Юрий Козлов - Изобретение велосипеда
Алина говорила, говорила, никогда Гектор не слышал, чтобы Алина так много говорила. А Алёша Григорьев смотрел им вслед, смачивал водой голову и искал на песке свои сандалеты.
53
Прошло два дня.
О том, что произошло, не вспоминали. Алёша всем объяснил, что налетел в море головой на камень и набил шишку.
Алёша оказался необидчивым человеком. После случившегося он только до ужина не разговаривал с Гектором, а потом, когда зажгли костёр и искры полетели в чёрное небо навстречу звёздам, Алёша неожиданно сел рядом с Гектором, стал расспрашивать, кто он и откуда.
В свободное время между утренними и вечерними раскопками Гектор загорал, положив на голову мокрую майку, или читал учебники. Он никак не мог привыкнуть к тому, что Алина Дивина — любовь его — здесь, рядом, ходит, смеётся, помогает на кухне. Гектор отчаянно робел, и это забавляло Алёшу Григорьева.
Когда Гектору надоедало читать учебники, он шёл к обрыву, с которого Алёша крутил тройное сальто. Алёшино тело с выпуклыми, словно надутыми воздухом, мышцами без труда совершало в воздухе пируэты, сальто, всё, что угодно. А Гектор был весь красный от ударов об воду, кожа слезала, но он упорно прыгал и прыгал, удивляя Алёшу Григорьева. Странная дружба возникла между ними. Они вместе раскапывали остов крепостной стены, некогда грозно высившейся над морем. На стене в те далёкие времена стояли бородатые понтийские стражники и сверлили взглядами морские дали. Гектор быстро привык к археологической канители: зольникам, расчисткам, зачисткам. Правда, никаких редких находок не было. Были одни только черепки, да целые, самое большее на треть, амфоры. Алёша Григорьев объяснил, что раньше в цементный раствор (вернее в то, что его заменяло) для прочности добавляли черепки амфор, короче говоря, сваливали туда всякий мусор, поэтому никаких находок и не должно быть, а по плотности черепков можно установить, сколько народу жило в то время в городе, мирное было время или война (в войну, естественно, черепками не занимались). Определённый интерес представляли также надписи на амфорах. Когда Алёша отлучался, Гектор обрушивал в море целые центнеры глины и смотрел, как по крутому склону скачут белые, красные и чёрные лакированные черепки, а потом спокойно садился курить. Приходил Алёша и интересовался, почему так мало собрано черепков. Гектор отвечал, что, наверное, велась война… Алёша грозил кулаком, а Гектор обиженно пожимал плечами.
Однажды они с Алёшей заплыли в такую даль, что до берега оказалось, как до горизонта. Гектор в ужасе подумал, что это Алёшина месть, что Алёша сейчас, весело пофыркивая, уплывёт, а он, Гектор, утонет, но Алёша сам вдруг начал могучей загорелой рукой поддерживать Гектора, поплыли медленнее и в конце концов добрались до берега.
Дни стояли безоблачные. Вымерли облака, как белые динозавры. Пыль раскопок, солнце, колючая земля, море…
В радиусе пяти километров был только один населённый пункт — село Отрадное. Как-то раз Гектор ходил туда за продуктами. Разгуливая по Отрадному, Гектор подивился могучести заборов и добротности домов. Разговаривать с Гектором местные жители почему-то не желали. Алёша Григорьев объяснил, что им, по-видимому, не нравятся его длинные волосы, джинсы, побелевшие от солнца и ветра, а также то, что ходит Гектор без рубашки, а на шее у него болтается какой-то дурацкий медальон.
Повариха Галя совсем поскучнела. Гектор томно поглядывал на Алину, Алина, как киплинговская кошка, ходила сама по себе, Алёша Григорьев занял непонятную выжидательную позицию. Галя начала ныть, что в Керчи её ждёт муж (в первый же день она объявила, что он негодяй и пьяница, что за мужем нужен уход, а она здесь чахнет и горит на солнце за какие-то жалкие деньги. Когда появился Фёдор Фёдорович (он приехал на автобусе забрать ящики с черепками), Галя окончательно распрощалась с экспедицией и поварихой стала по совместительству Алина, причём качество завтраков, обедов и ужинов даже улучшилось.
Гектор быстро привык к небу над головой, к солнцу, морю и к колючей земле под ногами. Ему как-то не верилось, что скоро придётся ехать в Ленинград, стричься, страдать в белой рубашке на вступительных экзаменах, набирая нужные баллы.
Алёша Григорьев сортировал черепки с каким-то фанатизмом, бранясь при этом постоянно с Русланом из-за каких-то сложных археологических вопросов. Руководительница Света выслушивала их взаимные претензии, вникала в суть дела и нехотя становилась на Алёшину сторону. Как понял Гектор, Руслан всё время пытался халтурить, да и Света была не прочь, но Алёшина честность была этому препятствием.
Когда красное солнце садилось в море, в воздухе на несколько минут разливалась голубизна. Чайки в это время всегда возвращались с моря. Они летели важно, наклонив вниз головы и посматривая, что там делается в прозрачной воде. Гектор и Алина уходили гулять по берегу. Они прыгали по камням, Гектор подавал Алине руку, и она крепко бралась за его руку, и Гектор пытался обнять Алину, но она высвобождалась, и Гектор начинал злиться…
Алина молчала, смотрела в небо. Но там только чайки, словно выстиранные белые трусики, висели на невидимых верёвках. Гектор нарушал все заповеди, преподнесённые Алёшей Григорьевым, и чуть ли не в ногах валялся у Алины, а она смотрела на него — прекрасная и грустная — и спрашивала:
— Ты хочешь, чтобы я тебе уступила? Ну, ладно, ладно, пожалуйста… — И Гектор дрожал, неловко обнимал Алину, но как только взгляды их встречались, Гектор опускал руки.
— Не так, — шептал он. — Не так я хочу. Вернее, не этого, понимаешь? Я так не могу… Так никто не может.
Алина клала его голову к себе на колени и тихонько целовала в лоб.
— Лежи спокойно, — говорила она. — И не обижайся на меня. Не стоит на меня обижаться…
— Ещё как стоит! — отвечал Гектор.
— Нет, — возражала Алина. — Ты ведь не отрок, утопающий в соплях и слезах, а я не горничная, которой твоя мама заплатила деньги…
Такие беседы вели по вечерам Гектор Садофьев и Алина Дивина.
54
Со стороны Тамани пришла туча, закрыла солнце и начала прыскать дождём. Гектор, который до этого ходил в одних плавках, надел рубашку и джинсы. Когда дождь долбил крышу палатки и работы отменялись, он сидел с Алиной на одеялах, слушал, как вдалеке шумит море, как радуется оно дождю, как налетает на палатку ветер и палатка начинает дрожать и хлопать брезентовыми крыльями. Гектор смотрел на Алину — бледную (внутри палатки цвета приобретали другие оттенки), и сам Гектор, загорелый до черноты, казался зеленоватым, точно гороховый стручок.
Руслан и Наташа неожиданно объявили, что поженятся, и стали спать в одной палатке. Эта новость вызвала у Алёши Григорьева приступ смеха.
— Осёл! — вопил он, размахивая лопатой. — Жениться на такой каракатице! Взял бы уж лучше Светку!
Руслан, бледный, с трясущейся бородой, бросился на Алёшу, но Алёша, точно ребёнка, схватил его на руки, поднял в воздух (Руслан сучил ногами и пытался укусить Алёшу), потом отнёс на утёс и нежно сбросил с десятиметровой высоты. Руслан, подняв тучу брызг, ухнул в воду, тут же вынырнул, ошалело тараща глаза и фыркая, начал проклинать Григорьева, который, улыбаясь, смотрел на него с утёса.
— Ишь ты, Айвенго какой, — недовольно бормотал Алёша, глядя, как Руслан карабкается наверх. — Рыцарь белой розы. Хорошая она в общем-то девка, — задумчиво сказал Алёша, когда Руслан, весь в глине, чёрный, как негр, предстал перед ним. — Только вот статей, статей нет. Доска гладильная…
Руслан плюнул и ушёл.
Однажды Гектор нашёл совершенно целую остродонную амфору. Освободив её от земли, омыв в море, он показал амфору Алёше Григорьеву.
— Отдай Алинке, пусть срисует, — сказал Алёша. — Потом покажи Светке и спрячь. Будешь в ней дома молоко держать. По две недели киснуть не будет. У меня, например, самая молодая посуда — двухтысячелетней давности.
На будущий год Алёша собирался ехать раскапывать какие-то тюркские поселения на берегу Аральского моря.
— Там ещё жарче, — говорил он. — Зато рыбы солёной полно. Здесь рыба дрянь! А там рыба отличная. Но там пива нет! Если от Академии наук экспедиция, на вертолёте за пивом летать будем.
На Алину Алёша не смотрел. Вечером он натягивал джинсы, причёсывался, для чего одалживал у недовольной Светы зеркало, и, насвистывая, уходил в Отрадное.
Всего несколько дней прошло, как Гектор уехал из Ленинграда, но прежняя жизнь и прежние страсти казались ему теперь такими далёкими… «Вот что делает с человеком расстояние и новое окружение, — думал Гектор. — Теперь я вернусь и буду смотреть на всё иначе… Наверное, я просто заучился в последнее время…» Будущее виделось Гектору в данный момент простым и ясным — он будет поступать в университет. Не поступит — пойдёт работать, хотя бы вернётся в эту же археологическую экспедицию. А на будущий год снова будет поступать.
