Ариадна Борисова - Манечка, или Не спешите похудеть
— Скажите, пожалуйста, — ее голос был тих, но тверд, — а завтра его куда отправят?
— Вот уж не знаю. — Майор развел руками. — Наше дело — содержание до суда, а там — как судья решит. Ваш родственник, между прочим, вел себя не очень пристойно, оказал сопротивление, поэтому пока находится не в палате.
— Где же?
— В камере.
Майор отвернулся, давая понять, что разговор окончен. Посетительница села в угол на скамью с явным намерением держать осаду. Майор мешкал: самому прогнать или кликнуть дежурного, отлучившегося куда-то? И снова невольно залюбовался: носик покраснел, поплакать успела, щеки зарумянились. Волосы чудные, цветом как у него — облако русое. То есть у него-то раньше подобные были. Сейчас дымок поредел, макушку прикрывает едва, лишь с боков курчавится по-прежнему весело и легкомысленно, не по чину и возрасту, приходится коротко стричь…
Милиционер с сожалением подумал, что у него вполне могла быть такая симпатичная взрослая дочь. Уж он бы проследил, с кем она путается, ни к одной сволочи близко не подпустил бы… Мужика б ей хорошего. Не соображает, сколько придется маяться с этим шалопаем. Молодая, глупая.
«А сам ты? — усмехнулся майор своим мыслям. — Себя вспомни! Девки штабелями по сторонам падали, были и умницы, и красавицы. Кое-кто любил тебя, дурака. И где оно все?»
Не заладилось у него с молодости. Был на хорошем счету, но пропустить не отказывался по маленькой и не заметил, как пошло-поехало — холостяцкие компании, попойки… Опомнился, ушел со следовательского места, женился на первой попавшейся. Не ошибся. Супруга, обнаружилось позже, оказалась вполне, не стыдно показаться на людях. Верная подруга, не раз и не два спасала от спиртной беды и готовила здорово, дай бог каждой. С нею он дослужился до майора.
Потом жена померла при неудачной операции, а он остался с одной звездочкой и двумя шебутными мальчишками. Теперь пацаны уже в колледже — следи, отец, следи! Майор и заглядывать в рюмку боялся, чтоб не подать пример. Без того авторитет небольшой, по жалованью. Время нынче не фонтан, молодежь уважает родителей больше всего за «бабки». А что милиционер получает? Слезы, не зарплата. Уйти бы с ментовки, пенсию давно заработал. Но приходится торчать в вытрезвителе, чтоб он провалился. Зато свободных часов больше, да иной раз, если повезет и смена своя в доску, штрафные деньги идут в карман. Главное, не жадничай, делись с ребятами…
Майор опять кинул взгляд на нахохлившуюся в углу девушку, не стал никого звать и сам пошел открывать «обезьянник». На него выпялились и слегка оживились восемь пар глаз разной степени отрезвления. Он кивнул бомжу:
— Выходи.
— Не понял, — отозвался тот.
— Там поймешь.
В переходнике майор передал ремень и шнурки от кроссовок, снятые с бомжа перед помещением в камеру. Поинтересовался:
— Кто она тебе?
Он не сказал задержанному, кто за ним пришел. Бомж растерялся. Неужели бывшая жена вспомнила или мать приехала? «Дачница!» — осенило вдруг.
Мент ждал.
— Никто, — сказал правду бомж.
— Ну, ты, обормот… — майор прищурился, глянул жестко, внимательно и больше ничего не добавил.
Увидев бомжа, Маняша радостно встрепенулась, вскочила и побежала навстречу, но остановилась за несколько шагов. Избегая глазами, спросила у следующего позади майора:
— А штраф?
— Не надо, — проворчал он. — Идите.
— Спасибо, спасибо!
Сама от себя не ожидая такой прыти, счастливая Маняша налетела на майора, неловко подпрыгнула сбоку и, обдав тонким ароматом чего-то ягодного, земляничного, поцеловала в щеку.
Они вышли в ведущий к свободе коридор. Майор уселся на свое место за конторкой и погладил щеку. На ней медленно таяло прикосновение прохладных губ. Улыбнулся: вот смешная… Поднял голову и вдруг вспомнил об учительнице, с которой начал встречаться после окончания института в начале работы. Тогда казалось, что до исполнения всех грез и планов рукой подать, видел себя Шерлоком Холмсом…
Майор удивился. Сегодняшняя девушка вовсе не напоминала ту, худенькую и строгую. Учительница с пугающей энергией взялась было за переплавку его мягкого, в сущности, характера в нечто незыблемое и невыносимо скучное. Терпел ее нравоучения почти год. Но не это стало причиной побега от нее… А ведь чуть не женился.
Перед глазами возникла шкодливая шестнадцатилетняя сестренка учительницы — с ней он любил посостязаться в словесных играх вроде буриме, вместе отгадывали кроссворды, она рисовала забавные шаржи… Он рассказывал байки о снежном человеке и Бермудском треугольнике, учил подтягиваться на турнике. Испытывал при этом непонятное волнение… Сдерживал себя: прекрати, возьми себя в руки, — дитя, и вообще, при чем тут она, когда собираешься жениться на сестре?.. Но ах, она была чудо — неугомонная, глазастая бестия!
Озорница оставила в сердце след короткий, как укол ножа, болезненный до сих пор, все еще жгуче пылающий виной и сожалением. Однажды в отсутствие старшей сестры, когда он в ожидании прохаживался перед их домом, девчонка, хохоча, налетела на него, свалила на песок дорожки… чмокнула в губы… Он едва не утонул в ее огромных глазах. Подхватил на руки, не думая ни о чем, понес… Они оба сошли с ума. Целовались, целовались на заднем дворе в смородиновых кустах… Тонкие пальцы остервенело рвали на нем рубашку, губы горячечно шептали его имя. Потом что-то случилось… Или не случилось? Да нет же, нет, ничего такого, только… Он опомнился, увидев ее сестру. Выяснилось, что она стояла на дорожке все то время, пока длилось его — их — безумие… Она вернулась с примерки свадебного платья.
Майор тяжко вздохнул.
…А все равно, прекрасная пора — молодость! Он распрямился, вобрал живот. Вгляделся в свое отражение на темном экране нерабочего компьютера, стоящего на столе для придания солидности заведению. Есть еще порох в пороховницах! Хватит прозябать в вытрезвиловке. Снова, что ли, податься в угрозыск? Возьмут! Опыт у него неплохой. Может, с сыновьями станет полегче. Уважения больше, интерес к отцу появится. Раньше мальчишки часто приставали, чтоб рассказал о сыскной работе. Было что рассказать. Задолго до их рождения, как раз в период связи с той учительницей… и ее сестрицей, он, помнится, здорово отличился в раскрытии долгоиграющей шайки Моей и Кота. Взломщики мучили город квартирными кражами…
Майор дернул плечами, стряхивая с себя наваждения не к месту разыгравшейся памяти. Решил завтра же круто поменять жизнь. Мысленно пожелал кудрявой толстушке счастья и принялся заполнять служебные бумаги.
…Маняша семенила за бомжем, опустив глаза, и лихорадочно размышляла, что ему сказать. Все вновь казалось невозможным, не взаправдашним.
