Том Вулф - Я – Шарлотта Симмонс
Здоровенный, с грубыми чертами лица игрок сборной университета по лакроссу Харрисон Ворхиз проорал ему вслед:
– Да не подведет тебя твой кулак, младший брат! – И эта заключительная реплика, естественно, не могла не вызвать приступа веселья.
Такое символическое «лишение чести», устроенное Джулианом, являлось традиционным дружеским наказанием, которое в Сент-Рее применялось к провинившимся братьям, например, к тем, кто был замечен за выполнением домашнего задания в то время, как по «Спорт-Центру» передавали интересный матч, или к тем, кто в десять вечера являлся в библиотеку спросить насчет порновидео, особенно если этот кто-то был ошибкой природы.
– Нет, он совсем охренел. Какого хрена ходить по общаге с микрофоном на морде? – сказал Бу. – Наш Ай-Пи решил превратиться в беспроводной придаток к компьютеру. Вы бы видели, что у него в комнате творится, сколько у него там всякой хрени.
Как только компания пришла в себя после столь удачного спектакля, Харрисон, воодушевленный успехом шутки насчет «верного кулачка», обратился к Хойту:
– Да, кстати, насчет тех, кто толпами слетается перепихнуться, я бы хотел спросить…
Его перебил Бу:
– Да, Хойт, что это ты вдруг какими-то хреновыми намеками заговорил? Вот скажи, неужели не из твоей комнаты сегодня в полвосьмого утра выбралась одна пышечка в том же самом прикиде, в котором я видел ее вчера на дискотеке? Как же тебе не стыдно!
– Позо-о-о-о-о-о-о-о-о-ор! – донесся из всех углов вой осуждения.
Харрисон сказал:
– Вот я про что и…
– Я имел в виду – вообще, как оно у нас бывает, а не насчет кого-то конкретно, – пояснил Хойт. – Лично у меня в комнате кто попало ночевать не остается. Я человек разборчивый.
Естественно, эти слова были встречены лошадиным ржанием.
– Да что ты говоришь… Разборчивость, Хойт, всегда тебя отличала… Где ты эту девку отрыл-то?… Кто такая, колись!
– Да за кого вы меня принимаете, – возмутился Хойт, – за хренова плейбоя? Я человек порядочный и ни за что не назвал бы вам имя этой скромной девушки. Даже если бы знал.
– Вот я про что и… – Харрисону опять не удалось закончить фразу. Ржание, адресованное Хойту, теперь заглушило его.
– Да про что ты, на хрен, говоришь-то, Харрисон? – спросил Вэнс.
– Вот спасибо, – сказал Харрисон. – Вообще всегда приятно встретить в этой хреновой медвежьей берлоге настоящего джентльмена. Вот я про что и говорю. – Он многозначительно взглянул на Вэнса, а потом на Хойта – Вам, ребята, уже известно, что Кроудон Маклеод начал клеиться к одной хорошо вам известной любительнице облизывать эскимо?
– Кроу? – не поверил Хойт. – Да ты шутишь!
– Какие уж тут шутки.
– А он-то знает, кто она, на хрен, такая?
– Я без понятия. Может, он просто не устоял перед ее чарами. В конце концов, в некоторых сферах деятельности, надо признать, этой девочке равных нет.
Казалось, еще немного – и вся компания просто сползет на пол с диванов и кресел, умирая от смеха Мясистая физиономия Харрисона просто сияла от удовольствия. Судя по реакции друзей на его приколы, сегодня он был на высоте.
Джулиан спросил:
– Слушайте, парни, а она-то в курсе, что вы ее видели… ну, с этим хреновым губернатором?
– Хрен его знает, – ответил Хойт. Он запрокинул голову и влил в себя последний глоток пива из банки. «Из очередной», – подумал он и попытался прикинуть, сколько этих емкостей он уже успел опорожнить за вечер. – Скорей всего, ни хрена она не в курсе. Она-то нас просто не успела увидеть, мы ведь за деревом стояли. – Парень широко развел руки, демонстрируя, какой толстый ствол был у дерева, за которым они прятались.
Потом он вдруг заметил, что Вэнс смотрит на него пристально и очень строго. Этот суровый взгляд стал с некоторых пор хорошо знаком Хойту. Дело в том, что Вэнс вовсе не желал становиться легендой нашего времени. Наоборот, он делал все, что мог, чтобы об инциденте, имевшем место в Роще, все забыли. И в первую очередь для этого им с Хойтом надо было действовать согласованно. В общем-то пока что им везло. По крайней мере, никто вроде не пытался их разыскать или куда-то вызвать. А может, и пытался – хрен его знает, не решит ли этот хренов губернатор отомстить им как-нибудь позаковыристее. Политики – у них ведь свои игры. Хойт внимательно посмотрел на Вэнса и взвесил, насколько позволяло его состояние, все «за» и «против». В голове уже приятно шумело, тянуло если не на новые подвиги, то во всяком случае на повторение старых, но он внял голосу разума, еще не окончательно утонувшего в пиве, и решил сменить тему разговора.
Но, как выяснилось, у остальных были другие планы на этот счет. Джулиан осведомился:
– Слушайте, а как вы думаете, искать-то вас не будут?
Вэнс встал и прошел к дверям, крайне недовольный происходящим. На пороге он остановился и без тени улыбки на лице сказал Хойту:
– Ну давай еще об этом потреплемся. – Он указал на телевизор и добавил: – Давай пригласим журналистов, пускай про тебя передачу сделают. Пусть вся страна узнает про своего героя хренова. – С этими словами он развернулся и вышел в галерею.
Хойт помолчал, подумал, а потом сказал Джулиану, мысленно обращаясь при этом к Вэнсу:
– Да никого они искать не будут. Для них еще важнее, чем для нас, чтобы это хреново дело поскорей забылось и чтоб наружу ничего не выплыло. Посуди сам: устроить гадость кому угодно здесь, в Дьюпонте – это уже само по себе большой риск. Вот пронюхают журналюги, что случилось, – и что они расскажут своим зрителям? Хренов губернатор затащил в лес молоденькую девчонку, чтобы она сделала ему минет. Этой Сайри лет девятнадцать-двадцать, а ему уже пятьдесят с хреном, и он, между прочим, губернатор этой долбанной Калифорнии. Она – маленькая блондиночка-студенточка, а он – большая шишка, чуть ли не кандидат в президенты, и притом вдвое, да нет, почти втрое старше нее. Вот это действительно мерзко, – повторил он столь удачно обыгранное сегодня слово.
Однокурсники смотрели на Хойта широко раскрыв глаза Хойт с Вэнсом больше не были мальчишками, как все остальные. Они прошли обряд инициации: стали взрослыми мужчинами, поучаствовав в самой настоящей драке не с кем-нибудь, а с профессиональным громилой. Они попали без всякой подготовки на ринг, где проводились бои без правил, и, оказавшись там, не струсили, не облажались, а победили.
Хойт отвернулся и уставился немигающим взглядом в экран телевизора всем своим видом давая понять, что считает разговор на эту тему оконченным. Нет, на самом деле он не слишком опасался каких-либо последствий. Красноречивое молчание, чередующееся с воспоминаниями о происшествии, работало на его имидж гораздо эффективнее, чем бесконечная пустая болтовня на эту тему. На этот раз прием сработал безотказно. В библиотеке воцарилась тишина. Все молчали. Слышно было, как из гостиной доносятся веселые возгласы играющих в четвертаки и как надрываются на террасе динамики, изрыгающие оглушительные вопли группы «Сворм».
