Михаил Чулаки - Примус
- Этот милый коттедж - конечно, хорошо, особенно на имя тети Симы, но все-таки нельзя все яйца держать в одной корзине. Не верю я ни в наши банки, ни в наши налоги, вообще во все инстанции. Надо иметь страховочный капитал где-нибудь в Швейцарии. А то работаем-работаем, и все сгорит в один день. Объявят либо девальвацию, либо национализацию.
- Миленький, ты у меня гений, как известно, и во всем прав. Вот только кроме Швейцарии. Со швейцарцами ты не прав. Они теперь помешаны на всяком отмывании денег. И нельзя в них быть уверенным. Страховочный якорь надо бросить на Кипре: там никто ничем не интересуется - откуда и почему? Бросим якорь. Да я уже немного забросила. Я тоже не совсем дура, я же недавно сообщила об этом, помнишь?
Глава 38
Герой снова позвонил из автомата жене Голодца.
Та была в печали:
- Принял меня этот Люлько, принял. Я очень осторожно сказала, совсем намеком, а он все равно руками замахал. Мол, все он делает только по закону и никогда ничего не нарушает. Не хочет брать, так я поняла.
Это был удар. Не хватало, чтобы Люлько вдруг впал в неподкупность. Или он не зарывается? Схавал двадцать кусков за некоего Братеева и теперь как удав: лежит и переваривает?!
- И ничего больше не сказал?
- Сказал, у вашего мужа плохой адвокат. С хорошим адвокатом, сказал, следствие идет успешнее.
Герой расхохотался, стараясь, правда, и смеяться с акцентом.
- Он сказал все, что нужно. Я вам дам адрес и телефон хорошего адвоката. Объясните ему, что деньги вы собрали, осталось только передать. Пишите: Сотник...
Но все равно дело осложнилось: он-то рассчитывал, что Люлько сам пойдет на вокзал, вытащит сумку из нужной ячейки, принесет домой, распечатает пачку... А теперь нужно было ту же пачку вручать Сотнику. А если тот захочет сначала сам пересчитать передаваемые суммы?! Наверное, захочет, чтобы вынуть свою долю! Герой будто в сеансе ясновидения разглядел картину: милейший Дмитрий Касьянович получил от Джулии двадцать тысяч баксов, раскрыл пачки, отсчитал себе долю, а остальное уже понес удаву-следаку. Ведь не за чистую же идею старается поклонник Плевако! А Джулия дала именно двадцать кусков. Значит, Люлько заглотил не все, что-то оставил себе и "хороший адвокат", по терминологии следователя. Если бы Сотнику сверху пришлось еще пять или десять, так бы Джулия и сказала: "Шуточка этой твоей поблядушки обошлась в двадцать пять кусков!"
Весь вопрос, сколько нужно отстегнуть Сотнику?! Максимум: десять - чтобы доли делились пятьдесят на пятьдесят. Но маловероятно. А если кинуть Сотнику слишком много, тоже может заподозрить что-то неладное. Рассказывали смешную историю, как в Чечне задержали командира крупной банды: тот на блокпосту вместо пятисот наших тысяч кинул солдатикам десять лимонов. Те удивились и проверили машину, нашли кучу оружия. Сам солдат простодушно объяснил журналисту: "Дал бы пятьсот, как все, мне бы и в ум не пришло!" Мораль простая: надо давать нормально - как все.
Герой решил дать пять и положить в отдельный конверт: чтобы Сотнику не было нужды распечатывать пачку.
Давно ли он не знал, где взять тысячу баксов, чтобы начать дело, и вот на дело чести он готов выложить пять тысяч! И десять бы дал, но интуиция шептала, что это было бы ложным шагом. Как говорят люди со вкусом: ничего слишком!
А богачом и меценатом он уже сделался невольно. К нему заявился как бы "по-соседски" некий Костельский, "главный дирижер и режиссер в Питере и Амстердаме", как он аттестовался, особенно напирая на Амстердам.
Домна Иванна была в недоумении:
- Он такой, как эти в телевизоре - самые интеллигентные. Волосы вроде как у попа.
Раз пришел - значит, пришел. Даже если заслан кем-нибудь, значит, те, кто его заслал, знают, что Герой Братеев здесь находится. Чего скрываться? И скучно было, Джулия уехала, а он обдумывал дела. Даже не очень волновался: что ответит Сотник? Расслабился и отвлекся.
- Пусть заходит, - кивнул он.
- А угощать его надо? Я подам, если что!
- Вот еще! Я никакого дирижера и режиссера не звал. Просителей не угощают.
Костельский вошел - действительно похожий на попа, седовласый и длинноволосый, отчего воротник его замшевой курточки показался Герою засаленным.
- Очень рад, очень рад! - с порога расшаркался гость. - Рад, что достиг преуспеяния человек интеллигентный, это редкость. Вы же наш, комаровский, я знал вашего батюшку, кристальный был человек.
- Почему же был? Он живет и здравствует.
Гость не смутился:
- Я очень рад. Бог даст ему многия лета. И вот сын продолжает дела отца! Увенчана, так сказать, культура в вашем лице. А то все выходят в миллионеры сомнительные спекулянты.
Голос у него был какой-то взвинченный, неестественно форсированный "театральный", как определил про себя Герой.
Герой нарочно не подал ответную реплику, с интересом ожидая, как проситель перейдет к сути своего визита.
- Поэтому я и пришел к вам. Как к редкому интеллигенту, прорвавшемуся в бизнес. В надежде на понимание и поддержку.
- Ну что ж, садитесь, - смилостивился наконец Герой.
И указал на кресло перед пылающим камином.
- Хорошо у вас. Наша несравненная природа - и так органично вписался ваш прекрасный дом. Многие осуждают этот новый стиль, а я приветствую! Точно так же осуждали особняки Зингера и Елисеева на Невском, а теперь - памятники архитектуры.
Помнится, сам Герой думал когда-то так же. Вот и нашелся единомышленник. Но симпатии к просителю от этого не прибавилось. Он продолжал молчать, вынуждая гостя высказаться до конца.
- Я приветствую и новых людей, и новый стиль жизни... Мы тоже идем в ногу с эпохой, у нас огромные творческие планы и вполне европейский потенциал исполнителей, - сообщал дирижер и режиссер. И тут же, перебив сам себя, заговорил доверительно: - Недавно в Японии, представляете, к одной нашей диве, ну проще говоря, к Наташе Коробовой, но это, конечно, антр ну, подъезжал тамошний банковский магнат, японец до мозга костей, и спрашивает прямо, без китайских церемоний: во сколько вы оцениваете недополученную прибыль, если уйдете со сцены и выйдете за меня замуж? Прелестный подход, да? То есть несостоявшиеся гонорары - это ее недополученная прибыль, а то, что он будет ей давать как жене, - это уже не прибыль, а семейный бюджет. И знаете, что Наташа ответила?
Герою впервые сделалось интересно: что же отвечают оперные дивы из бедной России на такие поползновения?
- Могу только предположить. Она могла бы ответить, что нельзя оценить недополученные овации.
- Вот! Сразу видно еще раз, что вы - человек интеллигентный. Она ответила в стиле вопроса, но в том же самом смысле: что недополученные творческие удовлетворения иенами не выражаются. Но действительно, наши девочки, которые на мировой орбите, они и получают как нормальные мировые звезды. Они к вам за спонсорством не придут. Это я пришел, потому что им платят за их голоса, но никому в мире не нужны наши новые постановки. Наоборот, берем чужие. Вы же знаете, мы перенесли постановку "Тоски" из Ковент-Гардена, и они нам прислали на бедность свои декорации и костюмы. Секонд хэнд своеобразный. Но сцена-то у них немножко другая, пришлось подгонять - ну в точности, как подгоняют старый костюм из комиссионки. Мы с вами из другого поколения, а мой папа всегда себе покупал костюмы в комиссионке, а мама сама перешивала, чтобы сэкономить на портном. Вот так и мы. А хочется чего-то блестящего, чего-то достойного нашего мирового имиджа, который мы сохраняем, несмотря ни на что! И тут вся надежда на просвещенных отечественных спонсоров. Мамонтовых и Морозовых вместе взятых.
Посетитель развел руками обнимающим широким движением, показывая, что сказал все.
- Понятно. И вы принесли свою надежду ко мне?
- К вам, Герой Григорьевич, исключительно к вам!
Герой смотрел на дирижера и режиссера свысока: побираться пришел. И никакого нет таинства в его самонадеянной профессии - жрец искусств, видите ли. Если ты такой жрец, умей сам и деньги зарабатывать, а не клянчить.
- И вам хотелось бы получить деньги вообще или на какую-нибудь конкретную постановку?
- Ну если вы хотите знать конкретно, куда я вас хочу вовлечь... Помните, опять перебил сам себя: - "Но ясно вижу, чувствую теперь я, куда себя в мечтах завлек", да, так вот, в мечтах моих завлечь вас проспонсировать "Аиду". Пласидо Доминго, может быть, приедет на пару спектаклей. Да и наш молодой Котенков давно хочет спеть Радамеса. И Веня Петровский, наш гениальный сценограф, бредит Египтом, хочет создать потрясающее действо. Всё сходится. И я уже слышу, как буду делать. Столько планов и надежд - и все они в руках Героя Братеева.
- Да-а, Древний Египет - это эффектно, и Египет сам по себе я уважаю по некоторым причинам, - улыбнулся Герой. - Но вы знаете, я не люблю "Аиду".
Не будь Братеев толстосумом, по прихоти которого может состояться или нет очередная "Аида" в Петербурге, он бы не решился сказать вслух такое. А теперь он свободен говорить все, что думает, - благодаря своим деньгам.
