Дмитрий Ребров - Джек-пот для Золушки
Николай рассмеялся и встал.
- Куда же вы, Коля?.. - с наигранным удивлением вскинула на него глаза Наташа.
- Переодеваться… - смеясь, развел он руками. - Я буду готов через пять минут.
Он вышел из гостиной под дружный смех обеих женщин…
Елена Михайловна старалась не зря. Пронзительная, искренняя, светлая лиричность музыки Шуберта как нельзя лучше соответствовала моменту. Нежное пение гобоев и кларнетов, щемящие голоса скрипок и альтов, мягкие звуки виолончелей легко и трепетно проникали в смятенные души Николая и Наташи. При этом оба они очень остро чувствовали присутствие друг друга, и это волнительное ощущение близости, усиленное и украшенное музыкой, невероятно возбуждало и будоражило их.
Так получилось, что во время концерта они не перекинулись и десятком слов, но когда Николай с Наташей покидали Зал Чайковского, обоим казалось, что только что они узнали что-то очень важное - о себе и друг о друге. В задумчивом и молчаливом оцепенении они вышли на Тверскую и, не сговариваясь, не спеша отправились к центру.
Им было хорошо вместе, и затянувшееся молчание их нисколько не тяготило. Лишь у Пушкинской площади Наташа прервала его, спросив Колю об истории его увлечения компьютерами.
Он принялся за неторопливый и обстоятельный рассказ о своей давней, еще детской увлеченности электроникой, о том, как окончив Бауманку, попал по распределению в «почтовый ящик» в Зеленограде, какие светлые головы работали вместе с ним и какие интересные и сложные задачи им доводилось решать. А потом - кризис, закрытие его «ящика», случайные заработки, работа в крутых и не очень фирмах, программы, которые он стряпал за смешные деньги для знакомых и полузнакомых людей. И, наконец, нынешнее свое состояние - положение авторитетного специалиста, «свободного художника», который может позволить себе не гоняться очертя голову за каждым лишним рублем, а заниматься лишь теми проблемами, которые ему на самом деле интересны.
Наташа внимала его рассказу довольно рассеянно, просто слушала завораживающую музыку его теплого, бархатного баритона, смотрела на высокий чистый лоб, на отражающие свет рекламных огней блестящие глаза, на непрерывно движущиеся губы и легкий парок, вылетающий изо рта вместе со словами… Он перехватил ее взгляд и улыбнулся - мягко и чуть растерянно.
- Вам, Наташа, наверное, все это не слишком интересно?..
- Что вы, Коля! Совсем наоборот - очень интересно, - тряхнула головой Наташа и, взяв его под руку, попросила: - Продолжайте, пожалуйста…
- Да я, собственно… Видите ли, моя жизнь не так уж и богата событиями, да и рассказчик я неважный…
- Нет-нет, говорите, прошу вас. Мне…мне нравится вас слушать, Коля. - Наташа опустила голову и тесней прижалась к его локтю.
Его голос отзывался в ее душе чудесной музыкой, и эта музыка, сливаясь с ее собственной, рождала мелодию такой сказочной силы и чистоты, что сердце Наташи то, ликуя, взмывало ввысь, то, томительно и сладко замирая, падало в пропасть.
И в этой неизведанной, могучей, колдовской гармонии с каждым новым шагом, с каждым словом и каждым взглядом открывался ей этот удивительный и уже бесконечно дорогой человек. Таким, каким его не знал никто - ни мать, ни друзья, ни коллеги, - но каким он, без всякого сомнения, был для нее отныне.
Они шли и шли - вперед, не выбирая дороги, через всю Тверскую, Манеж, Красную площадь. В Зарядье повернули налево и отправились по набережной, к высотке. Разговор уже не прерывался ни на минуту, они совсем потеряли счет времени и очнулись только на Таганке. Наташа, вдруг охнув, встала как вкопанная и сжала руку Николаю.
- Боже мой, Коля, - «Фока»!!!
- Какой Фока? - не понял он.
- Мой «Форд» - мы же про него совсем забыли! - Она испуганно вытаращила глаза на Колю, повисла короткая растерянная пауза, а через секунду Наташа прыснула в ладошку и расхохоталась. - Бедненький «Фока», забыли его, несчастного!.. Надо же - совсем забыли…
Посмеиваясь над собой, они так же неторопливо пошли обратно и снова без конца говорили и говорили.
- Все, нехрена больше ждать, поехали! - Хмурый «бык» зло сплюнул под ноги и сел за руль заляпанной грязью «девятки». - Эй, Кум, садись! Слиняла она со своим перцем, ясно же! - крикнул он своему приятелю, топтавшемуся у припорошенного снегом синего «Форда».
- Завтра Леван нам устроит… абгемахт с фейерверком! - тяжко вздохнул тот, плюхнувшись в кресло. - Что делать-то, Бивень?
- Не бзди! Левану скажем, что после театра клиенты прогулялись маленько, побакланили о чем-то и разбежались по норам, ясно?!
«Девятка» взревела и рванула в сторону Садового кольца. А спустя полтора часа к заснеженному «Форду» подошли Коля с Наташей…
33
Босс метал громы и молнии.
- Ты долбень, Леван! Дебил, урод, раздолбай! Тебе только ларечникам морды месить, ни на что более серьезное ты не способен! Твоя мочалка бегает к этому парню каждый день, как на работу, шляется с ним по концертам, гуляет ночами и при этом без перерыва молотит языком! А он, между прочим, тоже электронщик, причем - высшего класса! Так скажи мне, Леван, о чем же, интересно, они беседуют, а? Что молчишь, гнида?!!
- Не знаю, Борис Борисыч, - пробормотал Левчик.
- Не знаешь?! А я знаю!!! О деле, которое я тебе, идиоту, доверил! О нашем деле!! А ведь на месте этого прыща должен быть ты, засранец! Это тебе, а не ему она должна душу изливать! Я тебе что велел? Прилипни к ней, как банный лист, ублажай, ухаживай, пусть она тебе, своему школьному другу, в жилетку плачется, а не черт знает кому! А ты что? Ты когда ее последний раз видел?
- Но она же не появляется в офисе, Борис Борисыч!
- Значит, сам к ней лезь, пенек осиновый! Сам!! - взревел босс. - В общем, так. На носу Новый год, Рождество - самое романтичное время. Из кожи вон вылези, но разнюхай, что она затевает, понял?! Время идет, телка твоя вовсю суетится, готовится к чему-то, а мы как слепые щенки - ни хрена не знаем! Действуй, и помни: если наша курочка снесет яичко в чужом огороде - я тебя, гражданин Усачев, в порошок сотру и по ветру развею! В самом что ни на есть буквальном смысле. Обещаю тебе это со всей ответственностью, понял?
Левчик только мрачно кивнул.
- Тогда все. Проваливай!
До Нового года оставалось два дня. Москва принарядилась, украсилась иллюминацией, у метро появились елочные базары, а у людей на улицах из-под обыденной хмурой озабоченности уже проглядывало нетерпеливое и радостное ожидание праздника. Словом, повсюду витало предвкушение надвигающегося Новогодья.
А тем временем Николай пропал - уехал в Зеленоград к своим друзьям-компьютерщикам готовить опытный образец устройства, которое, по его словам, должно перевернуть всю электронную промышленность. Наташе, наверное, следовало бы этому радоваться, но радости не было и в помине. Она безумно скучала по Коле.
Наконец-то в ее жизни появился тот самый человек, о котором мечталось так безнадежно и так невыразимо долго! И в ранней юности, когда неясное еще томление было особенно остро и мучительно, а невнимание сверстников вызывало горькие слезы обиды и почти физическую боль. И позже, в институте, когда в шумных и беспечных студенческих компаниях кружило голову нетерпеливое и радостное ожидание скорой и, конечно же, непременно счастливой встречи. И потом, когда с каждым годом таяли надежды и уверенность в себе, когда в голову лезли черные мысли о собственной ущербности, о грядущем неминуемом одиночестве и вообще черт знает о чем… Все эти годы Наташа ждала именно такого человека, как Коля Ярославцев. Умного, доброго, чуткого. Такого, чтобы рядом с ним можно было забыть абсолютно обо всем на свете, включая таинственные и всемогущественные ноутбуки и сыплющиеся нескончаемым золотым дождем тысячи, миллионы и миллиарды…
Сто раз уже Наташа пожалела о том, что, привезя Коле черновики Митрохина, она, пребывая в легком и игривом настроении, в шутку попеняла ему на отсутствие видимых результатрв его работы. Дьявол, не иначе, потянул ее за язык! В ответ на этот легкомысленный упрек Николай привычным жестом взъерошил свою шевелюру, улыбнулся своей милой смущенной улыбкой и сказал:
- Хорошо, тогда я исчезаю, ухожу в творческий отпуск. А к Новому году, Наташ, жди подарок…
И он исчез. Наташа поначалу не приняла слова Коли всерьез, но когда ближе к вечеру перезвонила ему, Елена Михайловна сообщила, что Кольша созвонился с друзьями из Зеленограда, собрался и уехал, сказав, что вернется, видимо, не раньше тридцать первого декабря.
Коля пропал, зато от Левчика не стало отбоя. Ни с того ни с сего он вдруг стал проявлять невиданную активность и буквально не давал Наташе прохода. То он чуть ли не волоком тащил ее в офис и давал самый подробный отчет о состоянии дел фирмы, то настойчиво зазывал на модные спектакли и концерты, то вдруг принимался довольно неуклюже ухаживать за ней, дарить несуразно шикарные букеты и делать какие-то невнятные намеки… Причем делал он все это весьма натужно и неестественно, словно отбывал некую странную и тягостную повинность.
