем. Я встала и посмотрела на Уэйна Клеммонса, который все еще разглядывал шнурки своих ботинок. Судебный пристав вывел меня из зала, закрыв дверь, и произнес:
– Судья не хочет, чтобы вы возвращались.
Дверь судебного зала открылась, и появился Уэйн.
– Почему вы врали? – выпалила я.
– Довольно, молодая леди, – сказал судебный пристав.
Уэйн покачал головой, прикурил и двинулся по коридору к выходу.
– Не возвращайтесь в комнату свидетелей, – сказал судебный пристав, – и не разговаривайте с другими свидетелями.
Я села на скамейку в коридоре. Вскоре судебный пристав открыл дверь в комнату свидетелей.
– Поднимайтесь, мисс, – произнес он.
Лиз встала и пошла за ним. Ни разу не взглянув на меня.
В начале второго двери судебного зала открылись. Лиз вышла из двери с мамой и дядей Тинсли, будто они ее охраняли. Джо и тетя Эл следовали за ними.
– Как там было? – спросила я сестру, но она молча прошла мимо меня.
– Просто отлично, – сказала мама.
– Этот адвокат был очень суров с ней, – добавил дядя Тинсли. – Потом место для свидетелей занял Мэддокс. Он заявил, что уволил вас за воровство, и вы обе делали все это у него за спиной.
– Грязный лгун! – воскликнула я. – Наверное, они этому не поверили.
– Они не знают, чему верить, – усмехнулся дядя Тинсли. – Но мы не должны это обсуждать, пока не закончится суд.
Мы отправились в «Обед Бульдога», заняли столик сзади, под фотографиями футбольных игроков. Вошли адвокаты, судья и заняли столик в середине. За ними следовали присяжные, те сели у стойки. Когда мы взяли меню, появился Мэддокс, он занял столик впереди.
– Тут сидит мешок дерьма! – громко сказала я.
– Тихо, – зашипел дядя Тинсли. – Не надо разговаривать о деле. Хочешь, чтобы присяжные не вынесли никакого решения?
– Как мы можем есть в одном помещении с ним? Меня стошнит.
– Все обедают здесь, – заметил дядя Тинсли.
– Это одна из радостей жизни маленького города, – усмехнулась мама.
После ленча мы вернулись в суд и сидели на неудобных скамейках в коридоре, когда присяжные начали свое обсуждение. Я считала, что они будут долго разбираться с основными данными и обдумывать юридически спорные вопросы, но через час судебный пристав позвал всех в зал. Он сказал мне, что поскольку свидетели закончили давать показания и присяжные вынесли вердикт, судья позволил мне вернуться.
Друг за другом вошли присяжные. Я взглянула на Тэмми Элберт, но она смотрела на судью. Помощник передал ему листок бумаги. Судья развернул его и прочитал.
– Вердикт гласит: невиновен по всем обвинениям, – произнес он.
Тетя Эл открыла от изумления рот, а мама крикнула:
– Нет!
Судья стукнул молоточком по столу.
– Суд закончен.
Мэддокс хлопнул Лиланда Хэйса по спине и стал пожимать руки присяжным. Мы с Лиз сидели и молчали. Я чувствовала себя сбитой с толку, будто мир перевернулся и мы оказались в таком месте, где виноватый был невиновен, а невиновный – виноватым. Как же жить в таком мире?
