Дмитрий Бавильский - Сделано в ССССР Роман с китайцем
Гена нырнул в машину, механически пожал руку, уставился в точку перед собой.
– Ну что, поехали?
Денисенко кивнул.
И они плавно тронулись с места.
87.
Гагарин включил музыку, понял неуместность жеста, выключил. Гена молчал. Бледный, измученный. Собирался с силами.
Олег решил ехать "огородами", узкими асфальтовыми дорожками, проложенными между многоэтажек, машина ползла медленно, словно для того, чтобы не мешать разговорам. Но разговор не клеился.
– Я знаю, что ты ничем не можешь мне помочь… – наконец решился
Денисенко.
– Веселенькое начало, – ухмыльнулся Гагарин.
Денисенко улыбнулся в ответ. Улыбка вышла скомканной, жалкой.
– Ну, потому что мне никто не может помочь… Я же понимаю…
– И давно у тебя это… такая сильная депрессия? – решил помочь Гагарин.
– А… это… да как узнал.
– Что узнал?
– Понимаешь, Олег, – Денисенко развернулся к водителю. – Я узнал, что я болен.
– Так, – повисла пауза. Нужно спросить или сам скажет?
– Болен? – Скорее всего, нужно все-таки спросить. – Чем?
– Понимаешь, Олег, у меня СПИД. То есть, конечно, не СПИД. Только
ВИЧ. Но ты ж понимаешь… Ты ж понимаешь, Олег…
Рассудком Гагарин, конечно, понимал, понял. Однако название болезни, о которой, разумеется, он много слышал, много знал, удивило его своей абстрактностью.
СПИДом всегда болеет кто-то другой, кого ты не знаешь. Видел по телевизору. СПИД ходит стороной, случается в другом мире. Правда, как выясняется, иногда эти, посторонние миры протекают в наши собственные. Когда твой приятель признается тебе, что болен.
88.
– И давно ты в курсе? – Нужно продолжать говорить. Хотя не знаешь о чем: с чего начать? Что следует спрашивать?
– Ну, какое-то время. Пару дней. Пару дней.
– И как узнал? – Главное не молчать. Почему-то. Заполнять паузы.
– Плановый осмотр, сдал кровь. Сказали. Показали положительную реакцию на тест.
– И что теперь?
– Не знаю. Теперь все знают. Скорее всего, нужно искать новую работу. Или вообще уехать… Уехать.
– Куда?
– Пока не знаю, может быть, домой. Я ж с Украины.
Действительно, с Украины. Из Харькова, что ли, или из Донецка.
Всегда шутили про сало и горилку, как же, как же.
– А твоя Женя? – Гагарин не любил очкастую жену Денисенко, но в данном случае нужно посочувствовать и ей.
– Она не знает.
– Но она… Гена, она здорова?
– А это и я не знаю…Не удосужился. Понимаешь, как узнал, руки опустились, ничего делать не могу.
– Понимаю, как не понять…
– Но, скорей всего, она тоже. Тоже. Мы же…Ну, ты понимаешь…
Какая нелепая смерть. Точнее, какая нелепость. Даже не рак. Когда обвинить (обвинять) некого, кроме Господа Бога. Со СПИДом все немного иначе.
– А как ты это… ну…
– Заразился?
Гагарин промолчал. Даже не кивнул.
– Тебе, наверное, интересно узнать, как я заразился?
– А ты знаешь?
– Нет.
– Слушай, а это как-то связано с нашей работой?
– Ну не знаю… Просто у меня в крови теперь вирус, понимаешь?
Невидимый вирус, который… – Денисенко замолчал.
– Который что? – Хотя Олег знал ответ.
– Который не видно. Оказывается, его нельзя увидеть. Нельзя выделить. Он есть – и его как бы нет. Врачи фиксируют лишь антитела.
Организм реагирует на воспаление, выделяет антитела. А самого тела вируса не существует. Прикол, да?
Гагарин мысленно согласился: действительно, забавно. Хотя "забавно" в такой ситуации не самое точное определение.
– Слушай, я все-таки думаю… – Олег выворачивал на стремительный проспект. – Может, какие-то больные? Чужая кровь
– Не знаю. – Денисенко было все равно "как". Он помолчал, встрепенулся. – Кстати, а ты сам давно сдавал кровь на анализ?
Гагарин уставился на дорогу. Вряд ли. Да минует меня чаша сия. Пока ведь ничего, тьфу-тьфу-тьфу. Хотя накуролесил он за последнее время знатно. Много и знатно. Есть над чем задуматься. Чего испугаться.
89.
Так вот для чего ты, книжка без картинок, нужна мне, вот зачем судьба выдала мне этот пропуск в рай. Серая, липкая жалость, тяжестью оседающая в желудке. Генке, ребята, надо помочь. Гагарин представляет себя то ли на кафедре в медицинской академии, то ли на поминках (чьих?). Выступает, все ждут его скупых, взвешенных слов.
Блокнотик, отправленный в почетную ссылку на Даниной даче, замурованный в подсобке под грудой многоэтажной макулатуры, снова извлекается на свет. Как бы нехотя. Исподволь. Так как надо. Так как иных способов разрешить ситуацию нет и быть не может. Какие другие способы, если у человека ВИЧ? Ужас-то какой. Дожили. Впрочем, паниковать и выставлять оценки будем потом. Сначала нужно помочь.
Клятва Гиппократа и все такое. Привычка. Инстинкт. Не размышлять, действовать.
Гагарин взволнован: давно не прибегал к услугам. Достает из бара бутылку, долго не может начать волшебство. С каждым разом труднее.
Ходит по пустым комнатам, разминается. Формулирует. Выпивает.
Слушает пронзительные песни – нечеловеческая музыка, привезенная
Даной из Европы.
"Как хороши, как свежи были розы, моей страной мне брошенные в гроб": Гагарин думает о себе. О своей собственной защите. О своей собственной судьбе. Решая чужие задачи, исподволь думаешь, что, если придет время, кто-то поможет тебе. Кто-то должен помочь. Но кто и как? У него все в ажуре, в шоколаде. Трудно заподозрить. Еще труднее помочь. Если не ты сам, то. На других нет надежды. Ты "один и разбитое зеркало". Черный человек маячит на горизонте. Заглядывает в окна. Усилием воли Гагарин разгоняет видение. Выпивает. "И я бы мог как шут…" Захлестывает пафос. Процедура затягивается.
Олег садится писать. Разгоряченный виски, не может остановиться.
Подробно описывает состояние организма, который нужно избавить от смертельной напасти. Состояние крови. Состояние иммунной системы.
Выходит небольшой трактат. Непонятным, докторским почерком с готически срезанными углами гласных и согласных. Выпивает. Пишет дальше. Вечереет. Бумага становится синей. Спасен? Спасен! Дано и не отнимется. Отныне все прочее – проблема уже не Гены Денисенко, а его, Олега Евгеньевича Гагарина, который хотел было избавиться от волшебного якоря, да, слава богу, слаб оказался, не смог. Снова не выполнил поставленных перед собой задач. И спас еще одного человека.
Человечка. Порой эти люди… они такие забавные… забавные… да.
90.
Утром, потирая лоб, рассматривал пьяные каракули. Исписал больше, чем нужно. Чтобы наверняка. В приливе алкогольного энтузиазма.
Писал, не мог остановиться. Испытывая себя на щедрость: мол, смогу ли для живого человека потратить, не жлобясь, часть волшебного пространства, которое все убывает и убывает…
Впрочем, не страшно, "Россия – щедрая душа", для других Гагарину ничего не жалко. К тому же, знаете ли, копится усталость. Вдруг оказывается, что осуществленные желания имеют вес, тяжесть. Мечты гнетут, искривляют течение жизни, порождая ощущение медленно надвигающегося несчастья, однако сбывшееся и пройденное тоже никуда не уходит, копится на спидометре подкорки, отсчитывая, сколько же там, впереди, еще осталось.
Имея возможность исполнить любое желание, просуществовав в мареве осуществления достаточный срок для того, чтобы себя побаловать и чтобы подустать от баловства (каково это с непривычки-то, если всю молодость и зрелость зажимался, откладывая грошики, отказывая почти во всем), чтобы задуматься о том, что дальше. А дальше нужно пытаться вернуться в состояние "нормального человека". Так как если ты ненормален, то и судьба у тебя соответствующая. Даже Гарри
Поттер, в конечном итоге, устает от колдовства и начинает влюбляться в девочек из соседнего колледжа.
Олег проспал весь день. Проснулся, когда короткий зимний день выдохся и затянулся непроницаемой мглой. Кривые строчки спасали
Денисенко жизнь. Олег рассмеялся: вчерашняя запись начиналась вполне привычным почерком, обычным медицинским, похожим на немного расшатанную готику. Но буковки еще вместе и держатся друг за друга.
Углубляясь в опьянение, менялся и стиль. Слова начали рассыпаться на отдельные сегменты. Закончившуюся бутылку виски ознаменовывал переход на печатные буквы. Так дети пишут в детском садике, высовывая язык от усердия. Пьяное сознание сгущается, становится концентрированным, загустевает в обрывках фраз. Воздух вокруг превращается в пахучее желе, его можно нарезать ломтями. И оно трепещет от сквозняка (как и положено желе), от холодного воздуха.
Вот ты и просыпаешься, съежившись креветкой, то ли от холода, или от того, что все еще жив.
91.
Хотел избавиться, да не смог. Сверхчеловека не получилось. Якорь снова тянет вниз. Зуд практической деятельности.
Общественно-полезное животное. Я все могу, все! Это пьянит. Это меняет. Мир вокруг. Тебя в мире. Точно ты можешь вырваться из предначертанных границ. Преодолеть пороги тела. Опередить… Что опередить? Мысль скачет. Невозможно сосредоточиться. Додумать мысль до конца. Простую мысль до простого конца. Все же, на самом деле, просто. Вот ты живешь, делаешь то, что считаешь нужным…
