Одри Ниффенеггер - Жена путешественника во времени
– Извини, что опоздал, – говорит Бен, подъезжая к нам.– Вызов на дом.
Гомес пристально смотрит на меня. Я не обращаю внимания. Бен смотрит на Гомеса, потом на меня.
– Гомес, Бен. Бен, Гомес. Извини, друг, но мне пора.
– Вообще-то, у меня пара часов свободных… Бен принимает подачу:
– Приятно познакомиться, Гомес. В другой раз, ладно?
У Бена плохое зрение, и он добродушно смотрит на Гомеса сквозь толстые линзы очков, увеличивающие глаза раза в два. Бен позвякивает ключами в руке. Меня это нервирует. Мы оба стоит молча, ожидая, когда Гомес уйдет.
– Хорошо. Ну, тогда пока, – говорит Гомес.
– Я позвоню после обеда,– говорю я.
Он поворачивается и уходит, не глядя на меня. Я чувствую себя неловко, но есть вещи, о которых Гомес знать не должен, и это одна из них. Мы с Беном обмениваемся взглядом, доказывающим: мы знаем друг о друге такое, что в случае огласки возникнут проблемы. Он открывает входную дверь. У меня всегда руки чесались попробовать вломиться к Бену в дом, потому что там так много разных замков и защитных устройств. Проходим в темный узкий коридор. Здесь всегда пахнет капустой, хотя я точно знаю, что Бен никогда ничего съедобного не готовит, тем более капусту. Мы проходим к лестнице в конце дома, наверх, в другой коридор, через одну спальню в другую, где Бен устроил свою лабораторию. Он ставит сумку и снимает куртку. Я почти жду, что он наденет теннисные туфли а-ля мистер Роджерс[65], но вместо этого он начинает возиться с кофеваркой. Сажусь на складной стул и жду, когда Бен закончит.
Бен похож на библиотекаря больше всех остальных моих знакомых. И я, правда, встретил его впервые в Розарии, но он ушел оттуда перед окончанием института. Он похудел с прошлого раза, когда я его видел, и волосы еще поредели. У Бена СПИД, и каждый раз, когда я его вижу, я отмечаю изменения, потому что не знаю, что будет с ним.
– Выглядишь хорошо,– говорю я ему.
– Убойные дозы АЗТ. Витамины, йога, медитация. Что я могу для тебя сделать?
– Я женюсь.
Бен сначала удивлен, потом приходит в восторг.
– Поздравляю. На ком?
– Клэр. Ты ее встречал. Девушка с очень длинными рыжими волосами.
– А, да…– Бен мрачнеет.– Она знает?
– Да.
– Ну, отлично. – Он смотрит на меня, как будто хочет сказать, что все очень мило, но он-то при чем?
– И ее родители планируют большую свадьбу в Мичигане. Церковь, подружки невесты, рис, кучу денег вбухали. Плюс щедрый прием в яхт-клубе после венчания. Белый галстук, никак не меньше.
Бен наливает кофе и протягивает мне кружку с Винни Пухом. Я насыпаю в чашку порошковые сливки. Здесь, наверху, довольно холодно, кофе пахнет горечью, но, в общем, на вкус ничего.
– Мне нужно быть там. Мне нужно пережить этот восьмичасовой изнуряющий стресс и не исчезнуть.
– А-а. – Бен всегда принимает проблему такой, какая она есть, и меня это очень успокаивает.
– Мне нужно что-то, что посылает в нокаут все рецепторы допамина, которые во мне есть.
– Наван, хаддол, торазин, серентил, мелларил, стелазин…
Бен протирает стекла очков свитером. Без очков он выглядит как большая лысая мышь.
– Я надеялся, что ты сделаешь для меня вот это. – Я шарю по карманам джинсов в поисках бумажки, нахожу ее и вручаю Бену.
– «3-[2-[4-96-фтор-1,2-бензоксазол-3-у1>… коллоидальная двуокись кремния, гидроксипропил метилцеллюлоза… пропиленгликоль…» – Он читает, прищурившись. Затем спрашивает ошеломленно: – Что это?
– Это новое антипсихотическое средство под названием риперидон, на рынке известен как риспедал. Его разрешат продавать в тысяча девятьсот девяносто восьмом году, но я бы хотел попробовать его сейчас. Он относится к новому классу препаратов под названием «вторичные бензисоксахолы».
– Где ты это достал?
– «Медицинский вестник». Издание двухтысячного года.
– Кто его делает?
– «Джансен».
– Генри, ты знаешь, что не очень переносишь антипсихотики. А если он сработает в противоположном направлении?
– Они не знают, как он работает. «Независимо взятый антагонист моноаминэкгика с высокой близостью к серотонину второго типа, допамину второго типа и так далее».
– Ну, каждый раз одно и то же. Почему ты думаешь, что это лучше, чем халдол?
– Это догадка, основанная на знании реального положения дел, – терпеливо улыбаюсь я. – Наверняка я не уверен. Ты можешь это сделать?
– Да… могу,– поколебавшись, отвечает Бен.
– Насколько быстро? Ведь, чтобы построить систему, нужно время.
– Я тебе скажу. Когда свадьба?
– Двадцать третьего октября.
– Хм. А доза?
– Начни пока с одного миллиграмма.
Бен встает и потягивается. В тусклом свете холодной комнаты он кажется старым, больным, кожа как будто бумажная. Часть Бена любит принимать вызов («Эй, давай сделаем этот чумовой препарат, который еще никто не изобрел»), но другая часть не любит рисковать.
– Генри, ты даже не знаешь, точно ли твоя проблема в допаминах.
– Ты видел снимки.
– Да, да. Но почему просто не смириться? Лечение может оказаться хуже самой проблемы.
– Бен. Что, если бы я вот так щелкнул пальцами, – я встаю, наклоняюсь к нему и щелкаю пальцами, – и прямо сейчас ты оказался бы в спальне Алена, в тысяча девятьсот восемьдесят шестом году…
– Я б убил этого пидора.
– Но ты не можешь, потому что ты там не был. – (Бен закрывает глаза и трясет головой.) – И ты ничего не можешь изменить: он все равно заболеет, и ты заболеешь, und so weiter. Что, если бы тебе пришлось смотреть, как он умирает, снова и снова? – (Бен садится на складной стул. На меня он не смотрит.) – Вот каково это, Бен. Да, это здорово. Но в основном это означает растерянность, воровство и попытки просто…
– Справиться. – Бен вздыхает. – Боже, ну почему я иду у тебя на поводу?
– Новизна? Моя мальчишеская привлекательность?
– Помечтай. Эй, а я на свадьбу приглашен?
Я в шоке. Мне никогда не приходило в голову, что Бен захочет прийти.
– Да! Конечно! Правда придешь?
– Это ж лучше, чем похороны.
– Класс! Моя сторона в церкви быстро наполняется. Ты будешь моим восьмым гостем.
– Пригласи всех бывших подружек,– смеется Бен. – Ряды будут ломиться.
– Я бы этого не пережил. Большинство мечтают убить меня.
– Хм.
Бен встает и шарит в одном из ящиков стола. Вытягивает пустой пузырек из-под таблеток, открывает другой ящик, вынимает большую банку с капсулами, открывает ее и перекладывает три капсулы в пустой пузырек. Протягивает мне.
– Что это? – спрашиваю я, открывая банку и вытряхивая таблетки на ладонь.
– Это стабилизатор эндорфина плюс антидепрессант. Это… эй, не надо… – (Я бросаю таблетку в рот и глотаю.) – В основе у него морфий. – Бен вздыхает. – Поосторожней бы ты с таблетками.
– Мне нравятся опиаты.
– Надо думать. Но не надейся, что я позволю тебе съесть их тонну. Дай знать, если решишь, что это сработает на свадьбе. На случай, если это твое средство не получится. Работают они около четырех часов, поэтому тебе понадобится две штуки. – Бен кивает на оставшиеся две таблетки. – Не жри их просто ради прикола, ладно?
– Слово скаута.
Бен хмыкает. Я плачу ему за таблетки и ухожу. Спускаясь вниз, чувствую, что меня накрывает, останавливаюсь у подножия лестницы, чтобы насладиться этим новым ощущением. Проходит какое-то время. Что бы Бен сюда ни примешал, это просто кайф. Это как десятикратный оргазм плюс кокаин, и, кажется, он становится еще сильнее. Выйдя на улицу, я чуть не спотыкаюсь о Гомеса. Он ждал меня.
– Тебя подвезти?
– Конечно.
Я глубоко тронут его заботой. Или его любопытством. Или чем бы то ни было. Мы идем к его машине, «шевроле-нова» с двумя битыми фарами. Сажусь на пассажирское сиденье. Гомес садится за руль и захлопывает дверцу. Заводит машину, и мы выезжаем.
Город серый и мрачный, начинается дождь. Жирные капли шлепаются о ветровое стекло, мимо пролетают дома, заколоченные досками или вообще заброшенные. Гомес включает национальное государственное радио, там играет Чарльз Мингус, композиция кажется мне немного растянутой, но почему бы и нет? Это свободная страна. На Эшланд-авеню полно мерзких выбоин, но все остальное просто отлично, довольно хорошо, у меня голова плавная и подвижная, как вытекающая из разбитого градусника жидкая ртуть, и я сдерживаюсь, чтобы не замурлыкать от наслаждения, когда наркотик проникает во все нервные окончания своими крошечными химическими язычками. Мы проезжаем мимо вывесок: «Экстрасенс читает карты», «Автомобильные шины Педро», «Бургер-Кинг», «Пицца-Хат», «Я – пассажир»[66]. Все это проплывает в моей голове, сливаясь с Мингусом. Гомес что-то говорит, но я не улавливаю, потом резко бросает:
– Генри!
– Да?
– Что он тебе дал?
– Точно не знаю. Научный эксперимент, вроде того.
– Зачем?
– Классный вопрос. Я тебе это припомню. Мы ничего больше не говорим, пока машина не останавливается напротив квартиры Клэр и Клариссы. Я смущенно смотрю на Гомеса.