Кеннет Харви - Город, который забыл как дышать
– Что показывают? – спросил он. Тереза подняла голову и посмотрела на него пустыми бессмысленными глазами.
– Тела, – ответила она. – Теперь они добрались сюда, Брайан.
Томпсон отвлек сержанта от грустных мыслей:
– Вы, помнится, про красного ерша что-то говорили.
– У него тоже изо рта голова выкатилась. У акулы – человечья, а у ерша – кукольная.
Чейз попытался сосредоточиться. Перед глазами мелькали фамилии из списка. Шум чертовски действовал на нервы. Сержант отхлебнул кофе из кружки и поморщился:
– Помойка. Да еще и остыла…
Томпсон заглянул в список. Чейз подвинул блокнот, чтобы доктору было удобнее читать:
– Тут и мужчины, и женщины.
– Так.
– Молодые и старые.
– Так.
– Все из одного района, все местные.
Томпсон задумчиво кивал, но смотрел при этом совсем в другую сторону.
Проследив за его взглядом, Чейз увидел разложенную на столе еду. Городские дамы принесли в штаб бутерброды, печенье и холодные закуски. Сержант удивился, что все это вот так запросто выставили на всеобщее обозрение. Неразумно, учитывая опасность эпидемии. А если жители городка случайно эти продукты заразили?
– Есть хотите? – спросил Чейз.
– Умираю с голоду.
– А чего бутербродов не возьмете?
– Нет уж, спасибо. Одному богу известно, сколько им лет. – Томпсон показал на живот. – У меня там и так уже революция.
– Я тут подумал… – Чейз взглянул на школьную доску. Возле нее командор беседовал с ужасно взволнованным молодым солдатиком. Френч был весь какой-то неприметный: среднего роста, среднего телосложения, и лицо такое, что нипочем не запомнишь. Он повернулся к Чейзу и Томпсону, солдатик тоже немедленно посмотрел в их сторону.
– Так что вы подумали? – спросил Томпсон.
– Если эта хворь заразная, – сказал сержант, переводя взгляд на доктора, – разве бы они стали выкладывать еду, которую местные принесли? – Он оглянулся на командора через плечо. Френч уже стоял лицом к доске и изучал школьные записи, оставшиеся от урока математики. Солдатик, глядевший на доктора и сержанта, двинулся в их сторону.
– Источник у заразы должен быть один. Это такое место, где народ собирается, – задумчиво произнес сержант.
– То есть там, где все были одновременно?
– Ну да. Скажем, церковь.
Чейз ткнул пальцем в первую фамилию и прочитал ее.
– Этот ходит в англиканскую, – вспомнил Томпсон, – а следующий – католик.
«Тела», – подумал Чейз. Он вспомнил слова Терезы: «Теперь они добрались сюда». Сержант заметил, что молодой солдатик стоит позади него, сложив руки за спиной.
– Я просто полюбопытствовать, – сказал молодой человек. – Матрос первой статьи Несбитт, сэр.
– Присядьте, – предложил Томпсон и подцепил ботинком железную ножку стула.
– Я лучше постою, сэр. – Несбитт облизал губы и нервно огляделся по сторонам. – Благодарю вас, сэр.
– Для спины вредно, – сообщил доктор, – мышцы устанут.
Несбитт молча уставился на имена в блокноте.
Чейз, который тоже сосредоточенно изучал список, повернулся к Томпсону:
– Так, стало быть, не в церкви. Как насчет работы? – Сержант вытащил из нагрудного кармана ручку. – Донна Дровер?
– Безработная.
Чейз поставил отметку «безр.» против фамилии Донны.
– Масс Дровер?
– Безработный.
– Ллойд Фаулер?
– Безработный.
Они продолжали называть фамилии. В списке оказались одни безработные.
– Нет здесь такого места, где бы все бывали, – заметил Томпсон.
– Зато все как один без работы.
– А чем они раньше занимались? – встрял Несбитт.
– Они… Давайте-ка посмотрим, – заинтересованно сказал Томпсон. – Донна рыбачила. Ее сын тоже. Мистер Фаулер был рыбаком. Дэрри – рыбак… Рыбак… Рыбак… Рыбак…
– Все рыбаки, – сказал Несбитт и облизнул губы. Он быстро потер лоб, словно сгонял муху.
– Да, но не все они мужского пола, насколько я понимаю.
– Ну и что? Все равно ведь рыбачили, – предположил Чейз. – Раз они рыбаки, значит, в море заразились.
В этот момент Несбитт повернулся и быстро подошел к Френчу, который размашистыми движениями стирал с доски остатки школьных примеров. Командор выслушал матроса, на лице его ничего не отразилось. Он взял с полочки мел, подбросил его на ладони, а потом начал выводить большими буквами: РЫБАКИ. Под этой надписью он сделал другую, буквами поменьше: ЛОВЦЫ ЧЕЛОВЕКОВ. Френч подчеркнул эти слова, слегка дернув плечом.
«Выпендривается, – подумал Чейз. – Тоже мне, пират голливудский».
– Ловцы человеков, – тихонько повторил Томпсон.
Сержант повернулся к нему:
– Что это хоть значит?
Томпсон пожал плечами.
– Сперва Томми Квилти рамки для картин продавал, – терпеливо объясняла мисс Лэрейси. Она сидела на деревянном стуле, вплотную придвинутом к постели Ким. – А еще картины про святых апостолов. У него малость не все дома. – Она постучала по виску морщинистым пальцем и посмотрела на свечу – подсвечник поставили прямо на столике у кровати. – В городе болтали, что малец в детстве головенкой ушибся. – Старушка повернулась к Джозефу. Тот с трудом помещался в плетеном кресле рядом с дверью. Джозеф смотрел на мисс Лэрейси, и лицо его сияло улыбкой. Он кивнул, приподнял брови, потом подмигнул и стал вытирать ладони о брюки с таким старанием, что задрались штанины. Джозеф никак не мог справиться со своим лицом. Он то улыбался, то кривился, то широко открывал рот и растягивал губы, словно они затекли. Мисс Лэрейси снова повернулась к Ким и сказала вполголоса:
– Слышь, голуба, муж у тебя чудноватый какой-то, а?
Ким взглянула на Джозефа, и старушке вмиг стало ясно, как сильно эта женщина переживает за мужа. Мисс Лэрейси продолжала повествование:
– Феи нашего Томми из колыбельки украли. Подержали у себя, подержали, да и обратно вернули. Только уж такого косоморденького, ну прям страх божий. Еще говорили, что матушку его, когда на сносях была, чем-то ужаснуло. Оттого наш Томми с большущим пятном родился во всю щеку. А как бедняжка умерла, так мы с ней парня от пятна-то избавили.
– Избавили? – Ким осторожно повернулась на бок, чтобы видеть лицо мисс Лэрейси. Сразу же заболела переносица, и Ким на секунду застыла.
– Я его подвела к кровати, на которой покойница лежала, да и приложила ручку ее мертвую к пятну. Такое только мертвым касанием выводится. Покойничек в могилке тлеет, а пятно бледнеет. Как покойничек совсем пропадет, тут и пятно пройдет. – Старушка поджала губы и уставилась на Ким широко открытыми глазами. – Вот те крест, так все и вышло.
Ким заерзала, устраиваясь поудобнее, и прикрыла глаза.
Мисс Лэрейси подалась вперед и продолжила таинственным шепотом:
– Томми чудеса всякие видит, как я да моя сестричка, царствие ей небесное. Помнишь, дочка, ту белую акулу? Я ж ее давным-давно в море видала. Плавает там в темнотище кромешной, светится вся. Теперь-то ее все видят. Да и про то, как рыба летать учится, толковать стали. Сколько мы, те, кому Бог дал, страстей навидались! А нынче, ишь ты, все дивятся, что за твари такие в море завелись. Да это не твари завелись, а глаза у людей на судьбу открылись.
– А кто такой Томми Квилти? – срывающимся голосом спросил Джозеф.
– Да тот, который шарфик твоей жены нашел, – не оборачиваясь, ответила старушка. – Говорит, ветром принесло. Томми Квилти тоже акулу ночью видал. Он-то мне и шепнул, что без меня тут никак.
– А кто еще видел акулу? – Джозеф нервно кусал губы. – Вы все видели?
Мисс Лэрейси повернулась к Джозефу и смерила его суровым взглядом, потом снова посмотрела на Ким. Помолчала, вспоминая что-то.
– Видал один.
– Он жив?
– Жив. – Морщинистая старушкина рука расслабленно висела на спинке стула. – Я тебе вот что скажу. Знавала я одного шкипера, родом из Голлоу-Вешкинга. Как-то он захворал. До того ослаб, что хоть «караул» кричи. Прямо места себе не находил, никак не мог поспать по-человечески. Ну, а про меня слух шел, будто я с такими делами справляюсь, вот шкипер этот ко мне и заглянул. Сразу на меня его хворью-то и повеяло… – Мисс Лэрейси выудила из рукава носовой платок, раскатисто высморкалась, сложила платок пополам, высморкалась еще раз, внимательно изучила результат и удовлетворенно хмыкнула. Голова ее поникла, и старушка задремала.
– Чем повеяло? – спросил Джозеф.
– А? – встрепенулась мисс Лэрейси.
– Ну, вы сказали, повеяло.
– Чем?
– От шкипера.
– Ах, от шкипера! – Она собралась с силами и продолжила: – Шпангоутами он пах. Я прямо сразу костяк корабельный увидела и как обшивку набивают. Ну, я шкипера и спрашиваю: «Ты корабль, что ли, строишь?» «Да, – отвечает, – почти закончил уже». Я ему и говорю: «Это ты гроб себе строишь». Шкипер весь белый сделался, встал и ушел. Больше он в тот корабль гвоздя не вбил и продавать тоже побоялся. Бросил на суше гнить. Так и пропало все, только эти самые шпангоуты остались. А потом возьми да и сколоти себе из обрезков гроб. Каждую ночь в него укладывался, прежде чем на перину лечь. И что ты думаешь, три гроба сносил, пока дуба не дал от старости, старый хрыч.
