Елена Черникова - Золотая Ослица
- Валяйте, - сказала Ли.
Восьмой рассказ ночного попутчика
В облаках было весело и свободно. Ли прощально посмотрела на Землю. Удивительно, как легко смириться с бестелесностью: взамен - свобода! Немыслимая. Яростная. Легкая, как огонь.
Она еще не решалась рвануться к Луне.
Позже, сказала себе Ли, задумчиво рассматривая мечущиеся вокруг нее тени. У них не было лиц, но это очевидно были человеческие существа, поскольку волны ярости, сопротивления, незавершенной борьбы сливались в дикий энергетический шквал; Ли хотелось посторониться и пропустить их куда хотят. Но они клубились, скручивались все теснее, обрастали новыми расплывчатыми соучастниками, как опаловыми грибами. Ли показалось, что слышны крики гневного спора. Любопытно. Подобравшись поближе к визгливому турбуленту, она послушала-послушала и поняла, что эти все - только что с войны.
Сочувствую, хладнокровно сказала она. И улетела подальше от павших героев.
Как странно!.. В этом мире только в самые первые мгновения имеют какое-то значение земные правила. Или память о чувствах. Господи, как трудно там... Ли быстро осмотрела свою жизнь от рождения до Гедата, потом всмотрелась в дальнее прошлое, увидела еще несколько своих жизней, потом ей это надоело. Все угрюмо повторялось; сюжеты, лица, всё одни и те же...
Заметно менялись только костюмы. Ретроспектива размывалась.
И куда теперь?
Кстати, о костюмах. Ли вспомнила, что, проснувшись в Гедате, она ощутила новый к о с т ю м. Его тело было прежде всего костюмом. Ну, правда, с физиологическими причудами. А разве можно бросать костюм на произвол его воли? Он же глупый, дитя, подросток, внезапно всполошилась Ли. Улетая от Гедата, она улетала от человека, быстро надоевшего ей банальностями. Но сейчас её остро проколола ответственность перед живыми людьми, с которыми столкнется Гедат. Этот костюм, конечно, не пойдет на войну, подумала она, брезгливо взглянув в сторону ядовитого клубка героических душ... Но мало ли что кроме военных действий может прийти в его непутевую голову! Когда он устанет от себя в сексе, а это со всеми однажды случается, он может выдумать какую-нибудь, скажем, партию! Или, не дай Бог, общественное движение.
Ли, насколько могла, окоченела от ужасного предположения, что новорожденный займется переустройством мира. Нельзя!..
Вспомнив про письмо Альматры, она сказала себе, что лучшего времени, чтоб выяснить судьбу незнакомки, не будет. Надо немедленно ее найти. Пока есть абсолютная свобода. Женить бы их как-нибудь...
Ли пометалась по-над Землей, но ничего похожего не нашла. Вернувшись на секунду в Москву, она успокоенно обнаружила Гедата опять в постели с бывшей женой Парадиса, вслушалась в их довольные стоны, поняла, что у нее еще есть время, и отправилась в прошлое.
Пролетев несколько веков и не найдя нигде никакой Альматры, Ли призадумалась. Письмо было написано по-русски? Да. Орфография современная? Да. Так куда же ты, милая, полетела? Почему в прошлое? Назад, скорее вернись. Ли ворвалась в Москву исходного времени, выбрала уютную тучку над Кремлем и устроилась размышлять.
Светало. Понедельник. У людей весна. Не возражаю.
И где же эта чертова Альматра?
Ли с подозрением вспомнила слово "будущее". То есть а вдруг Альматра там где-нибудь? И что это должно означать?
Покосившись на Кремль, Ли увидела ранних дворников, выметающих малочисленные пылинки с сановного двора. Скоро главные проснутся, придут вершить дела. О, как забавно понимать всё это с высоты маленькой тучки!.. Сколько веков метут этот двор!
Ли вспомнила, как в учебниках истории любили писать про достижения России по сравнению с уровнем тринадцатого года. Почему тринадцатого? Довоенный? Тринадцатый - чертоводюжинный? Мысли ее плавно плыли невесть куда и вдруг заплыли в другую страну, и Ли увидела убеленного старца, пишущего свой предсмертный роман о Понтии Пилате и его прославленном оппоненте. Тысяча девятьсот тринадцатый год: мистер Джек Лондон записывает свое центральное озарение - о своих прежних жизнях, о своей багровой ярости, прерывавшей время от времени его земное существование в человеческой форме. Старец знает, что ему не удастся втолкнуть этот главный свой роман ни в какие энциклопедии и прочие историко-литературные отчеты, потому что его амплуа уже утверждено. Как страшно, подумала Ли, глядя на затылок Джека Лондона, в конце жизни всё понять и даже написать, и отдать лавры своего центрального открытия - другому!..
Сейчас Ли уже знала, как это бывает, когда не успеваешь при жизни. И когда уже точно жаловаться некому, всё произошло. И сам себя выталкиваешь из тела и ничего не изменишь.
Или изменишь?
Она опустилась на крыльцо Архангельского собора, подумала секунду и осторожно поплыла в алтарь. Посидела на плече Иоанна Грозного, вспомнила первую встречу с ним. В комнате было тихо-тихо, и царственный покой не нарушался ничем внешним. Крепкий замок, вечные стены. Боже, как одиноко.
Она отправилась к себе домой, теперь уже понимая, что не к себе. Гедат мирно спал на ее подушке. На прикроватной тумбочке лежало письмо.
"О мой ничтожный, о пресмыкающийся..." - писала ему Альматра.
Ли присела на лист и с изумлением обнаружила, что на пожелтевшей бумаге появились новые строки, очень странные, желчные, с упреками. И чернила уже выцвели, хотя она точно помнила, что в день обнаружения письма этих строчек не было. Что такое? Где это загадочная авторица, которая пишет письма, не прикасаясь к бумаге, не появляясь на форме и будучи поклонницей квазивозвышенного стиля?
Ли могла читать только с одной стороны листа. Подобраться к обратной что-то мешало. Естественно, она не могла просто перевернуть страницу. Но и просочиться сквозь лист было нельзя. Она могла проникать сквозь стены и века, но не через этот пожелтевший лист! Что же это...
Гедат перевернулся на левый бок, и одеяло сползло на край кровати, открыв точеную наготу торса и сонный орган, безвольно перекинувшийся на левое бедро. Ли подумала что-то вроде: "Были времена, когда захотелось бы разбудить эту сонную беспомощность, придать ей классическую форму и романтическое содержание..." И кто-нибудь сделает это с ним, но без Ли. Незабвенную Машу лобызали вместе. Парадисову бывшую - уже один Гедат. Бывшая - вроде Маши в кубе, многоместная, неожиданно ворчливо сказала Ли. Вот Альматру ему бы найти, вернуть. И тут ей стало смешно: рассуждения добропорядочной мамаши над обликом потенциальной невестки! Умора.
И вдруг еще один прилив горечи окатил бесплотную маленькую Ли, прекратившую свои расчеты с видимым миром. Как легкой звонкой стреле в мишень, в самую десятку, - ей безумно захотелось в тело. В видимую всего двумя глазами, несвободную по определению, всем чем ни попадя ограниченную жизнь, к правилам которой она привыкла, хотя и потратила на борьбу с ними всю физическую жизнь. Ли подумала, что если теперь удалось бы вернуться, то... Если бы вернуться. Вернуться.
О, наверное так думали многие, дорогая Ли. Прожив столько, уйти так легко - это ли не подарок? А от кого подарок, кстати? То-то.
И всё же очень захотелось обратно. З д е с ь было скучно. И слишком терзала очевидная нерешенность своей з а д а ч и.
- ...Вы зря внесли всё это в вашу книжку. Вас не поймут, потому что понимать это еще не принято. Я, например, будь просто слушатель или читатель - сказала бы вам, что человечество уже давно разобралось с мечущимися бабами, от них покоя ни в постели, ни на кладбище, - сказала Ли ночному
попутчику.
- А я, собственно, не о человечестве пекусь. Тут ведь в чем дело: как вы вернулись? Правильно?
- Усилием. Не знаю каким.
- А зачем - знаете?
- Чтоб не возвращаться больше. Когда устаешь
по-настоящему, надо и уйти по-настоящему. И только очень усталых там примут хорошо. А меня не очень-то приняли.
- А это вы с чего взяли? Вас вообще не очень-то заметили - это да, а вот не очень-то приняли - нет. Зачем было вас принимать, когда вы были такая свежая, такая живая и трепещущая... Это лишь вам казалось, что вы так устали, что переродились в Гедата
и ушли из формы. Чисто бабский каприз: вот вы все такие-растакие, мужики проклятые, я на вас все свои таланты потратила, а вы так и не произвели на меня должного впечатления - несмотря на то, что произвели много всяких впечатлений... Вы провалились еще
на старте: почитайте начало - про Вовочку, про Н...
- Провалилась? - возмутилась Ли.
- А, возмущаетесь? Прекрасно! Вы, кажется, начинаете соображать, к чему я клоню. - Ночной попутчик потер руки. - Ну-ка, давайте топайте дальше по алфавиту - и без глупостей, хватит. Вспомните, скажем, такую хорошую штуку как инстинкт самосохранения. Он к вам, можно сказать, больше в гости ходил, чем жил в полном праве. А почему?
- Но я же все рассказала! Издержки воспитания, медленно переходящие в борьбу и победу над собой... - фыркнула Ли.
- Нет. Только половину. Пока можно подумать, что вы - непризнанный гений женственности, безвременно усопший от своих же безосновательных фантазий...
