Сергей Носов - Фигурные скобки
Нинель столь же громким шепотом его урезонила:
— Вас поняли. Теперь помолчите.
Помолчав, продолжает Архитектор Событий:
— А что он на меня взъелся? Он же прекрасно знает, что я только на расстоянии… Он просто меня к пространству ревнует… Он ведь сам, как я, на большие дистанции только… Вы думаете, он прямо здесь может… не сходя с места?.. Как бы не так! Это понты только!.. Я-то знаю его возможности, мне не надо рассказывать… Это его Гробовой испортил… Помните Гробового? Та же система, та же метода… Вот вы чиновник в Москве и умерли, а субстанцировали вас где-нибудь на Филиппинах — в лице бомжа местного… вы и не вспомните никогда, что чиновником в Москве были…
— Пожалуйста, прекратите немедленно, — шипит Нинель. — Капитонов не слушает вас.
— Да, да, вы здесь антиквариатом торговали, а теперь забиваете черепах где-нибудь в Бангладеш… И заметьте, у него всегда с понижением статуса. Я понимаю, жить каждому хочется. Но я не так. Я целенаправленно, точечно. Одиннадцать человек в Бразилии из тюрьмы убежало… И вы меня будет осуждать за это? Но у меня свои принципы, свои убеждения… Свои представления о справедливости…
Нинель произносит, артикулируя каждое слово:
— Вон пойдите. Кругом — шагом — марш.
Он отходит, но тут же возвращается назад.
— Я, конечно, уникум, никто не умеет, как я, но можно ли меня назвать профессионалом? Я за свою работу ни с кого копейки не взял. Зачем я здесь? Я среди вас чужой. А если бы не я, в мире было бы все по-другому.
Поворачивается и уходит в другой конец зала.
— Брат Водоёмова здесь, — говорит Нинель Пирогова, — а вы не хотели.
Брат Водоёмова держит шапку-мешочек.
Манипулятор-экспроприатор Киникин внимательно смотрит на стол.
Входят два микромага с Водоёмовым в рамочке. Фотоснимок был сделан сегодня. Выступал Водоёмов.
Чернолес и Юпитерский перенимают портрет из рук принесших и вместе устанавливают на каминную полку.
Этот жест интерпретируется всеми как жест примирения.
Того и ждали.
— Прошу за стол, господа, в ногах правды нет, — говорит председатель.
Рассаживаются.
— Вам туда, — подсказывает Капитонову микромаг Бильдерлинг. — Там члены правления.
— Он за скобками, — вмешивается его сосед, манипулятор Иваненко. — Извините, если не так, — говорит он Капитонову.
Сели как сели.
Председатель встал.
21:06
— Господа. Коллеги. Друзья. Человек предполагает, а Бог располагает. Еще недавно я предполагал, что буду говорить, здесь говорить и сейчас, о другом, не об этом. Я предполагал, что буду говорить о нашей, быть может, скромной на первый взгляд, но, по существу, очень всем нам нужной победе, и в известной степени победе над собой, о том, что наша гильдия состоялась, как бы тому ни препятствовали наши многочисленные недруги, и о том, что она не могла не состояться, учредиться, образоваться… быть!.. потому что этого захотели мы сами. Я предполагал говорить о том, что главный недруг в нас самих, и что имя ему — неверие в свои же силы и свои же возможности. Поздравляя вас с учреждением гильдии, я предполагал говорить о том, что сегодня, когда нам наконец удалось объединиться, невзирая на наши разногласия и пестроту убеждений, никто, никто не вправе бояться своего одиночества и бесприютности, ибо мы теперь, как никогда, вместе — вот о чем я хотел вам сказать и, быть может, еще вам скажу другими словами несколько позже. Но сейчас я обязан сказать не это. Валентин Львович Водоёмов сегодня ушел из жизни, как вам известно, и, хотя не сам он исполнял, а ему исполняли, он до конца был на посту. Вечная память.
Шумно двигая стульями, все встают, и вместе со всеми — Капитонов. Выпивают и, не проронив ни слова, потупив глаза, занимают свои места за столом. Потянулись к салату, к закуске. С полминуты Капитонов глядит в пустую тарелку, потом, переведя взгляд на блюдо с мясным ассорти, словно к нему обращаясь, первым прерывает тишину: «Мир его праху. Пора. До свидания».
Он выходит из зала.
На лестнице его догоняет Нинель.
— Вы думали, я вас одного отпущу?
— Извините, — говорит Капитонов, — мне надо в туалет.
21:27
Ему не надо в туалет, но раз он зашел в туалет, идет к писсуару.
Остается подчиниться условным рефлексам.
Он подчиняется.
Невозможно не видеть две таблички, повешенные над писсуаром: на одной реклама стеклопакетов, на другой — средства от простатита.
Обычным порядком направляется к раковине, включает воду и смотрит на себя в зеркало.
Оторопевает.
На него глядит — нет, не чужое лицо.
Не так. А вот так. — Если бы данную оторопь можно было представить в виде суммы трех составляющих, они соотнеслись бы с последовательностью временных промежутков. — В первое мгновение он видит себя. Во второе, соразмерное такту сердца, — понимает, что он — это не он. В третье — что он (потому что, конечно же, он), но в это мгновенье он знает уже, что конкретно его ужаснуло.
Очки!
Он не носил никогда очков.
На нем очки, и они без стекол.
Он срывает их с носа и швыряет на пол.
Они подпрыгивают и проезжают по синему кафелю — остановились и тупо уставились на его колени.
Он топчет их ногой — эту оправу без стекол. А когда она переломилась по переносице, он ударом ноги сшибает сначала одну половину — в кабинку, а потом с глаз долой и вторую — в другую.
Внезапно ему показалось, что в кабинках кто-то находится и за ним наблюдает.
Не просто кто-то находится, а за ним наблюдает.
Всего четыре кабинки, и он открывает каждую.
Никого нет. Никого.
Капитонов вспоминает ужас Мухина (но ужас ли там был?), это когда тот впервые заметил, что за ним глаз да глаз.
Он умывает лицо.
И выходит.
— Я был в очках? На мне были очки?
— Господи, что случилось?
— Я спрашиваю, на мне были очки?
— Ну конечно — очки.
— Без стекол?
— Почему без стекол?
— Потому что у меня хорошее зрение. Я не ношу очки!
— Ты был весь день в очках.
— Весь день в очках? Ты меня видела утром?
— Я тебя увидела перед обедом. Ты был в очках. И потом, когда вытирала тебе ссадину на подбородке. Я еще подумала: вот задело щитом, а очки не задело. Не расстраивайся, ты одинаково хорош — и в очках, и без очков. Слушай, у тебя бледные губы… Перестань, перестань, Капитонов.
21:43
— Сферы небесные, он так сладко целуется, Капитонов!
— Кто?
— Ты, Капитонов! Я говорю о тебе!
Он всего лишь не отверг ее поцелуй — когда она обволокла его в лифте — всего, вместе с губами. Обнаружил себя отвечающим ей.
