Империя света - Енха Ким
Хенми медленно зашагала вперед. Может быть, Аен ждала ее где-нибудь на детской площадке возле дома, где они часто с ней сидели на скамейке и болтали. Может, даже приготовила какую-нибудь очередную дурацкую шутку вроде: «Говорят, если будешь сперва плакать, а потом рассмеешься, то на попе вырастут рога!» Хенми постепенно ускоряла шаг. У нее вдрут заколотилось сердце. Она спешила и была вся как на иголках, словно в долгом кошмарном сне. Когда впереди показался их жилой комплекс, она перешла на бег. Аен нигде не было видно. Хенми прошла через боковые ворота между домом и теннисной площадкой. Трое старшеклассников с сигаретами внимательно наблюдали, как она неслась через весь двор. Не сбавляя шаг, Хенми миновала арку из роз, скамейки под навесом из глициний, небольшой фонтан, в котором уже давно не было воды, и, наконец, добежала до детской площадки. Она остановилась перед гимнастическими снарядами и, переводя дыхание, осмотрелась по сторонам. На площадке не было никого, кроме женщины с маленьким ребенком, который, видимо, еще только учился ходить. Мамаша с подозрением посмотрела на внезапно появившуюся Хенми, которая все еще задыхалась, ловя ртом воздух. Она вытянула шею и посмотрела, не гонится ли кто за ней. Затем она вытащила ребенка из песочницы и усадила в коляску. Хенми плюхнулась на бетонную скамейку в форме бревна. Скамейка оказалась холодной. Мамаша покатила коляску вон с площадки. Теперь вокруг не было ни души. Влажный ветер овевал голые ноги Хенми.
Что это со мной? Я же сама заставила Аен уйти. Почему же я теперь чувствую себя так, будто меня бросили? Она достала телефон и проверила сообщения. Там было только мамино сообщение о том, что она сегодня задержится. Хенми удалила его. Может, просто пойти домой и заварить себе лапшу на ужин? Или в кои-то веки пойти взять напрокат комиксы? Вдруг раздался сигнал нового сообщения: «Где вы там? Уже заждался:)». Сообщение было от Чингука. Owa набрала ответ. «Куда идти?:)» — «Придете? Круто!:)». Хенми на секунду заколебалась, но в это время от Чингука пришло еще одно сообщение, с адресом. Она ничего не ответила, но поднялась со скамейки и в какой-то момент уже тихо шагала в сторону дома Чингука. Впервые в своей жизни она подумала о том, что между человеческим сознанием и телом помимо вегетативной нервной системы, которую они проходили на уроках биологии, должно быть, существует еще какая-то автономная нервная система, и невозможно понять, как она работает. Она не подчиняется разуму и не имеет ничего общего с физическими желаниями. Однако сейчас эта нервная система неизвестной природы полностью управляла ее телом. Это было сродни тому, как если бы в нее вселился инопланетянин и, завладев ее рассудком, заставлял бы совершать сомнительные поступки. Это были не галлюцинации и не гипноз. Она беспристрастно наблюдала за собственными действиями, как будто это был совершенно другой человек, с той лишь разницей, что она не могла вмешаться со стороны и остановить их.
18:00
Those were the days
Было уже шесть, но Мари не вставала из-за своего стола. Сотрудники салона один за другим уходили с работы. Последним поднялся с места директор. Он взял свой портфель и подошел к ней:
— Вы не идете?
— Нет. Вы идите, а я тут еще немного… — ответила Мари, все еще недовольная.
— Ну ладно. Тогда до завтра.
Он медленно, как будто без особой охоты, а может, думая, что Мари сейчас смотрит ему в спину, пошел к выходу. Теперь она была одна в пустом автосалоне. Проводив взглядом директора, она вдруг ни с того ни с сего подумала о модели, с которой тот живет. Счастливы ли они? Однажды, когда все собрались выпить вместе после работы, она возвращалась из дамской комнаты и нечаянно подслушала, как директор, понизив голос, говорит другим служащим: «Эти худышки так себе. У меня весь пах в синяках». Неужели они так бурно занимаются любовью, что аж бьются друг о друга костями до синяков? Ну, может, поначалу было и так. Но чтобы до сих пор — это уж вряд ли. Мари взяла ручку и начала выводить каракуля на чистом листе бумаги. Она начертила одни треугольник поверх другого, так что получилась шестиконечная звезда Давида. Потом еще треугольник, за ним еще один, пока рисунок постепенно не слился в окружность. Рядом она написала слово «пах», затем «пах в синяках», а поверх опять начертила треугольник. В пустом углу она огромными буквами снова вывела слово «ПАХ». Она продолжала исписывать листок словами «в синяках» и «пах», и в конце концов они утратили свой изначальный смысл и превратились в простые изображения наряду с треугольниками и звездами. Мари достала еще один чистый лист бумаги и начала заново писать на нем слова «пах» и «в синяках» и рисовать треугольники.
— Что вы тут делаете?
Мари испуганно оглянулась. У нее за спиной стоял Ким Риоп. Она прикрыла рукой исписанный листок, но было уже поздно.
— Ты еще не ушел?
— У меня машина не заводится. Эвакуатор, говорят, только через полчаса приедет.
В отличие от директора, Риоп парковался на платной стоянке за зданием. У него был не «Фольксваген», поэтому ставить машину перед автосалоном ему запрещалось.
— Я тут просто время пережидаю. У меня встреча в семь.
В воздухе повисла неловкая пауза. Он тихонько подкрался к ней, чтобы в шутку напугать, но увиденный вскользь листок бумаги был сплошь исписан словами «пах в синяках», и теперь, наверное, только эта фраза и крутилась в его голове.
— А что с твоей машиной? — спросила Мари.
— Я сам не знаю. Просто не заводится. Руки пачкать не хотелось, поэтому я капот даже не открывал. Пускай в страховой сами разбираются.
— А зажигание включается?
— Нет.
— Скорее всего, аккумулятор сел.
— Наверное. Не знаю, что и делать. Моя свояченица меня съест.
— Ах, да. Она же за твоим сыном присматривает, да?
— По-моему, у нее кто-то появился. Она в последнее время ужасно нервничает, стоит мне хоть немного задержаться.
— А у меня есть провода для прикуривания.
Она всего лишь имела в виду, что у нее в багажнике есть пусковые провода, которыми можно подключить один аккумулятор к другому, и она может их ему одолжить, однако, произнеся эти слова, вдруг почувствовала себя вульгарной, как будто только что попыталась соблазнить незнакомого мужчину на улице. Она не понимала, что именно вызвало в ней это ощущение: само это предложение или тон, с которым она его произнесла.
— Ого, вы что, с собой их возите? — удивился Риоп.
— Конечно.
Она уверенно встала из-за стола и направилась к дверям. Риоп поспешил за ней. На выходе к Мари подлетел смотритель стоянки с ключами от ее машины и с чрезмерной фамильярностью объявил:
— А я тут уже выкатил машинку!
Ее «Фольксваген Гольф», припаркованный утром на подземной стоянке, уже ждал ее наверху. С некоторых пор смотритель без ее на то согласия раз за разом вторгался на ее территорию: то, как в этот раз, делал что-нибудь, о чем она его даже не просила, то ни с того ни с сего совал свой кос в ее дела.
— Спасибо, — сухо ответила Мари, садясь в машину.
Риоп уселся на переднее пассажирское кресла Мари включила зажигание и, пока машина разогревалась, нечаянно увидела в зеркале, как смотритель с недовольным лицом сверлит взглядом заднее стекло «Гольфа». Какого черта? Он что, ревнует? Она замотала головой. Да что со мной сегодня такое? Почему мне все время кажется, что каждый взгляд, каждое слово обязательно что-то значит? Я стала слишком впечатлительной? Или отношения между людьми вообще по природе такие? Мари смочила языком губы. В это время подбежал смотритель и постучал по стеклу:
— Там внутри свет не выключен и дверь открыта. Мне все закрыть?
— Нет, я еще не ухожу. У Риопа аккумулятор разрядился, я собираюсь дать ему прикурить от своего, — объяснила Мари.
— A-а, — облегченно закивал смотритель и, отойдя назад, стал жестикулировать, помогая ей выехать задним ходом.