Эли Визель - Ночь. Рассвет. Несчастный случай
— Кто она? — снова спросила Катлин.
— Сара — это имя моей матери, — сказал я.
Ее улыбка исчезла. Обнаженное страдание теперь смешалось со страхом. Катлин едва дышала.
Я сказал ей, что когда был ребенком, я жил в постоянном страхе забыть имя моей матери после того, как умру. В школе мой учитель говорил мне: «Через три дня после того, как тебя похоронят, придет ангел и постучит три раза по твоей могиле. Он спросит: как твое имя? И ты ответишь: я Элиэзер, сын Сары. Горе тебе, если ты позабудешь! Погибшая душа, ты останешься погребенным навеки. Ты не сможешь предстать перед судом и узнать, где твое место — в раю, или в преисподней, среди тех, кто слишком долго ждет искупления. Ты будешь осужден скитаться среди хаоса, где не существует ничего: ни наказания, ни боли, ни правосудия — ни несправедливости, ни прошлого, ни будущего, ни надежды — ни отчаяния. Это страшное преступление — забыть имя своей матери. Помни Элиэзер, сын Сары… сын Сары… Сары… Сары…»
— Сара — это имя моей матери, — сказал я. — Я не забыл его.
Тело Катлин выгнулось, словно привязанное к невидимому столбу. Она опасалась, что недостаточно страдает. Но тогда ей не следовало использовать то состояние, в котором я находился, чтобы толковать мое молчание, добывать имена, которые я хранил в тайне. Мою маму звали Сара. Я никогда не говорил о ней. Я любил ее, но ни разу не сказал ей об этом. Я любил ее с такой силой, что почти не глядел в ее сторону, чтобы она не догадалась. Да, она умерла. Она ушла в небеса рядом с моей бабушкой.
— Сара, — сказала Катлин надтреснутым голосом. — Мне нравится это имя. Звучит, как в Библии.
— Мою мать звали Сара, — снова сказал я. — Они умерла.
Лицо Катлин исказилось от боли. Она походила на колдунью, которая потеряла свое настоящее лицо, потому что надела слишком много масок. Буйное пламя пылало вокруг нее. Внезапно она вскрикнула и начала плакать. Мама… я никогда не видел, как моя мама плачет.
Сара.
Так звали еще и девушку с голубыми глазами и золотистыми волосами. Я встретился с ней в Париже задолго до того, как познакомился с Катлин.
Я сидел в уличном кафе неподалеку от Монпарнаса и читал газету. Девушка пила лимонад за соседним столиком. Она пыталась привлечь к себе мое внимание, отчего я краснел. Она заметила это и улыбнулась.
Смутившись, я не знал, как себя держать. Куда девать голову, руки, как скрыть мое замешательство. Наконец, я не вытерпел и заговорил с ней.
— Вы меня знаете?
— Нет, — ответила она, покачав головой.
— А я вас знаю?
— Вряд ли, — сказала она насмешливо.
Невольно я начал заикаться: «Тогда… почему? Почему… почему вы на меня так смотрите?»
Она не то вздрогнула, не то засмеялась, а может, вздохнула. «Просто так», — ответила она.
Проклиная свою застенчивость, я погрузился в газету, стараясь позабыть о светловолосой девушке и скрыться от пристального взгляда ее невинных глаз, от ее печальной улыбки. Буквы плясали передо мной, слова двигались с места на место, и я не мог уловить их смысл. Я хотел подозвать официанта, чтобы расплатиться и уйти, когда девушка, странно улыбаясь, заговорила со мной.
— Ты кого-нибудь ждешь?
— Нет, — сказал я.
— Я тоже.
С этими словами она взяла свой бокал с лимонадом и подошла к моему столику.
— Ты один? — спросила она.
— Нет, — ответил и, краснея еще больше.
— А тебе не одиноко?
— Ничуть.
— Правда?
Она явно мне не поверила. А ее улыбка, словно свидетель нашего разговора, притаилась где-то на ее лице. В глазах? Нет. Ее взгляд был холодным, испуганным. На губах? И не там. У нее были чувственные, усталые губы, с жесткими складками в уголках. Где же она тогда, эта улыбка? Где-то между лбом и подбородком, но я не мог определить, где именно.
— Правда? — повторила она, — ты не чувствуешь себя одиноким?
— Нет.
— Как тебе удается?
— Не знаю, — выпалил я. — Не знаю. Я много читаю.
Девушка сделала глоток, подняла голову и рассмеялась мне в лицо. Я заметил, что тем временем ее настоящая улыбка исчезла. Быть может, она проглотила ее.
— Хочешь, пойдем в постель? — спросила она все тем же тоном.
— Сейчас? — воскликнул я в изумлении. — Днем?
В моем представлении то, о чем она говорила, было делом сугубо ночным. Мне казалось, что лечь с женщиной в постель днем — все равно, что раздеться посреди улицы.
— Именно, — ответила она. — Хочешь?
— Нет, — быстро сказал я.
— Почему?
— Я… у меня нет денег.
С минуту она рассматривала меня насмешливым и понимающим взглядом человека, который все знает и все готов простить.
— Неважно, — сказала она, помолчав. — Заплатишь как-нибудь в другой раз.
Мне стало стыдно. Я испугался. Я был молод и совершенно неопытен. Я боялся, что не сумею сделать, как надо. Но больше всего я боялся того, что будет потом. Я никогда уже не буду таким, как прежде.
— Ну? Так хочешь?
Прядь волос спадала на ее лоб. Снова эта улыбка. Я не знал, первая ли то улыбка, или та, что ее заменила, настоящая она или поддельная.
— Да, — ответил я, — хочу.
Я подумал: «У этой девушки самая неуловимая улыбка, какую я когда-либо видел. Наверное, она и сама об этом не ведает. Может быть, пока я буду спать с ней, мне удастся поймать эту улыбку».
— Позови официанта, — сказала она.
Я повиновался. Я заплатил за кофе, она — за свой лимонад. Мы встали и пошли. Я чувствовал себя неловко, мне было не по себе. Девушка шла слева от меня. Она была ниже меня ростом, и ее голова едва выступала над моими плечами. Я не решался взглянуть на нее.
Она жила неподалеку. Портье в отеле, видимо, спал. Девушка взяла ключ и сказала, что нам на третий этаж. Я шел за ней следом. Сзади она выглядела не такой юной.
Поднявшись на третий этаж, мы повернули направо и вошли в ее номер. Она велела мне закрыть дверь. Я осторожно прикрыл ее, мне не хотелось, чтобы дверь издала хоть малейший звук.
— Не так, — сказала девушка. — Запри.
Я повернул ключ. Неизведанная до сих пор тревога наполняла меня. Я молчал, так как был уверен, что мой голос задрожит. Наедине с женщиной. В гостиничном номере наедине с женщиной. С проституткой. И вот-вот мы ляжем в постель. В одном я был уверен: она проститутка. Иначе, она вела бы себя по-другому.
Я был с ней один, в ее чистой и аккуратной комнате, выкрашенной, в основном, в серый цвет. Моей первой женщиной будет проститутка. Проститутка, у которой странная улыбка — улыбка святой.
Она задернула шторы, сняла туфли, и теперь ждала. Стояла около кровати и ждала. Я чувствовал себя идиотом и не знал, что делать. Раздеться? Только и всего? Я думал сначала я должен поцеловать ее. В фильмах мужчина всегда целует женщину перед том, как лечь с ней в постель. Я шагнул к ней, посмотрел на нее пристально, затем резко притянул к себе и поцеловал в губы долгим поцелуем. Инстинктивно, я зажмурился. Когда я открыл глаза, я встретил ее взгляд, в котором застыл животный страх. Это заставило меня отступить назад.
— Что случилось? — спросил я с бьющимся сердцем.
— Ничего, — ответила она. Ее голос доносился из другого мира. — Ничего. Иди сюда. Давай ляжем.
Внезапно она поднесла руку к губам. Ее лицо побледнело, словно жизнь покинула его.
— Что случилось с тобой? Скажи что-нибудь!
Она не отвечала. Прижав руку ко рту, она смотрола сквозь меня, будто я был прозрачен. Ее глаза были сухи, как у слепого ребенка.
— Я тебя обидел? — спросил я.
Она меня не слышала.
— Хочешь, я уйду?
Она была далеко, в таком убежище, куда чужие не допускались. Мне оставалось только ждать снаружи. Я понял, что поцеловав ее, я привел в действие какой-то неведомый механизм.
— Скажи мне что-нибудь! — умолял я ее.
Моя мольба не достигала ее. Она казалась безумной, одержимой. «Может быть, я жил только ради этой встречи», — подумал я. Ради встречи с проституткой, которая хранит в себе печать невинности, подобно сумасшедшим, которые в разгар своего безумия проявляют признаки рассудка.
Так продолжалось несколько минут. Затем она словно проснулась, ее руки опустились. Усталая и бесконечно печальная улыбка озарила ее лицо.
— Прости меня, — мягко скачала она. Я все испортила. Извини, это било глупо с моей стороны.
Она начала раздеваться, но мне уже не хотелось ложиться с ней в постель. Теперь я хотел только понять ее.
— Подожди, — сказал я, — давай поговорим.
— Ты не хочешь спать со мной? — спросила она встревоженно.
— Потом, — заверил я ее, — давай сначала немного поговорим.
— О чем ты хочешь поговорить?
— О тебе.
— Что ты хочешь спросить?
Она машинально расстегнула юбку.
— Кто ты?
— Девка. Такая же девка, как и другие.
— Нет, — возразил я, — ты не такая, как другие.
