Тимоти Финдли - Ложь
Хоть бы Лоренс поскорей вернулся. Если Петра будет продолжать в таком духе, скандала не миновать, она всех нас, не говоря уже о Лили, подведет под монастырь.
Я попробовала направить разговор в другое русло.
— Ты не находишь, что Лина чудесно выглядит?
Петра ответила во весь голос, раздраженно, и слова ее я повторить не рискну.
Лина оглянулась, подняла царственную бровь. Я качнула головой и, стараясь ее успокоить, одними губами произнесла:
— Извините. Она выпила лишнего.
— Ничего подобного! — запротестовала Петра.
Вот тут-то и началось.
— Нет, вы пьяны, — объявил Питер Мур, обернувшись в нашу сторону; сидел он рядом с безмолвной Кэролайн. — Вы очень и очень пьяны, мисс.
Питер и сам успел основательно нагрузиться, иначе бы не запамятовал, что с одной рукой равновесие не удержать и все кончится падением. Так и вышло, он начал сползать на пол. Как в жутковатом киношном фарсе. Падал он в сидячем положении и увлек стул за собой. Мало того, Лина Рамплмейер, видя, что он падает, схватилась за пустой рукав блейзера, послышался треск, и, когда Питер замер у ног Петры, злополучный рукав остался у Лины в руках — этакое гротескное memento mori[38] об утраченной Питеровой руке.
Клянусь, в зале воцарилась гробовая тишина.
— Как же мы его поднимем? — надтреснутым голосом изрекла Кэролайн. — Он ведь накрепко застрял между столами. Помогите!
— Не надо кричать! — прицыкнула я. — Здесь полным-полно людей, вполне способных прийти на помощь… — Людей впрямь было полным-полно, хотя никто из них не делал поползновений устремиться на выручку Питеру Муру.
В конце концов встал Айван, обошел вокруг стола и попытался присесть возле друга на корточки. Но приблизиться к нему оказалось невозможно.
— Вот если бы миссис Поли встала… — сказал Айван.
Но Петра наотрез отказалась.
— Ох, вы в самом деле полная дура! — Айван выпрямился во весь рост, цапнул Петру за плечо и скомандовал: — А ну, вставайте!
Между тем наш столик обступили зеваки, некоторые даже танцевать бросили, чтобы поглазеть на инцидент, и стояли, не размыкая танцевальных объятий. Поодаль по-прежнему мяукала музыка.
Кэролайн почему-то вообразила, что Петра напала на Айвана Миллса, и решила вступиться за него, огрев Петру по спине своей сумочкой.
— Перестаньте! — воскликнула она. Растерянное детское лицо исказилось от ужаса.
Я оцепенела в полном замешательстве.
— Спокойно! Спокойно! Что здесь происходит? — послышался чей-то голос за спинами зевак.
Тот самый негр. Протиснулся сквозь толпу.
Одной рукой он сгреб Айвана, другой — Кэролайн и оттащил их от Петры.
— Прекратите! Прекратите, говорю!
— Боже, какой кошмар, — сказала Лина. — Кошмар! Что же нам делать?
— Прекратите, говорю! — повторил негр. — Все посторонитесь.
Охотно, подумала я. Впору сквозь землю провалиться.
Народ отступил на несколько шагов, так что негр смог подойти к Петре и поднять ее со стула. Она улыбалась. Так бы и убила ее!
— Кто знает этого человека? — спросил негр, глядя на Питера Мура.
— Я, — сказал Айван. — Как раз пытался подойти к нему, когда вы встряли. — Он свирепо смотрел на негра. — Не возражаете?
— Прошу! — ответил тот, жестом предлагая Айвану пройти вперед, а когда Айван поравнялся с ним, воскликнул: — Ого! А вы и впрямь сущий баскетболист!
— Да. А вы и впрямь чернокожий.
Мы замерли.
Пять-шесть долгих секунд негр молчал, потом рассмеялся.
По-моему, на эти пять-шесть опасных секунд он совершенно забыл, кто он такой, где находится и что здесь делает.
Но потом вспомнил.
Сомневаюсь, что Айван когда-нибудь догадается, почему его пощадили.
131. Айван присел между столиками на корточки и сказал:
— Питер? С тобой все в порядке?
Негр, покачав головой, сообщил нам:
— Мистер Питер крепко спит. Вот в чем дело. Устал, только и всего.
Народ начал потихоньку расходиться.
Я села. Петра тоже, передвинув стул на другую сторону стола. И Лина села, аккуратно сложив Питеров рукав. Потом закурила черуту, пальцы у нее дрожали. Кэролайн сидела в полном оцепенении. Только Айван, по-прежнему стоя, счел за благо сказать:
— Вы небось думаете, мне за него стыдно.
— Нет-нет, — забормотали мы. — Сядьте.
— Жизнь у него была кошмарная. Вам не понять. Да и раньше никто не понимал.
— Мы очень даже понимаем, — сказала я. — Прекрасно понимаем. Сядьте.
— Не сяду! Питеру черт знает как досталось во время войны. Его снова и снова забрасывали во Францию…
— Сядьте…
— И возвращался он всякий раз с все более страшными увечьями. У него десять медалей. Десять! Ему переломали руки и ноги, пальцы на руках и ногах — но вам этого не понять!
— Сядьте…
Невыносимая ситуация. Мы любили его. Почему же он думал иначе? Он вспотел. Но замолчал. Одного за другим обвел нас взглядом, потом сказал:
— Извините! — и улыбнулся.
После чего сел.
Лина позвала официанта.
132. В конце концов они таки подняли Питера Мура на ноги и увели, но случилось это, уже когда мы вышли из зала. Издалека мы видели, как Айван и Кэролайн тащили его через парковку.
Лоренс, притихший и трезвый — даже без сигареты в зубах, — появился минут через десять — пятнадцать после того, как улеглась суматоха. Прежде чем начать разговор, я внимательно на него посмотрела. Мне было что рассказать, но слушать он явно не способен. А принуждать его я не хочу. Похоже, он и так с трудом держит себя под контролем.
— У тебя все хорошо?
— Погоди минутку… Да.
— Как насчет коктейля? Можешь допить мой.
— Спасибо.
Он залпом опрокинул мой «манхэттен».
— Где, черт подери, тебя носило? — раздраженно бросила Петра.
— Скажу, когда выйдем на улицу, — ответил Лоренс.
— Ну уж нет, говори сейчас, черт подери! Надоела мне эта тягомотина!
Лоренс посмотрел на жену так, будто видел ее впервые в жизни, будто перед ним уродливое, незнакомое существо, нарушающее его покой, потом сказал:
— Думаю, нам лучше уйти.
— Эх вы, — пробормотала Петра, вообще-то не нам, а себе самой, — с вашими дурацкими заговорами и трупами в морозилке.
Лоренс встал, я последовала его примеру.
Мы ни с кем не попрощались. Только кивнули, проходя мимо столика Лины, и Лина кивнула в ответ. Наверняка она все поняла.
— Ох эти ваши хреновы покойники в шезлонгах, — бубнила Петра, пока мы пробирались среди танцующих и лавировали между столиками. — Я вам покажу покойников в шезлонгах! Вы у меня до конца дочитаете «Смерть в Венеции»!
Наконец мы добрались до узкого коридорчика, ведущего в холл. К несчастью для Петры, там никого не было.
Лоренс вдруг схватил жену за руку и учинил ей короткий, но яростный разнос. В выражениях он не стеснялся, как и сама Петра нынче вечером. Таким злющим я никогда его не видала. Каждое слово — как пощечина.
Петра прилипла к стене, перепуганная сверх всякой меры, прижав ладонь к щеке.
Совсем недавно я готова была придушить ее, однако сейчас не испытывала ничего, кроме острой жалости. В конце концов, она просто перепила и спьяну выпустила из-под контроля все свои разочарования. Боюсь, Лоренс не понимает реальных проблем собственной жены. Судя по всему, он искренне полагает, что она сама создает себе сложности, а он тут совершенно ни при чем. Теперь я даже подозреваю, что сцена, очевидцем которой я стала, далеко не единственная.
Впрочем, жесткость жесткостью, но он должен был ее утихомирить. Она подвергала опасности нас всех.
— Так ты заткнешься? Да? — бросил он ей в лицо.
Петра отвернулась и кивнула. Ясное дело, теперь ей рот открыть боязно.
— Хорошо, — сказал Лоренс, — ступай вперед. Вякнешь хоть слово — руку тебе сломаю.
Петра опять кивнула.
Резкий свет в коридоре, алкогольная грубость, запах уборной и дезинфекции, приглушенные звуки трескучей музыки, Лоренс и Петра, нелепые в своих вечерних нарядах, — я словно наяву угодила в ночной кошмар.
А дальше стало еще хуже.
133. В холле, утопая в большом красном кресле, одиноко сидела Мэрианн Форестед.
— Добрый вечер! — сказала она с той омерзительной бойкостью, которая заставляет вспомнить всех и всяческих ненавистных простушек — Уже уходите?
— Уходим, — ответил Лоренс. Вернее, буркнул.
— Я бы тоже с радостью ушла, — вздохнула Мэрианн. — Но увы, не могу.
— А где Найджел? — спросила я, со страхом ожидая ответа, потому что думала, он куда-то смылся с Медовой Барышней. Однако услышала совсем другое.
— Он наверху, — сообщила Мэрианн. — С важными персонами. Не спрашивайте, с кем и почему, — я не знаю. Просто вдруг, прямо посреди отпуска, у Найджела возникли какие-то государственные дела. — Она возвела глаза к потолку. — А мне приходится сидеть тут и помирать со скуки.
