Протоиерей Александр Торик - Флавиан. Восхождение
Впереди меня шел Флавиан. По горе и по жизни. Нашей целью была вершина. И на горе и в жизни. А на вершине — Преображение.
Флавиан остановился:
— Все, Леша! Сил больше нет, давай посидим! — Он грузно, со стоном опустился на какую-то возвышающуюся на обочине кочку.
Свет Игорева фонарика, оторвавшийся от нас в темноте метров на десять, тоже замер.
— Игорек, привал! — крикнул ему я.
Светящаяся точка начала спускаться, приближаясь к нам. Игорь подошел и присел рядом с нами на обочине тропы.
— Интересно, далеко еще до Панагии? — поинтересовался я, сам не знаю у кого.
— Трудно сказать, — ответил Игорь, — может, километр или три, а может, и метров сто. Мне говорили, что Панагия появляется внезапно, в конце этого ущелья, по которому мы сейчас идем. Идешь, идешь, а потом раз — и уже Панагия! Там наши ребята небось уже нас ждут, очаг разожгли, поесть организовывают. Отец Димитрий небось свой хитрый чай заваривает!
— Пошли! — улыбнулся, вставая, Флавиан. — Уж очень ты, брат Игорь, аппетитную картинку нарисовал, у Лешки вон уже слюнки текут!
— Ничего не текут, — ответил я, поднимаясь, — хотя чашечку живительного улуна сейчас бы в самый раз!
Мы двинулись дальше.
ГЛАВА 27
Восхождение. Игумения горы Афонской
Панагия и вправду появилась внезапно! Точнее, внезапно вверху впереди, метрах в сорока, засветился фонарик, и голос Эдуарда позвал:
— Отец Флавиан! Батюшка! Это вы?
— Мы! — исторг из работающих как кузнечные мехи легких придушенный возглас Флавиан.
— Поднимайтесь сюда, отец Флавиан, вы уже почти пришли! — Эдуард осветил своим фонариком сверху оставшийся нам отрезок тропы. Пройдя еще метров двадцать, мы увидели выделяющийся четким контуром на фоне ночного неба известный нам ранее только по фотографиям купол маленького скита Панагии. Он оказался всего в полусотне шагов от места, где мы поднялись из ущелья. Из-под двери скита приветливо выбивалась полоска гостеприимного света.
Даже не мог себе представить раньше, сколько радости может вызвать у меня встреча с человеком, с которым расстались всего пару часов назад.
— Брат Эдуард, здравствуй! — приветствовал его я. — Как там наш ужин? Лао Ди уже заварил улун?
— Наш ужин, брат Алексей, — улыбнулся в свете фонаря Эдуард, — находится, вероятно, метров на триста или четыреста выше! А может, уже и на все пятьсот!
— Не понял! — вынырнул из темноты Игорь. — А где ребята?
— Они сейчас поднимаются последний пятисотметровый отрезок пути на вершину. Меня они оставили здесь, чтобы предупредить вас о том, что будут ждать наверху!
— Ничего себе! — не мог въехать в ситуацию я. — А чего они туда пошли-то сейчас? Мы же договорились отдыхать в Панагии и утром, перед рассветом, начинать последний подъем, как это делают обычно все паломники! И кто тогда там? — Я показал концом палки на свет из-под двери скита.
— В этом все и дело! — снова улыбнувшись, ответил Эдуард. — Там находятся рабочие-албанцы, которые ремонтируют Панагию и что-то строят на вершине.
Они не пустили нас к себе, сказав, что у них нет места, и жестами показали идти на вершину!
— Чего! — рассвирепел бывший спецназовец Игорь. — Да они у меня сейчас сами ночевать будут в овраге! Не пустить паломников! Пошли! Сейчас я посмотрю, как эти «албаносы» не пустят ночевать нашего батюшку!
Он сбросил рюкзак и решительно двинулся в сторону двери скита.
— Игорек! — тихим голосом позвал его Флавиан.
Игорь недоуменно остановился и повернулся к батюшке.
— Игорек! Не ходи туда, пойдем наверх, — еле стоящий на ногах Флавиан кивком показал в сторону вершины, — это не «албаносы», это Бог так благословляет нас совершить то, зачем мы сюда пришли!
— Отче! — Игорь был просто вне себя от возмущения. — Да вы же сейчас упадете! Как вам сейчас туда идти? Это невозможно!
— «Невозможное человекам возможно Богу»! — процитировал Евангелие Флавиан. — Если Бог руками албанцев отправляет нас наверх, значит, Он даст и сил дойти туда.
— Да вы там просто помрете, по дороге! — в отчаянии махнул рукой Игорь.
— Недостоин я, брат Игорь, такого счастья — помереть на вершине Святой горы! — улыбнулся мой батюшка. — Значит, не помру! Пошли, чего время тянуть!
Бурча что-то под нос, Игорь взял свою поклажу, вскинул ее на плечи и первый двинулся в сторону видневшейся каменистой тропы, ведущей на вершину.
Мы двинулись за ним.
Теперь останавливаться приходилось все чаще, уже не через тридцать—сорок шагов, а через десять—пятнадцать. Флавиан явно изнемогал. Да и я-то сам, вроде и не совсем уж старый и больной, можно сказать — муж «спортивного обличия», а, пройдя столько часов подряд все время в гору, причем большую часть пути по изматывающей жаре, был далеко не в лучшем состоянии.
Ноги, особенно бедренные мышцы, гудели так, что хотелось, чтобы их не было вообще, дыхалка работала на износ, легкая джинсовая рубаха была мокрой насквозь, хоть выжимай! Голова кружилась от усталости, от горного воздуха и от сознания того, что Флавиан сейчас испытывает то же самое, только в гораздо более тяжелой степени. К тому же и тропа вскоре превратилась в узенький, утыканный острыми камнями карниз, идущий серпантином вверх по крутому мраморному склону. Если сорваться вниз...
Даже думать не хотелось о том, в каком виде тебя будут хоронить.
Примерно через полчаса устроили привал. Коекак примостились на тропе между повсюду торчащих острых каменных обломков.
— Батюшка! — обратился к Флавиану Эдуард, подождав, пока тот отдышится и немножко придет в себя. — Скажите, а это точно, что женщины не могут находиться здесь, на Афоне?
— Точно! — кивнул Флавиан.
— Даже монахини? — опять спросил Эдуард.
— Даже монахини!
— Тогда я не понимаю... — задумчиво пробормотал фотограф.
— А в чем вопрос? — поинтересовался у него батюшка.
— Видите ли, не знаю, как сказать, — замялся Эдуард. — Не хочу, чтобы вы подумали, что я немного того, — он покрутил пальцем у виска, — хотя вот Алексей же сказал, что «то ли еще будет»... Словом, я видел там, — он показал вниз, в сторону Панагии, — женщину, судя по одежде — монахиню, средних лет и очень красивую.
— Когда? — не удержавшись, встрял я.
— Минут за двадцать до того, как подошли вы с батюшкой! — повернулся ко мне Эдуард.
— Как это было? — явно стараясь сохранять спокойствие, спросил его Флавиан.
— Я сидел на камне рядом с тропой, по которой должны были подняться вы, — ответил фотограф, — и, как вы меня научили, читал по вашим четкам молитву Иисусу, я даже не скажу, сколько раз я успел ее прочитать. Когда я в очередной раз прошел весь круг узелков и остановился на крестике, я сказал, как вы меня научили: «Пресвятая Владычице Богородице, спаси меня, грешного!» И мне почему-то так легла на душу эта молитва, что я начал повторять ее дальше вместо молитвы Иисусу, перебирая узелки четок. А когда я завершил весь круг, все тридцать три узелка, она как раз и прошла рядом со мной!
