Владимир Пиштало - Никола Тесла. Портрет среди масок
Глаза ученого кассира затуманились.
Зобастый секретарь протянул ему визитную карточку размером с театральную программку. На ней стояло: «Джон „Селезень“ Харрис. Я верю в мир, прогресс и братство всех людей мира». На визитке также была фотография веселого Селезня с бакенбардами и со ртом, полным огромных зубов. Заклятый женоненавистник предупредил Теслу:
— Вот увидите, отсюда горные вершины и другие огромные предметы вам покажутся карликовыми.
— А далекие люди в ваших глазах вырастут до гигантских размеров, — прохрипел Фальконер.
— Здесь свет и законы оптики издеваются над зрением, — добавил глухим голосом онанист-кассир.
— Вот увидите. — Фальконер опустошил бокал кларета. — Колорадо-Спрингс во многом отличается от остального мира.
И в самом деле, Теслу пьянила необыкновенная чистота атмосферы. Лампы у подножия далекой горы сияли так ярко, будто были всего в двух кварталах отсюда. Звуки, особенно высокие голоса, распространялись на огромные расстояния. Как некогда в Пеште, колокольный звон в далеком городке раздавался прямо у него в голове. В Ноб-Хилл скрип колес и разговоры жителей были слышны так, будто все это происходило за дверью.
— Я полагаю, это происходит из-за максимальной наэлектризованности воздуха, — объяснял он преданному Лёвенштайну.
— Вы знаете, что самые хорошие фотографии заснеженных горных вершин сделаны при лунном свете? — просвещали его ученые холостяки из клуба «Эль-Пасо».
При лунном свете маслянистые тени облаков мчались по пустыне. Однажды вечером Тесла рассмотрел меланхолическое лицо Джозефа Дозьера на расстоянии полукилометра.
— Как дела? — Тесла снял шляпу.
Дозьер упер палец в небо:
— А! Луна! Звезды! А?!
И разве не отец Николы, Милутин Тесла, увидел однажды водопад из искр, одновременно далекий и близкий настолько, что его, казалось, можно было коснуться рукой? Оставив после себя в небе голубые полосы, водопад света исчез за холмом, и звезды «побледнели».
Колорадо-Спрингс ежедневно демонстрировал «чудные феномены».
В этом месте по небесному своду скользило больше падающих звезд, чем можно было загадать желаний. Однажды он увидел, как одна звезда лопнула в небе и рассыпалась искрами.
— Неужели это настоящее лицо мира? — Тесла дрожал от восторга.
Острая интуиция щекотала костный мозг.
Здесь он попал в космическую среду и впервые в жизни заработал в полную силу.
Каждое утро стоило того, чтобы просыпаться.
Как только Гелиос ступал на свою колесницу, кромка неба становилась кроваво-красной. Вершины гор превращались в жерла мартенов, из которых изливался расплавленный металл. Быстро возникали и исчезали облака. Огромные снегоподобные массы плыли в воздухе.
Однажды вечером он записал в дневнике:
«Белизна и чистота массы облаков таковы, что никто, даже ангел, не может соприкоснуться с ними, не запятнав их».
Парящие облака выглядели очень массивно, и трудно было поверить, что они состоят из пара. Вереницы небесных вершин были неотличимы от настоящих, земных. Тесла писал Роберту и Кэтрин, что неоднократно наблюдал в небе океан с глубокими зелеными, темно-синими и черными водами! По океану были рассыпаны зеленые острова, сверкающие льдины, парусники и даже пароходы, неотличимые от настоящих, потому что были созданы из ослепительного тумана. Однажды он обнаружил нечто вроде небесной Швейцарии.
Карлейль говорил, что он разливает облака по бутылкам так, как его отец-винодел разливал шерри.
Облака стали внешней душой Теслы. Он с любовью классифицировал их: красные, белые, похожие на груду золота с примесью бронзы, ослепительные, как само солнце.
77. Волосы Горгоны
Светлый луч блеснул вдалеке. В небе сверкнул прут из сплава металла с молнией. Ангельский свет вырвал из темноты лик Фрица Лёвенштайна, а последовавший удар грома вновь погрузил его во мрак.
— Точно сорок восемь с половиной секунд, — звонко объявил Манфред в момент, когда все вокруг заколебалось, затряслось, зазвонило.
Точно предсказанный сейсмический удар едва не вырвал лабораторию с фундаментом.
— Тсс! — Тесла повернулся в сторону Лёвенштайна.
Подземное эхо грома растаяло, но тут же повторилось.
Прилизанный и бледный, как цветок жасмина, наш космический шпион внимательно следил за тем, как это стихает и возникает вновь. И на расстоянии триста километров еще ощущалось колебание.
— Это важно, это очень важно… — шептал он.
Трах! — в другом конце лаборатории ассистент споткнулся о метлу.
— Фриц! Тише…
Лёвенштайн всегда вздрагивал, даже если случайно касался Теслы локтем. В присутствии Теслы он постоянно извинялся, ежился и пожимал плечами. Его редкие волосы напоминали нежные легкие перышки. На Теслу, который воспринимал его неловкость как хулиганство, он смотрел как на бога. А после того как Лёвенштайн несколько раз нарвался на Теслино «тсс», неумолимый изобретатель отправил его в Нью-Йорк.
— Он плохо относится к тем, кто любит его, — жаловался молодой немец Шерфу.
Шерф посмотрел на него сквозь чудовищные очки, за которыми плавали огромные зрачки, и промолчал.
Место ассистента Лёвенштайна занял Коломан Цито, мужчина с опасным взглядом. Цито привез Тесле письмо от службы маяков в Вашингтоне, в котором чиновники сообщали, что они с большим удовольствием подписали бы договор о беспроволочной связи с американцем, а не с Маркони. Тесла же уверился в том, что вести переговоры с военными — все равно что толковать с идиотом. С демонической гордостью он ответил:
«Господа, независимо от того, насколько ценно ваше предложение, я желаю сохранить свою репутацию и, следовательно, не могу воспользоваться вашим предложением, особенно при конкуренции со стороны тех, которые следуют по проторенным мною путям. Мне безразлична та малая выгода, которую вы предлагаете».
Что там говорил Джонсон? Что «нет счастья вне общества»? Ха!
Non servium![17]
Не зря его в Праге называли за бескорыстие Манфредом. Тем же вечером он с гордостью написал Джонсону:
«Я готов произвести эффект, который никому из смертных НИКОГДА не удавался».
Утром Манфред впервые включил мощные машины. Горгона воспылала светлыми волосами. Тесла ощупывал пол током, который был в сотни раз сильнее молнии. Осцилляции отправлялись в путь по планете все более широкими кругами и на другом ее конце сплелись в узел между французскими островами Амстердам и Сен-Поль.
Земля была гигантской кошкой.
Теперь он знал, кто гладит ее.
Земля мурлыкала.
Волна превратилась в эхо, которое воспроизвело точно такой же эффект в Колорадо-Спрингс. С увеличением силы тока резонанс нарастал, как тот снежный шар, что он слепил в детстве. Теоретически эта электрическая лавина могла разнести Землю.
Под этими пречистыми небесами его аппаратура зафиксировала три сигнала с Марса. На планете Колорадо-Спрингс Тесла глубоко нырнул в космический гул. Каждый вдох казался чудом. Он тонул в стихии, которая не умеет прощать. Возврата не было, он обвенчался с ней. Он общался с великим, как смерть, чудом.
Джон Мьюр был далеко. Святой Бернар Клервоский был мертв. Кто мог бы понять его мысли, созревшие среди дикой природы? Разве не сказал Маара Будде: «И не пытайся понять»? И все-таки… Письма летели в Нью-Йорк и прилетали из Нью-Йорка.
«Представьте себе шаровую молнию, которую ветер гонит по пустырю! — писал одичавший затворник городским друзьям. — Вообразите ночную гонку духов! Эти молнии, похожие на перекати-поле, естественным путем возникают в здешней прерии. Нечто подобное высвободилось в результате моего эксперимента, сломав мачту и часть аппаратуры. Волосы Горгоны шипели совсем рядом со мной, и мне пришлось отползти от них».
Преданный Цито бинтовал его раны.
«Я приобрел здесь прекрасный опыт в укрощении диких кошек, отделавшись множеством царапин», — писал перевязанный Тесла Джонсону.
Тесла отбросил перо, стремившееся приукрасить событие.
— Фурии! — прошептал он с отвращением. — Фурии!
И опять схватил непослушное перо. И, укрощая его, продолжил:
«Можно будет без проводов передавать сообщения, картинки, голос и — что важнее всего — энергию, — обещал он в письме тому, кто не хотел понять его. — Я лично произвел передачу энергии на расстояние двадцати шести миль. Поверь мне, Роберт, с накачивающим осциллятором мощностью три тысячи лошадиных сил я могу зажечь лампочку в любом уголке земли».
78. Зевс приказывает Грому
И внезапно сделался шум с неба, как бы от несущегося сильного ветра, и наполнил весь дом, где они находились. И явились им разделяющиеся языки, как бы огненные, и почили по одному на каждом из них.
