Ильдар Абузяров - Агробление по-олбански
Заказали клюквенный морс и трубочки с кремом. В толпе я искал глазами брюнетку с большими звенящими сережками. Наконец она появилась. Вошла в бар под руку со своим парнем. Окинула стоящих в очереди жгучим презрительным взглядом.
Листы из тетрадиОн подумал, что с тех пор, как буквально на его глазах, спустя секунду после его тайного прикосновения дрожащей рукой, умерла красивая женщина в черном плаще, он больше не может спать просто с женщиной. Закидывает ли кто ему ноги на спину, ищет ли он рукой белую мягкую плоть бедра – он постоянно спит с ногой в шелковом черном чулке.
Не отпускает. Вновь и вновь переживает вспышку яркой любви и быструю смерть. Борется со смертью, не отпускает миг нежности. Наверное, так влюбляются в бездушные предметы и бездушных женщин. Фетишизм на грани некрофилии.
– Давайте, – предложил Эрик, пожирая глазами брюнетку в чулках, – купим сейчас бутылку водки и бутылку шампанского и поставим своих «Трех товарищей».
– Прямо на этом столике? – поднял бровь Рауль.
– Да, прямо здесь. – Эрик с размаху опустил на столик кулак. – Парни, покажем всем действие, только, чур, я буду Робби.
– Нет, – закачал глазами Рауль, – так не пойдет, прежде чем ставить наших «Трех товарищей», надо, чтобы кто-то их написал. Сценарий или роман.
– А мы с листа?!
– Я уже пишу наш роман про трех товарищей, – признался я, едва успев вступить в разговор.
– И давно?!
– С тех пор, как вы здесь.
– Надеюсь, ты там меня описываешь как Робби? – Эрик заглядывал, нет, лез, скособенившись, мне в глаза. – Это ведь я у тебя жену уволок.
– Да, именно так и описываю.
– Ну, ребята! – обрадовался Эрик. – Бутылку водки и бутылку шампанского – и покажем всем свой спектакль!
Эрик смотрел на брюнетку, отгрызая кусок пирожного, с конца которого свисала колбаска крема. Глаза Эрика при этом горели.
Мы уже собирались идти к бару заказывать, как Эрика скрутило от клюквенного морса. Он покраснел и скорчил рожу – ломка и аллергия в одном флаконе.
– Что, совсем плохо? – спросил Рауль.
– Ага.
Прозвенел третий звонок. Бар опустел, но мы продолжали сидеть.
– Парни! – крикнула из-за стойки нам старушка номер четыре, мне показалось, что ее хитрые глаза с прищуром точь-в-точь как у Жана. – Бар закрывается. Здесь нельзя больше оставаться.
– Ну что, пойдем? – спросил я.
– В туалет! – взмолился Эрик.
По пути в туалет за нами увязались два мента. Видимо, им не понравились подозрительно расширенные зрачки Эрика.
В сортире Англичанин заперся в кабинке, а мы ждали его, сидя на банкетке в стиле рококо напротив ментов. Играли в гляделки.
– Мне кажется, – сказал Рауль, пытаясь в глазах милиционеров увидеть себя театралом со стажем, – мне кажется, есть женщины Шах, есть женщины Мат, а есть женщины Пат. Все остальные в нашей судьбе – женщины-пешки.
– Интересное наблюдение.
– В женщинах Пат красота с добротой гипнотизируют, лишают дара мужского маневра. В женщинах Шах – заставляющая ретироваться, бежать, перепрыгивая с клетки на клетку, красота. А в женщинах Мат – рождение чего-то нового, что сбрасывает тебя с доски, списывает со счетов, и все.
– Интересно, интересно, коллега, – лишь кивал я головой.
– Мне кажется, Александра была такой же, как Пат, – красивой, мудрой, доброй. Это мой идеал.
– Долго он там еще? – прервали наш интеллектуальный разговор менты.
– А мы не знаем, – признался я.
– Здесь, вообще-то, нельзя во время спектакля сидеть.
– А где можно?! – взорвался-поднял бровь Рауль. – В баре нельзя, в туалете нельзя. А еще культурное заведение называется.
– Можно в зале.
– А если приспичит?
– Но ведь вам-то не приспичило.
В следующую секунду мы пошли каждый в свою кабинку. Рауль с неимоверно широко раскрытыми глазами, я – с невозможно прищуренными. И чего мы пытались увидеть? Все равно стриптиз накрылся.
Выходя из туалета, я столкнулся с той самой брюнеткой в длинной юбке. Видимо, ей тоже приспичило.
– Ой, ничего не видно, – сказала брюнетка, путаясь в портьере, которая плавно переходила в юбку у входа в зрительный зал.
– Давайте я вам помогу, – расправлял я больше юбку, чем портьеру. Хорошо, что Эрик ее не подпалил.
– Держитесь и следуйте за мной, – подал я руку брюнетке, и мы, вцепившись друг в друга, пошли на последний ряд, где уже меня ждали Эрик и Рауль.
– Фьють! – свистнул Эрик, мол, где ты откопал этот бриллиант?
– Познакомьтесь, это моя невеста.
– Мат или Пат? – поинтересовался Рауль.
– Сейчас узнаем. Девушка, вас как зовут?
Но девушка не ответила и на всякий случай пересела подальше. Значит, Мат.
– Спектакль – отстой! – прокомментировала девушка. – Ползала заснуло.
– Кстати, – представил я Эрика, – познакомьтесь, режиссер театра и этого спектакля!
– Нет, правда?
– Правда, – подтвердил Рауль, – он только что такое представление нам всем устроил!
– Ну, вы меня простите, я ничегошеньки не понимаю в театре.
– Он, как вы выяснили, тоже!
– А что символизирует шум моря в антракте? – сразу начала кокетничать и заигрывать-заискивать с Эриком брюнетка.
– Идею, что человек живет у моря, думает о вечности, но в какой-то момент понимает, что не все еще сделал и надо вернуться, – умничал Эрик. – Пора бы и нам всем найти себя и вернуться на свое море.
– Мне кажется, здесь виноваты не вы, а пьеса, – продолжала оправдываться девушка. – А почему вы взялись за этот неактуальный материал? Это ведь прошлый век?
– Да, начало прошлого века в Англии.
– Так почему вы остановили свой выбор именно на этой пьесе?
– Классика. – Выражение лица Эрика стало еще более чопорным. Он вжился в роль театрала со стажем.
– И что?
– Все проходят букварь, и мы проходим!
– Это же не букварь!
– И не пьеса! – заметил Рауль. – Это роман.
– И не Англия, – чуть не подавился от смеха я. – Это Германия.
Девушка обиделась и в антракте ушла к своему парню.
А с третьего акта спустя пару минут после поднятия занавеса ушли и мы. Робби и успел-то лишь перемахнуть через забор, чтобы нарвать сирени для захворавшей Пат, а уж Эрику стало совсем плохо. Он поднялся со скамьи и, ни слова нам не говоря, направился к выходу.
– Ты куда? – крикнул Рауль.
– В туалет, под сиреневые кусты.
– Постой, Робби, – крикнул я, – не делай этого! Сейчас уже спектакль закончится.
– Потерпи немного, Робби, – возмутился Рауль, – давай дождемся, пока Пат умрет, – потом и дадим волю чувствам.
Всем в зале уже было ясно, что Пат кончит плохо. Туберкулез и все такое. Для меня существуют две самые страшные болезни – это холера и туберкулез. В первом случае организм обезвоживается, а во втором – легкие превращаются в болота, наполненные мокрицами – палочками Коха. Подумалось о Петре – как он там борется с морем?
Небо над головой было чистым-чистым, без единого облачка. Хотя гидрометцентр накануне делал чуть ли не штормовое предупреждение. Единственной жертвой которого, как оказалось, стала Пат, которую мы похерили и похоронили в амфитеатре.
– Жалко Пат, – сказал Рауль, – умирать при таком чистом небе…
– Мне жалко Жана, – признался я, – сейчас сидит с Марининой Катей, ждет, когда же нас накроет буря.
– С Жаном ничего такого не случится, – проронил Эрик.
– Надо было тебя с Катей оставить. На пару бы там заседали на горшках. Спектакль посмотреть не дал.
– А кто б вас тогда, – прервал Эрик, – навел на мысль «Трех товарищей» ставить самим? С Жаном такие фокусы у вас бы не прошли.
– Так ты еще в состоянии?
– Хм, а знаешь, я все жду, когда вы меня лечить начнете.
В ларьке под аркой купили бутылку водки и бутылку шампанского.
– Ну что? Пойдем домой? – предложил Рауль.
– Нельзя! На той неделе участковый приходил, интересовался, почему посторонние без прописки живут.
– И опять же соседи донос напишут, мол, шпионы наконец-то открыли главный военный секрет России – пьянство и на радостях учинили дебош.
– У меня тут квартира в двух кварталах, – неизвестно зачем признался Эрик, – но туда тоже нельзя.
– Почему, неужели ты от нас прячешь Пат, Робби?
– Там у нас будут не три товарища, а тридцать три худосочных богатыря – там наркопритон.
– Остается одно, – подвел итог Рауль, – учинить театр под открытым небом, как в Лондоне на шекспировском фестивале.
– Да, пусть у нас будет настоящий бродячий уличный театр.
– Амфитеатр, – поправил Рауль.
Первая репетиция вышла комом, что застрял в горле у Рауля. После моей порции все помутнело. Страдающий расстройством желудка Эрик пошел за закуской и зачем-то купил несъедобные сосиски в тесте. Закуску охотно пожирала неизвестно откуда появившаяся, ярко накрашенная собака в сопровождении рыжей девицы.
