Алексей Санаев - Уругуру
Я подавил желание вскочить из шалаша и бежать куда глаза глядят.
– Нет, дружище. Я слишком устал, чтобы насладиться твоей красавицей. И это было правдой.
В полдень следующего дня я увидел за дюнами конические крыши глиняных домиков деревни Найе, расположенной на высоком холме. Меня донимала усталость после долгого пути, потому что встать пришлось в четыре утра, повинуясь утробным крикам моего осла. Кстати, за все время нашего знакомства я так и не смог придумать ему подходящего имени...
В деревне Бинедама, которую я миновал за пару часов до этого, мне подтвердили, что в Найе действительно живет человек по имени Арама, и рассказали, как его найти. Баран за время перехода через пески растерял всю свою бодрость и едва волочил ноги. Меня начали терзать опасения, как бы он не отдал богу душу еще до того, как я презентую его Араме, – эта смерть была бы еще одной в череде моих неприятностей. Однако благодаря обильному количеству воды и пищи, которыми я буквально осыпал его, баран с честью выдержал переход.
Чего, кстати, нельзя было сказать обо мне самом. Анабасис{ Анабасис (греч. Амсфааи;) – поход, путешествие.} по пустыне в самом центре Африки, трое суток без душа и приличного ночлега, далекие от комфорта условия передвижения, страшная опасность со стороны дочерей кочевников, подстерегающих меня на пути к месту назначения, – все это привело мой внешний вид и душевное здоровье в самое жалкое состояние.
Прически больше не существовало, туарегский бурнус, приобретенный мною еще по пути в Тимбукту полинял и напоминал камуфляж благодаря пищевым пятнам разной формы и цвета. А балахон разорвался в таких местах, что даже вспоминать об этом стыдно. Я уже несколько раз подавлял в себе маниакальное желание переодеться обратно в свои прочные парусиновые брюки, рубашку-поло, надеть бейсболку и надежные походные ботинки, но всякий раз благоразумно удерживался. Жизнь кочевника-туарега к моменту въезда в Найе потеряла для меня всякую романтику.
Найе расположена на самом краю Страны догонов – дальше к востоку лежат земли племен мосси. Здесь живут люди, которые только по традиции считают себя догонами. Их язык не понимают жители других деревень, а с французским здесь и вовсе не знакомы. Как мне пришлось убедиться, не только европейского человека, но и туарега многие местные жители видели впервые. Некоторые дети начали в ужасе рыдать при виде меня, и женщины, подхватив их на руки, стремительно исчезали за глиняными заборами своих дворов. Даже мужчины, к моему удивлению, не понимали всегдашнего догонского «сео!» и настороженно провожали меня взглядами.
На самом краю деревни я остановился возле хижины, расположенной между двумя зонтичными акациями и окруженной изгородью из кривых ветвей родом с тех же самых деревьев. Я привязал осла к одной из этих жердей, дал ему воды и, ведя за веревку своего потасканного и похудевшего бородатого барана, настойчиво постучался в резную деревянную дверь, рядом с которой в глиняную стену была вделана голова гигантского питона.
Дверь мне открыл небольшого роста старичок с длинными седыми волосами и круглой седой бородой в черном балахоне с гигантским капюшоном. И действительно, было в нем что-то от гнома.
– Добрый день. Тебя зовут Арама?
– Да, – сощурился старичок.
– Тебе благословение Бога от твоего друга ИбнМухаммеда из Тимбукту.
Гном посмотрел на меня оценивающе, окинул взглядом стоявшего у меня за спиной барана и усмехнулся чему-то:
– Тебя прислал Уругуру?
– Да, – без колебаний ответил я.
– Входи.
ЗАКЛИНАНИЕ
Мое перевоплощение. – Откровения Арамы. – Есть ли Бог? – История сына теллемов. – Я еду обратно. – Конец Оливье и Жана-Мари. – Малик и Амани не выходят на связь. – Моя решимость. – Звонок Малика: исчезла Амани. – Я иду в пещеру.
Трое суток, проведенных в Найе, стали для меня самыми интересными из всех, проведенных в Стране догонов. Теперь мне кажется, что именно они изменили меня, усыпили во мне скептика, привыкшего смотреть на все глазами прагматичного европейца, и сделали настоящим поклонником удивительной культуры тропической Африки. За эти дни я совершенно забыл про запруженную людьми Москву, про свою «Омегу» и черный пиар «Триремы», про годовой проектный бонус и сапоги моей жены. И знаете что? Мне от этого стало вдруг значительно легче дышать...
Эти три дня я провел в доме Арамы, и почти полностью они были посвящены беседам с этим интереснейшим человеком. Арама жил совсем один и мало общался с соплеменниками даже в собственной деревне. Он сообщил, что всю жизнь провел в скитаниях, но я был страшно удивлен, узнав, как много всего он повидал. В молодости он служил во французской армии, воевал с гитлеровцами в Тунисе, затем был полицейским где-то в Нигере, а вернувшись в родное Мали, стал сборщиком налогов, которые в то время, как и сотни лет назад, ездили по деревням и собирали, помимо денег, кур, зерно и ткани в пользу муниципального бюджета. Так Арама побывал во всех частях собственной страны, выучил французский, изъездил всю Западную Африку и даже один раз был в марокканском Танжере, откуда через Гибралтарский пролив видел Европу.
Он не был женат и не имел детей. Под старость его некому было содержать, и Арама зарабатывал свой хлеб, рассказывая по вечерам жителям Найе и соседних деревень о Европе (видел ведь – значит, почти что был!), о войне, о жизни людей в соседних Сенегале, Гвинее, Нигере и других странах, где догоны, конечно, не могли даже мечтать побывать.
Большинство этих историй я слушал с огромным интересом, пока не засыпал, буквально уронив голову на грудь. Арама, безусловно, отличался острым умом. Но самым удивительным было то, что он знал ответы на любые вопросы и даже на секунду не задумывался над ними. Он досконально знал историю и обычаи своего народа, знал все происхождение мира и не сомневался в истинности своих слов. По вечерам я узнавал от него самые удивительные вещи в своей жизни.
– В чем смысл жизни, Арама? – спросил я как-то раз.
– Как в чем? – удивился он такому простому вопросу. – В познании мира, конечно. Жизнь дается всего раз, за ней следует смерть, и смысл этого краткого и яркого момента состоит лишь в том, чтобы узнать как можно больше о мире. Испытать все на свете ощущения. Узнать самых разных и самых интересных людей. Участвовать в великих событиях. Увидеть страны, прочесть книги, попробовать диковинную пищу, пленить лучших женщин. Разве может быть смысл в чем-то еще? Любой другой разобьется о смерть...
– Какая же цель жизни должна быть у человека? Невозможно ведь познать мир целиком?
– Цель и смысл – разные вещи. Смысл – это то, чем ты живешь каждый день, с утра и до вечера. Цель – это то, что будет когда-нибудь очень не скоро, к чему стоит идти всю жизнь. Цель может быть только одна. Одна, навсегда, и редко кто достигает ее. Эта цель – изменить мир.
– Что это значит? Что в нем менять?
– А разве тебе все нравится в этом мире? Я не знаю, как у вас в России, но в моем мире многим людям живется плохо... Дети умирают от голода и болезней, правительства воюют, вместо того чтобы делать своих граждан счастливыми, скудеют поля, а великая пустыня поглощает целые деревни. Разве жизнь не стоит того, чтобы все это изменить?
– Но ведь это не под силу человеку, – возразил я.
– Под силу. Были люди, изменившие мир так, как им хотелось. Ты знаешь об Ибн-Баттуте? Он был сыном танжерского судьи, а стал великим путешественником. До него люди не знали о мире и половины того, что узнали из его книг. Зародилась торговля, зацвели города, люди перестали бояться трудных путей... Разве он не изменил мир? А великий Искандер{ Искандер (араб.) – Александр Македонский.}, который подарил всему миру греческую культуру?
Или Мухаммед, или Иисус, которые дали человечеству религию и определили образ мыслей на тысячи лет вперед. Почему же ты не можешь изменить мир, если смогли они?
– Но разве я могу бросить ту жизнь, которой живу и которая не позволяет мне вырваться из ее рутины больше чем на два месяца?
– Сможешь еще как, – улыбнулся Арама. – У тебя есть воля и желание, значит, сможешь. Ну, скажи мне, чего ты еще не видел в той своей городской жизни? Для тебя в ней нет ничего нового. А значит, нужно открывать новую. И менять мир.
– Но ведь ты не смог...
– Это не важно. Зато у меня была цель, я двигался к ней, и даже если не получилось у меня, получится у кого-то другого... У тебя, к примеру. Иначе бы люди давно превратились в стадо антилоп, живущих бессмысленно и бесцельно, удовлетворяя лишь ежедневные потребности своего тела...
Несколько раз мы с Арамой спорили до хрипоты. Именно так было при обсуждении вопроса о Боге.
– Арама, ты веришь в Бога? – спросил я его как-то за ужином.
– Непонятно спрашиваешь, – ответил он с ухмылкой, раскуривая глиняную трубку.
