Галина Шкавронская - Стремнина
В советские времена у людей всегда была уверенность в завтрашнем дне, в бесплатном медицинском обслуживании, в каких-то льготах, и, хотя жизнь пожилых людей, ставших пенсионерами, нельзя было назвать обеспеченной, но в нищих никто из них не превращался. Некоторые даже умудрялись помогать детям, чувствуя себя достойными людьми. Конечно, и тогда приходилось экономить. Пожилых людей никто не гнал с работы до момента их добровольного ухода на отдых. Но старики, живя на пенсию, имели возможность скопить деньги, чтобы раз в год съездить в санаторий, проведать детей, живущих в другом городе. Люди уверенно чувствовали себя под защитой государства.
Теперь медицинское обслуживание стало платным: для того, чтобы обратиться к врачу, надо было в те годы купить страховой полис, обеспечивающий помощь и консультацию врача в течение какого-то времени. Но не у всех были деньги на покупку полиса. Государство бросило своих граждан на произвол судьбы. Каждый выплывал, как мог, а если не мог, не справлялся в одиночку с обстоятельствами, всем вокруг было на это наплевать. И таким людям ничего другого не оставалось, как смириться и обречённо ждать финиша. Человеческая жизнь медленно, незаметно теряла свою цену. Миром стали править деньги, а что в такой системе ценностей значила жизнь? Ни-че-го! Марина недавно прочувствовала это на себе самой.
С недавних пор, она стала замечать в себе признаки какой-то болезни, сначала малозаметные, а теперь серьёзные, явно угрожающие её жизни. Но идти в поликлинику за помощью было не на что. Заболевание медленно, но верно прогрессировало, заявив о себе частыми депрессиями и отчаянием. Порой оно было просто невыносимым. Марина подозревала, что это вполне может быть «онкология», но от безысходности убедила себя в том, что… чему быть, того не миновать, что всё хорошее уже прожито, а теперешняя никчемная жизнь не стоит и сожаления.
Правда, пока с ней была маленькая Зарочка, жизнь для неё обрела некоторые краски. Марина Михайловна после завтрака усаживала внучку в коляску и уходила с нею далеко-далеко от дома, в парк или густой тенистый сквер, где в будни было совсем мало народа. Там бабушка рассказывала девочке, какое дерево как называется, какие у этого дерева листики. Вскоре малышка уже безошибочно определяла, какому дереву принадлежит тот или иной листик. Они бродили среди цветов, и Марина обращала внимание ребёнка, как красив этот мир, какие чудесные бабочки летают, как красиво птички поют, какие облака, похожие на барашков, плывут на небе. Без конца наполняла малышку свойственным ей, Марине, восторгом от окружающей природы. Иногда они брали с собой книжку и, усевшись где-нибудь в тени деревьев, рассматривали картинки и читали коротенькие сказки для маленьких. Зара уже во всю болтала. Она вообще была очень нежным милым ребёнком, не создающим много проблем, тем более, что Марина Михайловна умела терпеливо объяснять всё происходящее вокруг, а, если и запрещала что-либо, то делала это так, чтобы ребёнок всё осознал и согласился с её доводами. Между ними редко возникали конфликты.
С тех пор, как пришла весна, они иногда просто выходили во двор на детскую площадку, где внучка с восторгом качалась на качелях или играла в песочнице. Марина не любила пассивный отдых, её утомляли эти посиделки, целью которых было обычное наблюдение за ребёнком, поэтому надолго её терпения не хватало и, едва часы показывали время обеда, она звала девочку домой, на что та без восторга реагировала, не желая отправляться спать. Детишки в таком возрасте часто начинают проверять взрослых «на прочность», выясняя, смогут ли они командовать в семье. Вот, и Зарка в один прекрасный день рьяно воспротивилась идти домой.
— Не хочу кушать и спать! Неть! Хочу иглать!..
Марина улыбнулась и молча пошла к дому, чтобы ребёнок, боясь остаться один, побежал за нею. Но пройдя некоторое расстояние, она обернулась и обнаружила, что маленькая принцесса по-прежнему сидит в песочнице. Марине пришлось вернуться и решительно взять ребёнка на руки. Зарка вдруг подняла такой крик! Она вырывалась, дрыгая ножками, колотила бабулю ладошками, и орала так, что люди оборачивались, ища глазами того, кто издевается над ребёнком. Марина умела иногда быть жёсткой и требовательной. Войдя в прихожую, она опустила девочку на пол, но та упала и стала колотить ногами, продолжая истерику.
— Та-ак… На зрителя работаешь?.. Значит, не будет у тебя зрителя. Побудь-ка одна в комнате и выступай там, сколько хочешь! — спокойно сказала Марина и поместила Зарку в спальню, прикрыв дверь. Минуты три ребёнок ещё кричал, затем чуть-чуть ещё повсхлипывал и… наступила тишина. Марина стояла с другой стороны двери и прислушивалась. «Пора!» — решила она и, тихонько открыв дверь, заглянула в комнату. Зарка молчала, сидя на полу, и исподлобья глядела на бабушку.
— Ну? Всё?.. — улыбнулась Марина. — Концерт окончен? Иди ко мне, сладенькая моя. Как я тебя люблю, котёночек ты мой! Ты — рыбка? Или птичка? Полетели-полетели ручки мыть и кушать кашку!.. — И через мгновения ребёнок опять сиял улыбкой, щебетал что-то на своём, не всегда ещё понятном взрослым, языке. Зарочка дарила Марине столько радости и нежности, что она в такие часы редко вспоминала о своей болезни, да и что толку вспоминать? Зачем отравлять себе жизнь дурными мыслями, может, уже в последние месяцы и дни?
Глава 27. СТРЕМНИНА ЖИЗНИ
Как бы мы ни ощущали себя в разные моменты своего существования, река жизни неумолимо несёт нас всё дальше и дальше, постоянно меняя обстоятельства, словно экзаменатор, рассыпая перед нами билеты «на засыпку». Трудно удержаться на плаву, когда водоворот событий засасывает тебя в воронку, из которой, казалось бы, не выбраться. Тебя накрывает ревущим потоком с головой, не хватает дыхания, уже кажется, что всё — не выплыть! Но в самый последний момент, извернувшись каким-то чудом, попадаешь во властное и величавое течение. Ты — снова на поверхности, снова в бурной стремнине жизни! Она несёт тебя дальше, навстречу новым нешуточным преградам. Их нельзя обойти, объехать, их можно только преодолеть. Жизнь словно испытывает тебя на прочность, заставляя задуматься: «Господи, за что мне это?». Хорошо, если мы сами находим ответ, вспомнив, как однажды, оступившись, возможно, спровоцировали сегодняшнюю без пяти минут трагедию. И как только осознаешь, что тогда был не прав, гадок и эгоистичен и осудишь себя за это, как ситуация волшебным образом переменится. В награду будет даровано, пусть даже на некоторое время, спокойное течение жизни-реки. Передышка для того, чтобы почувствовать себя счастливым, набраться сил для нового рывка в неизвестность.
Мы не можем существовать вне этой шумной непредсказуемой реки жизни. И стоит только почувствовать, что нас влечёт на мелководье, к берегу, как мы в ужасе начинаем барахтаться, отталкиваться от чего придётся ногами и руками, стремясь в центр несущей нас стремнины. Только бы вновь испытать эту ни с чем не сравнимую страсть — сражения с неумолимым потоком во имя счастья любить и быть любимыми, видеть небо и звёзды, слышать щебетание птиц, вдыхать аромат цветов и пробудившейся от зимней спячки земли, ласкать детей и слышать их чарующий смех и мысленно говорить с небом в минуты познания себя в этом мире… Вот оно, высшее счастье, дарующее нам силы жить дальше!
Всё остальное — суета сует!
Так думала Марина, гуляя с внучкой в парке. Зара, весело повизгивая, гонялась за мячиком, скользящим по траве, а бабушка, присев на пенёк, поглядывала на небо, на лёгкие перистые облака. Одно из них напомнило ей старинное гусиное перо. Наверное, таким Пушкин писал свою поэму «Руслан и Людмила». Оставаясь наедине с природой, на даче, за городом или, как сейчас, сидя в безлюдном парке, Марина часто почти физически ощущала себя одним целым с окружающим её, мягко обволакивающим любовью, миром. В такие моменты ей в голову приходили наиболее здравые мысли. Казалось, сама природа вкладывала их. К ней подбежала внучка и, обняв её колени, вдруг сказала:
— Буся, а где моя мама? Почему она не идёт?
— Скоро, совсем скоро, приедет твоя мамочка! Я тоже скучаю по ней! Чуть-чуть потерпим, хорошо?..
Марина Михайловна обняла внучку, прижала к себе. Но непоседа-ребёнок быстро высвободилась из объятий и весело помчалась за голубем, неторопливо выхаживающим по тропинке. Марина посмотрела ей вслед, и мысли её обратились к Яне.
Да, случается, что нас покидают выросшие и оперившиеся дети. Мы плачем о них. Кажется, нет более безутешной потери, нет горя большего. В такие минуты теряешь смысл жизни, но в один прекрасный момент нисходит озарение: растя детей, вкладывая в них свои силы, мы не меньше и черпаем от них! Не только мы, но и они невольно переделывают нас, делая нас духовно богаче, добрее, заставляя отречься от собственного эгоизма.
