Черешни растут только парами - Виткевич Магдалена

Зачем тогда ждать?

Незачем.

Хенрик перевернулся на другой бок и обнял Анну.

Она улыбнулась при мысли о том, насколько благосклонна была к ней судьба: моментальное решение укрыться в этом доме на улице Жеромского – и ее жизнь пошла иным путем. Если бы ее тогда догнал Куба Ржепецкий, она наверняка была бы сейчас совсем в другом месте. Каждое утро и вечер она благодарила Бога за то, что направил ее шаги к вилле Дворака.

Хенрик проснулся. Он заметил, что Анна на него смотрит.

– Не спится? – спросил он.

– Не спится, – призналась она. – Я все размышляю над зигзагами судьбы. Что худшие моменты в жизни даются человеку для того, чтобы в нем родилась надежда на лучшее. Смотри, когда я бежала от Кубы Ржепецкого, я думала, что со мной не может случиться ничего хуже. Я была уверена, что, когда он догонит меня, мир перестанет для меня существовать. И вот я, спасаясь, переступила порог твоего дома, и моя жизнь началась заново.

– Ты права, – подтвердил он. – То же и со мной. Я думал, что умираю. Если бы я не был так болен, тебе не пришлось бы так заботиться обо мне. У нас никогда не было бы возможности познакомиться. И тогда вопрос: может, мне стоит благодарить Бога и за свою болезнь тоже?

– Благодари Бога, что Он позволил тебе выздороветь. – Анна ласково посмотрела на Хенрика.

– За это тоже спасибо. И я прошу Его помочь мне как можно дольше радоваться рядом с тобой. У нас впереди целая жизнь.

Он поцеловал ее в шею, и она задрожала:

– Хотелось бы, чтобы она продолжалась как можно дольше.

Однако судьба, а вернее, не очень хорошие люди имели другие планы.

Когда Куба Ржепецкий узнал о свадьбе Анны и Хенрика, он пришел в ярость. Он затеял драку на танцах на прудах Стефанского, оттолкнул благоволившую к нему Мюллерову, чем вызвал гнев ее мужа. Муж сначала кулаком попытался научить молодого наглеца хорошим манерам, а потом достал револьвер. Тут же появились несколько секундантов. Кубу собственной грудью прикрыла Элиза, молодая девушка, которая с недавних пор подавала к столу у Стефанских.

– Оставьте его в покое! Разве вы не видите, что ему уже достаточно?! – воскликнула она, отталкивая нападавшего.

Элиза наблюдала за Кубой с тех пор, как приехала к Стефанским. Она влюбилась в него первой, чистой, подростковой любовью. Она верила, как многие женщины, что и плохого человека можно превратить в идеального спутника жизни. Просто нужно окружить его любовью и поддержать. Испокон веку женщины западали на авантюристов и были счастливы, когда те обращали на них внимание. Точно так же было и с Элизой.

Она привела Кубу к себе в комнату, которую занимала на Марысине, прямо над пекарней своего дяди. Это было место, где никто не спрашивал, что за гостей ты принимаешь. Дом, в котором никто никем не интересовался, потому что там постоянно появлялись новые люди. Мужчины принимали женщин, а женщины – мужчин. И никто ничего не видел или делал вид, что не видит.

Не без поддержки девушки Якуб едва добрался до ее квартиры. Она смыла кровь с его лица, раздела его и уложила на кровать.

Одна комната. Одна кровать. Небольшой комод и стол, на котором стоял жестяной умывальный тазик с облупившейся эмалью.

Он смотрел на нее из-под полуприкрытых век.

Девушка была пухленькой и не отвечала стандартам последней моды, согласно которым женщина должна выглядеть худой и томной. Она посмотрела на Кубу. Он закрыл глаза и притворился спящим.

Элиза налила воды в тазик, сняла платье, потом нижнее белье. У нее была тонкая талия, крутые бедра и пышная грудь.

Куба, несмотря на то, что лицо его покрывали многочисленные царапины и все тело было в синяках, не перестал чувствовать себя в полной мере мужчиной. Анна не захотела его, но ведь есть и другие в этом мире. Например, та, которая склоняется над тазиком и омывает свое тело.

Куба застонал.

Девушка быстро укрылась полотенцем.

– Можешь не прикрываться, – сказал он.

– Но ведь так нельзя. Я думала, что вы спите, – сказала она смущенно.

– Я наблюдал за тобой с восторгом, – промурлыкал он. – Один лишь взгляд на твое божественное тело сделал так, что мои раны затянулись.

Элиза вспыхнула румянцем.

– Подойди ко мне и дай воды, – сказал он тоном, не терпящим возражений.

Девушка быстро обернулась в коротенькое полотенце, подошла к комоду и налила воды из стоявшего там графина. Когда она встала рядом с Кубой, тот одним движением сорвал с нее покров и привлек к себе.

– Ты искушаешь, – сказал он, уткнувшись в ее грудь своими губами. – Искушаешь.

Элиза пыталась защищаться, но Куба не сдавался.

– Не надо так себя вести. Ты же этого хотела. – И прижал ее к себе еще сильнее.

– Я думала, ты меня любишь! – крикнула вдруг девушка.

Любить? Куба Ржепецкий знал, что такое любовь. В нем не было того вожделения, которое он испытал при виде полных грудей этой молодой особы, при виде выпятившихся в его сторону ягодиц, по которым она водила ладонью, омывая их. Любил ли он ее? Ах, если бы. Просто в нем взыграла похоть.

– Конечно люблю. – Он смотрел на нее в упор, раздвигая ее бедра.

Девушка была счастлива. Куба знал, что этой ночью она позволит ему все. Некоторые женщины были так падки на комплименты, что в обмен на них отдавали себя. Так случилось и с Элизой. Через несколько часов общих страстных резвостей Куба решил, что Элиза поможет ему забыть горе и залечить раны, оставленные на его сердце Анной, которая сейчас проводит время со скучным больным стариком.

У него уже был план, как разрушить эту идиллию. Но его выполнение требовало подготовки, которая стоила того: месть должна быть сладкой – такой же сладкой, как та малышка, которая сейчас лежала рядом с ним и которую он собирался через минуту разбудить. Ведь она и утром тоже могла поднять его настроение. С этой задачей она отлично справлялась. Ах, если бы он знал об этом раньше, он уже давно сорвал бы этот цветок.

Янина Ржепецкая решила, что ребенка, которого она с недавнего времени носила в своем чреве, она воспитает человеком добрым. Вот только очень сомневалась в том, что Куба, ее первенец, еще сможет стать хорошим человеком. Кароль тоже не отличался ангельским характером, но нельзя сказать, что он был вконец испорченным. С ним можно было жить. А Куба…

Ей не хотелось думать об этом.

Она очень долго не верила тому, что люди говорили про Кубу, – что он, дескать, авантюрист, выпивоха и что многие женщины плачут из-за него. А еще говорили о его романе с Мюллеровой. Что значит роман? Ведь Мюллеровой было столько же лет, сколько ей! Роман с женщиной возраста его матери? Невозможно.

Однако, когда Хенрик в ту ночь нашел его в канаве, она поверила всему. Поверила, а потом каждый вечер и каждое утро вымаливала прощения у Бога, что не смогла воспитать сына порядочным человеком.

Теперь все будет по-другому. Она сжала кулаки. Или ребенка вообще не будет.

Кароль очень обрадовался, узнав о будущем пополнении в семействе. Он тоже понимал, что на старости лет не стоит рассчитывать на своего сына. Такова судьба. Что поделаешь? Ну не смогли они воспитать его достойным человеком.

Он вздохнул.

Он тоже не всегда следовал нравственным принципам. Иногда он ходил в «Веселый Домик» мадам Врублевской, иногда клеился то к одной, то к другой девушке, но о жене тем не менее заботился. Всегда. Она ни в чем не знала недостатка. И он хотел, чтобы так и оставалось.

Он боялся, что Куба растранжирит все семейное имущество. Ему очень хотелось, чтобы сын нашел себе такую женщину, которая держала бы его в ежовых рукавицах, но он знал, что сын вздыхает по Анне. Ничего удивительного. Все вздыхали. Девушка оказалась умнее, чем о ней думали: она окрутила больного богача. Наглость – второе счастье!

А ведь все могло быть его. Он держал только что переданные Хенриком документы, из которых было ясно, что владеть всем, чем фабрикант владеет, будет он, Кароль Ржепецкий. Конечно, с небольшой оговоркой: если у Хенрика будет потомок, то все тому и достанется.