Алёна Алексина - Перехлестье
- Негоже простым смертным одобрять или не одобрять волю Богов. Для нас она - закон. Который нужно исполнять. Небесный промысел человеческому уму неподвластен.
- Но если...
- Никаких "если", Мариоса. Всегда. Беспрекословно. Повиноваться.
Девушка кивнула, и снова набрала в грудь воздуха для нового вопроса...
- Тебе не будет сложно принести мне воды? - быстро, пока послушница не успела произнести ни слова, попросил Шахнал.
Девушка с готовностью кивнула и бросилась на первый этаж - в трапезную. Мужчина же устало потер переносицу. Когда-то давно он был таким же. Любопытным, суетливым мальчишкой, с миллионом "почему" и неодолимым желанием сделать мир лучше. Сочувствовал магам, дэйнам, колдунам. Но со временем пламя, гревшее в душе, погасло. Яростному рвению на смену пришли смирение, хладнокровие и понимание того, что если маги и невиновны в собственной судьбе, то колдуны - как один - преступники. А еще через некоторое время отец перестал жалеть и магов.
Мариоса, принесшая воду, снова опустилась на пол, скользнула губами по облачению жреца, снова дождалась касания лба перстом, но теперь сидела молча, только во все глаза смотрела на мужчину, склонившегося над книгами. Тот сделал несколько глотков, перелистывая пожелтевшие страницы, и погрузился в чтение.
Увы, фолиант за фолиантом откладывались в сторону безо всякого результата. В Шахнале зрело недовольство. Ни-че-го. Совсем!
Предпоследнюю книгу отец распахнул с такой яростью, что порвал ветхий корешок. Через пару минут захлопнув и ее, жрец взял в руки последний том. В груди разгорался гнев, подогретый глухим раздражением. Надо успокоиться.
- Нашел, - хриплым голосом, наконец, сказал молельник. - Тут сказано, что Маркус может замолчать, если мирские хлопоты утомят его. Тогда он предоставляет смертных себе самим, предпочитая не вмешиваться.
- Значит, он просто... отдыхает? - наивно спросила девушка. - А когда вернется, дэйны как раз разберутся с магами?
- Да, - гнев в груди Шахнала разгорался все сильнее.
Конечно, Маркус - бог, и пути его неисповедимы, но как он мог бросить людей в дни подобной смуты!
Рывком поднявшись со скамьи, отец стремительно вышел из библиотеки, забыв про Мариосу.
Маркус не отвечает на молитвы, однако это не значит, что молитвы при этом должны заканчиваться. Никто не знает, когда бог вновь снизойдет до смертных, через день, год или эпоху, но, вернувшись, он пожелает знать, что не забыт. На то и нужны жрецы. Вот только... как ни крути, а не хотел Шахнал впустую простаивать на коленях, взывая к молчаливой пустоте. Не хотел зазря доказывать тишине, что он-де по-прежнему верит и почитает бога.
Да и за что его почитать?
Эта дикая мысль появилась и пропала, оставив в душе еще большее недовольство.
- Отец мой?
Шахнал остановился и повернулся к послушнице, что все это время следовала за ним, будто тень. Девушка стояла, привалившись спиной к стене, и терла виски.
- Что такое? - нахмурился мужчина.
- Голова закружилась... - Мариоса попыталась сделать шаг, охнула, и стала оседать вниз.
Выругавшись про себя, жрец подхватил отяжелевшее тело. Еще одна напасть! Злясь неведомо на что, молельник понес подопечную в келью, досадуя, что забыл проследить, чтобы дуреха поела, вместо того, чтобы всюду за ним ходить хвостом. Вот и получается - он не пошел в трапезную, потому что не испытывал голода, а послушница, потому что не имела права что-то делать без разрешения старшего. Вот ведь...
Мысли прервались, когда девичья рука, до того безвольно лежащая на плече мужчины, вдруг обхватила его за шею. Жрец ощутил, как теплое тело доверчиво льнет к нему, как вздымается от дыхания полная мягкая грудь. Показалось, будто послушница трется щекой о его плечо... Раз. Другой. Третий. Он сбился с шага, остановился, и внимательно посмотрел на девушку. Та безвольно лежала на его руках - щеки бледные, глаза закрыты. Странно. Однако уже через миг Шахнал снова ощутил все те же поглаживания. Не останавливаясь, жрец посмотрел на свою ношу - ничего. Несчастная была неподвижна.
Войдя в келью послушницы, мужчина осторожно опустил подопечную на жесткое узкое ложе. Девушка свернулась клубочком и медленно приоткрыла глаза:
- Отец мой?
- Что, дитя?
- Посидите со мной...
- Тебе нужно поесть, - игнорируя ее просьбу, мужчина направился к двери.
- Пожалуйста, всего минутку! Одной так страшно...
Раздраженный вздох вырвался из груди Шахнала. И все же он вернулся к кровати и опустился на краешек, глядя на девушку. Ребенок еще. Не понимает, что здесь - в святом месте - все одиноки. И к этому надо привыкать уже сейчас. Однако стоило молельнику сесть, как послушница взяла его руку, и, приложив к своей щеке, закрыла глаза. Вздохнула. Дитя неразумное.
- Мама гладила по голове, когда я болела... - непонятно к кому обращаясь, прошептал девушка.
Жрец закрыл глаза. Его тяготила эта ситуация. Тяготила и смущала. Но все же девочка была на его попечении. Он был ее отцом, пусть и духовным, но отцом. Поэтому он мягко провел ладонью по голове, покрытой черным покрывалом. Еще раз, и еще. В его прикосновениях не было ласки. Они были бездумными, поскольку сам Шахнал в это время думал о том, что прочел.
Маркус не отвечает. Он покинул своих чад. Божественного надзора больше нет, но есть приказ. И приказ до сего момента исполнялся беспрекословно. Даже восставшие колдуны, по сути, только помогли дэйнам. Сейчас, конечно, вся эта шушера затихла, но Шахнал понимал: ненадолго. Маги же... насколько открылось жрецу из Чаши Откровений, почти все они взяли кольца. Причем из тех, кто взял, умерла только половина.
Перед смертью всегда обостряются чувства, так и маги давали кольца знахаркам, повитухам, магессам. Хотя были и отказавшиеся... Палачи, Избавители - словом, те, которых боялись. Избавители приходили за умирающими, теми, кто мучился от боли. А палачи... казнили тех, кто не заслуживал жить. Чего уж греха таить, таких среди людей было немало.
Так вот Палачам и Избавителям отказывали почти всегда. Кто захочет принять кольцо у такого отщепенца? И именно такие, по мнению Шахнала, были самыми опасными. Если они переметнутся к колдунам...
- Отец мой... - слабый шепот заставил жреца очнуться от тягостных мыслей и посмотреть на послушницу.
Жрец даже удивился, увидев ее. Так задумался, что забыл, где находится.
- Отец мой... Какие у вас сильные руки. И нежные.
Девушка повернулась и мягко поцеловала его ладонь, глядя своему пастырю в глаза. Потом еще раз. И еще. На четвертом поцелуе внутренней стороны ладони коснулся влажный язычок. Мужчина застыл. Соблазнительница тоже. Закусила губу, медленно приподнялась, снимая с волос покрывало. Длинные медные локоны рассыпались по плечам. Мариоса вновь поднырнула под руку молельника и потерлась макушкой о его ладонь, побуждая вновь гладить ее по волосам.
Шахнал бездумно подчинился, пытаясь осознать происходящее. В груди бушевал ураган самых противоречивых чувств - от наслаждения до ужаса. Глупая. Что творит? Не понимает будто, что он чужой ей... как она только...
Послушница закрыла глаза и слегка подалась вперед. Рука Шахнала соскользнула с затылка и оказалась на шее. Словно со стороны мужчина наблюдал происходящее.
Вот, задержавшись, его ладонь медленно двинулась вниз, с наслаждением ощущая бархатистость теплой женской кожи. Какая она нежная! Вот пальцы наткнулись на грубую ткань одеяния, замерли. Двинулись обратно, прошлись по шее, скуле, очертили губы.
Мариоса приоткрыла рот и поймала перст своего наставника. А во взгляде темных глаз вспыхнуло хмельное обещание. Жрец застыл, парализованный этим чувственным призывом, а потом дернул послушницу к себе...
Для него, всю жизнь посвятившего посту и молитве, отрекшегося от большинства плотских желаний и радостей, каждое прикосновение, каждый сорванный с губ девушки поцелуй были откровением. Она что-то шептала, когда он жадно задирал ее черное одеяние, выгибалась, предлагая свое нежное тело его торопливым и неумелым рукам, а потом глухо вскрикивала, запрокинув голову, рассыпая золото волос, впивалась ногтями в мужские плечи, кусала его шею, губы... все кончилось быстро. Слишком стремительно обрушилась на Шахнала волна удовольствия, слишком поспешно он, обессиленный, упал на нее... слишком скоро наступила расплата.
- Нет, нет, пустите, пустите! - рыдания, маленькие кулаки, бьющие его по плечам, извивающееся тело. - Не надо! Хватит! Пожалуйста-а-а!!!
Жрец отпрянул, с ужасом глядя на то, как послушница в разодранном платье сжимается на разоренном ложе.
- Нет! - закричала она, стоило ему попытаться протянуть к ней руки. - Не надо больше! Умоляю, не надо!!!
Последние слова Мариоса прорыдала, пытаясь отодвинуться как можно дальше от Шахнала, сгребая на себя скомканную простыню. Мужчина сидел, раздавленный, оглушенный, медленно осознавая, что натворил. Ссильничал. Девчонку. Ребенка еще... Он? Строгий молельник, держащий пост уже более пятнадцати лет, отказывающий себе в малейших послаблениях, в самых ничтожных плотских радостях?
