Ирина Лобановская - Что мне делать без тебя?
Левон поспешил за ней. Ашот посмотрел детям вслед.
- Они неразлучны. Мне кажется, Карен, нужно позвонить Витковскому. И как-то его успокоить. Мы нехорошо расстались.
- Позже, - отмахнулся Карен. - Сегодня не до него. Я выпью, ты не возражаешь?
- Ну, тогда налей и мне. Надо помянуть... - и испугавшись сказанного, Ашот глянул на вернувшуюся Полину.
Она хозяйничала, словно ничего не слыша.
"А хорошая жена будет для Левона", - неожиданно подумал Джангиров и взглянул на старшего сына. Тот сидел, устало привалившись к спинке дивана, и держал в руках уже пустой бокал.
- Карен, - тихо сказал Ашот.
- Да, папа, - так же тихо отозвался сын.
- Тебе сейчас очень трудно, - неуверенно продолжал Ашот. - Олеся снова больна, ты работаешь и учишься... Разреши мне приезжать к вам и помогать, чем сумею...
Карен мельком, искоса осмотрел отца. Какое у старшего Джангирова больное, измученное лицо, какой затравленный, мечущийся, словно у загнанного зверя, взгляд! Неужели из-за Карена? А кстати, почему отец вдруг оказался на похоронах? Но теперь не до этих подробностей. Карен безнадежно вздохнул и поставил бокал на стол.
- Хорошо, папа. Приезжай, когда хочешь... Олеся будет рада.
"И Мэри тоже", - мысленно закончил за него Ашот.
На выходе из супермаркета Карен столкнулся с Диной.
- О, Карен! Как я рада! Мы так давно не виделись! Ты очень изменился... - Она с некоторым удивлением рассматривала похудевшего, потерявшего прежнюю живость юношу с потухшими глазами. - У тебя что-нибудь случилось? Кто-нибудь болен?
- Нет, у меня все в порядке, - вежливо улыбнулся Карен. - А у тебя?
- О, замечательно! - защебетала Дина. - Я решила стать врачом, представляешь? Ну, какой из меня врач, просто не понимаю, но папа-биолог и его животные сделали выбор за меня.А как поживает Сонечка?
- Тоже в полном порядке, - Карен вспомнил, что давно ничего не знает о судьбе беленькой мышки. - Ты чудесно выглядишь! - он откровенно любовался Диной. - Будущий врач заранее может очаровывать своих возможных пациентов.
Дина удовлетворенно засмеялась. Она действительно превратилась за это время из хорошенькой девушки в молодую, элегантную женщину.
- А как поживает верный оруженосец Люда?
- О, это целая история! - снова оживленно зачирикала Дина. - Ты представляешь, Людочка сразу после школы вышла замуж за канадского коммивояжера и уехала к нему. Ну, кто бы мог подумать?
Карен улыбнулся.
- Это случается. Особенно с такими девушками, как Люда. Я рад за нее.
- Я тоже очень рада! Она пишет мне и звонит. Я передам ей от тебя привет, ладно? - Дина никак не могла опомниться от счастливой встречи. - А что ты делаешь вечером? Давай поужинаем вместе!
Акции Карена Джангирова всегда были в цене и обладали удивительной устойчивостью. Но воспоминание о ночи, проведенной с Сонечкой, осталось горьким и тягостным бременем. Второй раз Джангиров так не ошибется. Карен вежливо наклонил голову.
- Прости, но вечерами после университета я работаю. Заканчиваю очень поздно и устаю.
Дина изумленно округлила глаза.
- Ты... работаешь? Зачем? То есть... извини... Я не понимаю... Разве... твой отец...
И Дина окончательно смешалась. Карен пришел ей на выручку.
- С отцом все нормально. Просто я предпочитаю теперь жить самостоятельно.
- Ты женился? - быстро догадалась Дина.
- Собираюсь, - коротко ответил Джангиров.
- Прости, я не знала... - неловко сказала смущенная Дина. - Но если ты захочешь... У тебя ведь есть мой телефон...
Карен снова вежливо склонил голову. Он никогда не позвонит симпатяшке Дине. Ночь, проведенная с Сонечкой, научила его слишком многому.
Ашот Джангиров начал бывать у Олеси и Карена. Сначала изредка, а потом все чаще и чаще. Карен относился к его посещениям довольно спокойно, хотя и оскорбительно равнодушно, а Олеся искренне хотела найти возможные пути примирения. Правда, сына журналист заставал крайне редко: утром мальчик был в университете, вечером - на работе. И потихоньку, без него, Джангиров-старший вошел в его новый дом, привязался к Олесе, улыбавшейся ему через силу, и к Полине, которая, в свою очередь, легко и быстро привыкла к немногословному Ашоту, потерявшему былой апломб и самоуверенность и превратившемуся в заботливого главу большой семьи.
Олеся никак не приходила в себя после гибели Мэри. Связывая смерть подруги с отцом, Олеся упорно отказывалась видеть Глеба и даже разговаривать с ним. Теперь кому-то предстояло помирить и их. Но Мэри не было на свете, а кто мог сделать это без нее?
Иногда появлялась Эмма, но занятая школой и Семеном, постоянно приводившим домой какую-то девушку, уделять много внимания Олесе не могла. Вечерами, вернувшись с работы, Эмма видела в передней женские сапожки. Цвет у них постоянно менялся: то белые, то красные, то коричневые.
- Сколько же у твоей девушки сапог! - наконец не выдержала Эмма. - Она дочь Березовского?
- Ты что, мать, упала? - спросил грубый Семен. - Это все разные... Девушки разные, понимаешь?
Эмма растерялась. Каждый день - разные?
Так продолжалось примерно год, пока обладательница одних сапог не объявила Семену о своей беременности. Выяснилось, что сапожки она носила красные.
Недавно у Эммы родилась внучка, которую она обожала и без конца задаривала игрушками. Теперь у нее совсем не осталось времени и сил на Олесю. Жизнь разводила бывших подруг в разные стороны. От Валерия по-прежнему не было никаких известий, и вдруг оказалось, что именно он, и только он один, самым странным и необъяснимым образом связывал двух женщин, спокойно забывших без него друг о друге.
Заброшенный дом с полубольной Олесей, замотанным Кареном и двумя детьми понемногу начал брать на свои плечи Ашот Джангиров. Здесь все чаще появлялся Гриша, а потом вдруг вместе с хозяином пришла Дуся.
- Дуся! - завопил Левон. - Ты тоже будешь теперь с нами жить?
Нянюшка утирала слезы и обнимала своего драгоценного любимого мальчика. Второй, не менее драгоценный и любимый, с удивлением смотрел на нее из дверей гостиной. Худой, повзрослевший, с расцарапанными от постоянного общения с металлом руками... Он неуверенно, словно не понимая, что происходит, приблизился к ней и осторожно обнял.
- Милый ты мой, хороший! - запричитала Дуся, сжимая Карена в мягких объятиях. - Как я скучала без тебя, Карик!
Она назвала его детским полузабытым именем, и Карен почувствовал, что еще одно мгновение - и он тоже заплачет вместе с ней. И это будет стыд, позор, перенести которые невозможно. Карен до боли закусил нижнюю губу, ощутив привкус крови.
- Ты будешь теперь жить у нас, да, Дуся? - кричал, кружась и подпрыгивая на месте, Левон. - Как здорово, Полина! Папа, это все ты придумал?
Ашот задумчиво наблюдал за происходящим. Он видел, как восприняли появление Дуси в доме сыновья и как плохо сейчас Карену. Его любимый, такой уже взрослый и такой еще маленький сын... Что же делать, мой мальчик, жизнь состоит из страданий. И все будет так же, даже если все будет иначе... Мой бедный, мой родной, мой гордый и упрямый ребенок...
За что им всем без конца достается? Да уж видно есть за что...
- Дуся, - нашептывал Карен нянюшке, - если ты сможешь приходить к нам, помоги, пожалуйста, Олесе! Сделай с ней хоть что-нибудь! Она ничего не хочет, не ест, не спит без лекарств, ни на что не обращает внимание. Я отчаялся привести ее в норму. Ты поможешь мне, Дуся?
Утирая слезы, старая нянюшка беспрерывно кивала, не выпуская свое драгоценное дитя из теплых объятий. Мой несчастный, уставший, исстрадавшийся мальчик...
Вечером Ашот Джангиров заехал к Витковскому. Глеб смотрел из-под очков грустно и озабоченно. Притихшая Юрате безмолвно удалилась в другую комнату.
- К сожалению, Олесю пока невозможно ни в чем убедить, - сказал Ашот, искренне сострадая поэту. - Она не желает слушать никаких объяснений и лишь твердит без конца одно и то же. Тяжелое нервное расстройство.
- А Полина? - вдруг спросил Глеб.
- Что Полина? - не понял Джангиров. - С девочкой все хорошо.
Глеб хмуро покачал головой.
- Не совсем так. Ну, да сейчас не в ней дело. Даже смерть матери не подействовала на Олесю так сильно, как гибель Мэри.
Ашот отвел глаза.
- Она стала пить... Карен долго скрывал от меня, но я увидел совершенно случайно.
Витковский помрачнел.
- И здесь мою дочь тоже нельзя ни в чем убедить, я пытался раньше. Но мне кажется, ваш сын раз и навсегда запретил ей когда-то баловаться вином, почему же вдруг снова... -Глеб замолчал, не окончив фразу, и выжидательно посмотрел на Ашота. - Она способна подчиняться только Карену.
Ашот побарабанил пальцами по подлокотнику. Карену способны подчиняться все, даже он, неподатливый, неуступчивый Джангиров.
- Я не знаю, что произошло... Вероятно, Карену больше не хватает времени и сил: его постоянно нет дома. Не доходят руки...
Оправдание вышло слишком неуклюжим.
- Но откуда в доме бутылки? - с нотками раздражения в голосе спросил Глеб. - Разве он их не видит, не замечает? Или до них тоже не доходят руки? Выбросить все - и дело с концом! И кто-то их ей покупает, раз она сама не выходит из дома! Не Полина же в конце концов!
