Я выбираю Элис - Джуби Сьюзен

Он взглянул на меня и с заговорщицким видом высказал предположение:

— Ты тоже сама себе покупаешь одежду?

Я расхохоталась. Не смогла удержаться. Неужели Гусь не знает, что все наши ровесники сами покупают себе одежду? Возможно, его брат слишком занят наукой, чтобы беспокоить себя такой ерундой. Макгрегор — тот точно занят, но ему всего десять.

Мы стояли рядом, я смеялась над ним, а он просто смеялся.

— Пойдем? — спросила я.

— Пойдем, — ответил он.

Мы молча зашагали обратно на рыбную выставку. Он взмок, как будто отмахал в своих желтых кожаных рабочих ботинках сотню миль. Я выглядела как обычно, за исключением того, что сняла с головы и тащила в руках наушники, чтобы, не дай бог, не пропустить ни слова, если Гусь что-нибудь скажет. Думаю, что любой, кто вздумал бы за нами следить, не усомнился бы, что нам уже позволено самим покупать себе одежду.

Когда мы вошли в спортивный зал, судьи уже вовсю объявляли победителей. У микрофона стоял самый крупный из них, Рэнди. Он говорил о том, как трудно оказалось выявить победителя в категории «лучшие фундулюсы» и что уровень конкурса был высочайшим. После этого вызвал Пита и вручил ему первый, второй и третий призы за лучших фундулюсов. Жена Пита, по-прежнему ссутулившаяся за контейнерами с фундулюсами, приподняла бровь и уныло захлопала, мол, нечего его поощрять.

Следующая категория — «лучшая племенная пара» и «лучшие мальки». Рэнди распинался о том, как важно уметь воспроизводить хорошие характеристики родителей и тому подобное. С того места в задней части спортивного зала, где мы вдвоем стояли, мне было видно, как мать в диком напряжении уставилась на Толстого Рэнди, вцепившись в руку Макгрегора. Тот даже поморщился от боли. Мамин дух соперничества граничит с насилием над ребенком.

Закончив треп, рассчитанный на создание интриги, Рэнди выдержал драматическую паузу и объявил:

— Итак, первый приз за лучшую племенную пару присуждается Макгрегору Маклеоду и его прелестной парочке рыбок-ангелов.

Мать заорала и вскочила с места, врезавшись в стол и залив все вокруг водой из аквариумов. Остальные участники конкурса бросали на нее исполненные острой неприязни взгляды. Макгрегор, мой маленький счастливый братик, поднялся и пошел забирать полагающуюся ему широкую синюю ленту. Я схватила за руку Мальчика-гуся и прошептала:

— Это мой брат.

На него это явно произвело впечатление, и он спросил:

— Серьезно? — И в доказательство того, что все понимает, добавил: — Должно быть, рыбки у него просто супер.

Мальчик-гусь был безупречен. И хотя он немного вспотел и так далее, все равно пахло от него совсем неплохо. Не какими-нибудь цветами, естественно, а как-то по-мужски.

В порыве чувств я снова схватила его за руку и повторила:

— Да. Это мой брат.

Почувствовав важность момента и крепко держа меня за руку, Мальчик-гусь указал свободной рукой на Колина, стоявшего в сторонке с самым цветущим и компетентным видом.

— А это — мой!

Я окинула взглядом зал и увидела, как на меня пристально, с отвисшей челюстью смотрит моя мать, поэтому тут же выдернула руку из руки Гуся. Макгрегор в это время находился на сцене с судьями, обменивался рукопожатиями и получал свою ленту.

Для меня это были одновременно и лучшие, и худшие моменты жизни. Слишком много всего разом навалилось: положительные эмоции от бездарного (за исключением дара плохо одеваться и меня смешить) Мальчика-гуся, гордость за Макгрегора, да все вместе взятое. А все из-за этого барабанного мастер-класса, черт бы его побрал. Он высвободил то хорошее, теплое, что во мне было. Ведь после той истории с Фрэнк я твердо решила больше не доверять людям, даже тем редким из них, кто мне по-настоящему нравился, и вот на тебе!

Я ощутила прилив энергии и раздражения. Почему всякий раз, когда я с кем-нибудь знакомлюсь, где-то рядом оказывается моя мать? Зачем ей это видеть? У меня теперь есть подруга. Я ведь вполне могла быть с Джордж, когда поняла, что мне нравится братец рыбного наставника моего собственного брата!

Я испытывала странное чувство. Меня явно тянуло в женский шалаш. От одного только соседства стоявшего рядом потного Мальчика-гуся я совершенно размякла. Кошмар! У меня и так достаточно проблем, чтобы в свое уравнение добавлять размягченность! Предостаточно.

Гусь, такой милый, демонстрировал к выставке лишь умеренный интерес. Я гадала, думает ли он, когда на меня смотрит, о женском шалаше. Не исключено. В конце концов, эти красно-белые клетчатые брюки действительно выглядели классно. И достались мне почти даром.

Я поймала себя на том, что опять уставилась на него. Потом повернулась и поймала пристальный взгляд матери, выражавший полное непонимание происходящего. Рядом стоял брат Мальчика-гуся, и в его лице, как в зеркале, отражалось мамино недоумение.

Затем мама схватила одноразовую фотокамеру со вспышкой и принялась щелкать, как Макгрегор спускается со сцены, сияя застенчивой улыбкой и стиснув в руке широкую ленту. Колин подошел к нему, чтобы поздравить.

По громкой связи объявили перерыв до начала аукциона.

Пока внимание мамы и Колина было отвлечено Макгрегором и его наградой, я схватила Гуся за руку и спросила, не хочет ли он прогуляться. Он с дружелюбным выражением на лице пожал плечами и ответил: «Хочу». Мы выбрались из спортивного зала, пройдя вдоль стены, через большие двустворчатые двери.

Потом мы стояли в коридоре возле спортивного зала и, улыбаясь друг другу и глядя при этом куда-то в сторону, решали, чем бы нам заняться.

И тут меня осенило. Я поняла, чем мы можем заняться. Мы можем пойти в женский шалаш. Я достигла практически всех жизненных целей, достижения которых можно было бы ожидать от человека моего возраста, кроме, пожалуй, написания эссе о группах юных сверстниц, помочь с которым мне у местной библиотеки все равно не нашлось бы ресурсов. Самое время заняться сексом! У меня мелькнула мысль, что неплохо бы поинтересоваться у Мальчика-гуся, готов ли он к этому, однако я ее отбросила. В конце концов, он же экспериментирует! Кто знает, может, секс — область его научных интересов. Вряд ли уж это настолько труднее, чем отыскивать дешевые шмотки.

Я посмотрела ему прямо в глаза.

— Может, где-нибудь посидим? — спросила я, ломая голову, какая бы обстановка подошла для соблазнения, достойного Общественного центра города Террасы.

— Давай, — ответил Гусь и пристально на меня взглянул. — А что ты имеешь в виду?

— Ну, там, может, мы могли бы найти какое-нибудь местечко, чтобы, ну, там, посидеть…

— Ты имеешь в виду — здесь, в коридоре?

— Нет, что-нибудь более уединенное.

Брови его выгнулись дугой.

— Да пошла ты! — чуть ли не заорал он.

— Ты чего? — спросила я ошарашенно.

— Ты, как бы… — Мальчик-гусь подбирал слова. — Хочешь, как бы, оттянуться вдвоем? — спросил он недоверчиво, при этом его брови заползли чуть ли не на макушку.

Меня окатила волна стыда, я угрюмо на него посмотрела и ничего не ответила.

— Я имею в виду, ты хочешь побыть, ну, или пойти куда-нибудь? — продолжил Мальчик-гусь. И тут же — я глазам своим не могла поверить — станцевал джигу. Танцор из него был так себе, однако я в своей жизни мало видела чего-то более смешного.

— Ну ты даешь! Класс! Пошли! — Он схватил меня за руку, и мы рванули по коридору.

Потом мы куда-то неслись, на бегу обсуждая варианты.

Гончарная мастерская? Нет, там слишком высокие столы. Помещение для персонала? Почему бы нет, но там, наверное, многовато народу. Пробегая мимо комнат, мы их по той или иной причине поочередно отвергали. Это было приключением, и мы не могли тратить время на нервотрепку. В конце концов мы наскочили на комнату матери и ребенка. В ее боковой части располагалась небольшая раздевалка с диванной секцией-маломеркой в углу, предназначенной, видимо, для родителей, одевающих своих чад перед выходом. Как раз то, что надо.

— Как тебе? — спросил шепотом Мальчик-гусь.