Олег Ермаков - Иван-чай-сутра
Маня стояла, прислонившись к стволу черной ольхи, глядела на завораживающую течь сизой воды, колыхание подводных трав, проплывающие сухие черные листья. Шипел дождь, речку пробирала дрожь. Маня запрокинула лицо к непроницаемому небу, подставляя его дождю. Ей не хотелось видеть людей. И спасибо Киру, что он не разразился очередной тирадой.
Кто вообще ей мог помочь? Взгляд Мани упал на сонную сизую воду и она вдруг принялась холодными покрасневшими пальцами расстегивать пуговицы куртки, потом стянула с трудом свитер, рванула футболку с такой силой, что та затрещала, швырнула ее в воду, сбросила джинсы и ступила в речку. Та оказалась довольно мелкой, на середине вода едва доходила до паха, Маня с исказившимся лицом окунулась с головой, вынырнула, задохнувшись, отбросила назад мокрые волосы, снова окунулась с раскрытым ртом, закашлялась, срыгнула воду, за водой последовала переваренная мутная жижа, ее лопатки ходили ходуном, как будто под белой нежной кожей бились две рыбины, Маня хрипела и рычала, терла грудь с такой силой, как будто хотела вырвать сосцы, по ее животу стекала пена, она наклонялась и ударялась о воду лицом, хватая ее ртом и то ли смеясь, то ли рыдая. Со дна она достала глину и стала возить ею по бедрам, животу, залепливать рыжеволосый пах, как будто намереваясь намертво все запечатать.
— Ты что?! — крикнул с берега Кир.
Она оглянулась на него, откидывая темно-рыжие, как будто набрякшие кровью, пряди со лба и засмеялась. Ей было жаль этого ребенка, но он вызывал смех. Он не был достоин ничего иного. И еще она жалела, что речка оказалась мелкой. Это, конечно, не та Дальняя Река, о которой ей рассказывал Борд, похожий на Джерри Гарсиа, — а может, он им и был? Если та река миф, то и сам он иллюзия, мужчина с ласковым взглядом брахманских глаз. Но Дальняя, Дальняя Река — именно та, в которую она хотела бы погрузиться, вся, навсегда, без остатка. Полная деинсталляция. Без права на возвращение. Съешьте сами это говно.
— Сдурела, Маша?! — снова заорал Кир, спускаясь к воде без рюкзака.
Она шлепнула ладонями по воде.
— Вода теплее.
— Давай выбирайся!..
— Тойфел! бНОПНЯ! — крикнула в ответ Маня. — Иди ты ко мне. Боишься? — Она попыталась обрызгать его. Кир уклонился.
— Маша… — пробормотал он.
— Принес спички, мачо? Сходил за спичками? А где твой рюкзак? Ты тоже утопил его?
— Маша, — проговорил бледный Кир, — выбирайся… Пойдем. Там есть дом.
— Пошел ты к тойфелу! бНОПНЯ! — Она нагнулась и зачерпнула глины, слепила комок, размахнулась и бросила в него. — Ахтунг! Ахтунг! Та-та-та-та! Пламя и лед! — задыхалась она от холода и хохота.
Кир смотрел на нее с ужасом. Потом вошел прямо в обуви и одежде в реку и побрел к ней. Она успела зачерпнуть еще один ком глины и залепить ему в плечо, прежде чем он схватил ее и крепко прижал к себе. Бейсболка съехала набок, упала и, покачиваясь, поплыла по сонной тихой речке, попала в быстрину, закружилась в пене и скрылась за поворотом. Кир подхватил Маню и понес к берегу, даже не удивляясь, откуда у него взялись силы. Ноги увязали, но он переставлял их и не выпускал холодное белое тело из рук, прижимаясь щекой к мокрым прядям темно-рыжих, как будто напитанных кровью, волос.
Глава девятая
Огонь трещал в печке, за железной дверцей, круглые дырочки и щели мерцали. Свет в избе не включался, хотя под потолком висела кривая люстра с тремя плафонами, а над столом у окна потемневшая от пыли и копоти лампочка на витом шнуре. В избе пахло дымом, сырой одеждой, старостью. Висевшее между окнами в простенке дальней стены слегка наклоненное громадное зеркало в темной деревянной раме с «фронтончиком» в виде резных колец казалось еще одним окном, за которым находились какие-то сумеречные предметы, подсвеченные тусклыми кроткими лучами. У другой стены чернел внушительной тенью шкаф, за шкафом белели простыни, там кто-то лежал. Напротив стояла еще одна кровать с железными перилами, возле нее что-то вроде комода с часами. Центр избы занимала круглая железная печка, от нее шла вверх, а потом горизонтально под самым потолком труба, вмурованная в большую трубу кирпичной печи. Железная печка и топилась сейчас. Волны тепла от нее быстро катились по всей избе, касались мягко лица, охватывали ноги, как будто заворачивали их сухой нежной шерстью. Почему-то не доносилось тиканья, хотя такие большие часы должны были бы громко стучать. А может, работу механизмов заглушал дождь, падавший за окнами отвесно и безудержно, звякающий по стеклам, туго и монотонно бьющий по крыше, дробящий ртутные лужи. Две кошки, как заведенные, ходили по половицам взад и вперед, бесшумно перебирая лапами, подергивая поднятыми хвостами, останавливаясь, чтобы пристально посмотреть на гостей, сидевших у печки, принюхаться — и снова бесшумно заскользить в сумерках, перебирая лапами и подергивая задранными хвостами. На печке стоял чайник. Вскоре и он присоединил свой голос к шуму дождя, треску дров и рыхлому дыханию из-за шкафа.
С визгом открылась дверь, и в избу вошел человек в целлофановой накидке, он неловко повернулся с охапкой дров, чтобы затворить дверь, но поленья с грохотом посыпались. Кир вскочил и бросился подбирать.
— Сиби! Те тадо! Те тадо! — с тревожной предупредительностью воскликнул человек, хватая Кира за плечо и отталкивая. Толчок был внушительный, Кира качнуло. Человек бросил остальные дрова, закрыл скрипучую дверь, скинул кусок целлофана, развязав веревку на поясе, и, сев на корточки, принялся складывать поленья себе на руку. Кир потоптался и сел на место.
«Митя? — послышался голос. — Аа?»
Тот не отвечал, сосредоточенно продолжая заниматься своим делом. Уложив все до одного поленья, он довольно легко распрямился — с такой-то ношей — и, дойдя до круглой печки, осторожно и аккуратно сгрузил все на пол, отряхнул ладонь о ладонь и, посмотрев на девушку, широко улыбнулся.
— Тепка, бу-бу, — сказал он. — Тепка. Горухта.
«Митя-а?» — снова раздался хрипловатый, но какой-то совсем прозрачный старческий голос. Человек не отреагировал.
— Дмитрий, там тебя зовут, — сказал Кир.
Человек с улыбкой посмотрел на него. Улыбка на его темном лице с шишкастым носом, выдающимися скулами, срезанным подбородком казалась какой-то гримасой.
— Тепка, бу-бу, — сказал он, кивая на печку.
— Да, хорошо, уже согрелись, — ответил Кир, кивая. — Тебя как зовут? Дмитрий? Митя?
Человек напряженно на него посмотрел.
Кир протянул ему руку.
— Я Кирилл.
Человек охотно пожал его руку, сильно затряс. Кир с некоторым усилием высвободил ладонь из корявой мощной ручищи, подумав с удивлением, что он чертовски силен, а на вид так себе, поджарый, сутулый, невысокий.
— А ее зовут Маша, — сказал Кир.
Человек расплылся в улыбке.
— Ну вот и будем знакомы, — продолжал Кир, — Дмитрий. Так?
Человек покачал отрицательно головой.
— Не Дмитрий?.. Так как же тебя зовут?
— Беня? — он прижал лапищи к груди.
Кир кивнул.
— Мритрий? — переспросил человек удивленно.
— Ну да. Или Митя.
— Ме! Ме! — закрутил головой тот. — Йда Горухта.
— Горухта? — пробормотал Кир. — Горухта?
Человек удовлетворенно закивал.
— Горюхта, Горухта. Йда — Горухта.
— Ну, значит, тут должен быть кто-то еще, — проговорил Кир. — В общем, бабушка кого-то звала. — Он показал за шкаф.
Горухта отмахнулся.
— А! Тепка, бу-бу. Бу-бу тепка.
И он открыл дверцу голой рукой, хотя та уже накалилась, и всунул еще поленьев в пышущий зев. Чайник засипел громче и вскоре загремел крышкой.
— Тепка, тепка бу-бу! — обрадовался человек с непонятным именем, схватился за ручку и понес клокочущий чайник, со стуком поставил его на стол, помахал обожженной рукой и оглянулся на печку, но Кир сообразил двинуть поленом по круглой тяжелой крышке, чтобы она легла на отверстие, где только что стоял чайник, бьющее вверх радостным пламенем. И Горухта достал каких-то листьев и сунул их в чайник, открыл тумбочку и вынул большую жестяную коробку, высыпал на стол черных сухарей.
— Да, у нас там есть, — проговорил Кир и полез в сырой рюкзак. — Вот, конфеты и еще…
Но Горухта отстранил пакет с конфетами и поставил на стол небольшую кастрюльку с чем-то. Потом он вышел в сени и вернулся с мешком, легко приподнял его, и по столу забарабанили мелкие яблоки, некоторые катились и падали на пол. Горухта довольно хмыкал, глядя, как они прыгают, и что-то негромко бормотал. Кир шагнул к столу, пытаясь удержать раскатывающиеся яблоки.
— Я думаю, хватит, — говорил он, наблюдая, как растет яблочная горка.
— Таба? — спросил Горухта.
— Да, достаточно. Куда столько, — говорил Кир, с сомнением поглядывая на зеленые яблочки.
Но Горухта дал ему одно. Он надкусил.
— Мм! — Он повернулся к Мане. — Сладкое. А на вид дички.
