Джон Фаулз - Дэниел Мартин
Жена Барни была по-прежнему непривлекательной малорослой женщиной, утомлённой и увядшей, несмотря на всегдашнюю улыбку и яркий макияж. Она старилась некрасиво; впрочем, я ведь и раньше находил её странно провинциальной рядом с искушённым горожанином Барни. Мне смутно помнился их дом в так никогда и не ставшем фешенебельным Масвелл-Хилл. У Каро был странный, какой-то испуганный вид: очевидно, из-за того, что не сообщила мне о новой работе сама. Она бросила было взгляд в сторону Барни, но я уже обнял её и прижал к себе. Потом взял за плечи и, слегка отстранив, сурово произнёс:
— Я, кажется, строго-настрого приказал…
— А я теперь сама себе хозяйка.
Я снова обнял её и тут услышал голос Барни:
— Нечего волноваться, Кэролайн. Я дал вам блестящую характеристику.
— Благодарю вас, мистер Диллон.
Некоторую неестественность её тона я принял за сарказм: она знала, что он сбежал из Америки раньше срока.
— Дэн, ты помнишь Маргарет?
— Ну разумеется.
Мы обменялись рукопожатиями и несколькими репликами о том, что вот Барни раньше времени вернулся домой, о том, как тесен мир… ни о чём. Вчетвером вышли из здания аэропорта, мы с Маргарет впереди. Я слышал, как Каро спросила Барни о каком-то его интервью, но не расслышал ответа. Когда они нас нагнали, Барни просил Каро не звонить ему на следующий день, если только «уж совсем не припечёт».
— И ради всего святого, не сообщайте никому, что я вернулся.
— Понятно.
Последовало ещё одно настойчивое предложение Барни пообедать как-нибудь вместе; мы проводили их до машины; потом я покатил тележку туда, где Каро припарковала свой «мини». Я внимательно разглядывал дочь, пока она отпирала машину: на ней было длинное пальто, которого я раньше не видел. И новое выражение лица. Она придерживала дверь, пока я укладывал вещи на заднее сиденье.
— Я знаю, почему ты вернулся. Мне мама вчера сказала.
— Она в Оксфорде?
— У Поросёныша свинка, довольно тяжёлая. Ей пришлось на пару дней вернуться в Комптон.
Поросёныш — домашнее прозвище её единоутробного брата, сына и наследника Эндрю. В этом семействе в большом ходу был домашний жаргон в стиле Нэнси Митфорд.105 Я выпрямился и взглянул на дочь:
— Удивлена? — Она кивнула и потупилась. — Мне очень его жаль, Каро. Несмотря на все семейные передряги.
— Я понимаю, папочка.
Это её «папочка» часто произносилось как бы в лёгких кавычках; на этот раз они были особенно заметны.
Она обошла машину и открыла дверь со стороны водителя. Я, согнувшись, влез и уселся рядом.
— Когда-то мы с ним были очень близки.
Она не сводила глаз с ветрового стекла. Машина Диллонов, чуть впереди нас, двинулась прочь.
— Просто очень грустно, что понадобилось такое, чтобы вы снова были вместе.
— Дорогая моя, если ты явилась сюда сказать мне, что твоё поколение в нашем семействе считает поведение моего поколения кретинским…
— Я явилась сюда потому, что я тебя люблю. Это ясно?
Я наклонился и поцеловал её в щёку. Она включила зажигание.
— Я позвонила тёте Джейн. Сегодня вечером. Когда получила телеграмму.
— Как она тебе показалась?
Мы тронулись с места. Каро неудачно перевела скорости и поморщилась.
— Держится. Как всегда. Мы больше обо мне говорили.
— Попробую отоспаться немного. Потом поеду.
— Ну да, — ответила она. — Я так и думала. Так ей и сказала. — Она поколебалась немного. — Она очень тебе признательна.
— Да я сам искал повода. Очень соскучился по тебе.
Она с минуту ничего не отвечала, хотя губы её слегка улыбались.
— Она хорошая?
Этот разговор должен был начаться, и я обрадовался, что Каро так легко и быстро подняла его сама.
— Да. И всё-таки я соскучился по тебе.
— Говорят, она очень способная.
Я помолчал.
— Тебя это шокировало?
— Ну ты даёшь. Глупости какие. Я сама была в тебя немножко влюблена.
— Вот теперь шокирован я.
— Я в школе всем своим друзьям и подружкам рассказывала, какой ты… сокрушительный.
— Как водородная бомба? — Она усмехнулась. — Да?
— Когда я была совсем маленькой и ты взял меня в Девон, в этот великий поход по земле предков… Тогда я в первый раз всерьёз задумалась о вас с мамой. Не могла себе представить, почему она ушла от тебя — такого хорошего. — Она помолчала и добавила: — Разумеется, тогда я тебя ещё как следует не знала.
— Ну, знаешь… Если бы ты вела себя не так мило…
Она по-прежнему улыбалась, но за улыбкой чувствовалась какая-то тревога, что-то, чего нельзя было сказать, что нужно было прятать под этаким поддразниванием. Она прибавила скорость, чтобы обогнать запоздалый грузовик. Мы направлялись в туннель, ведущий к шоссе М4.
— А как Ричард?
— С ним покончено, если это уж так тебя интересует.
Я бросил на неё короткий взгляд. Она чуть слишком сосредоточенно вела машину; потом скривила губы и пожала плечами. Как-то раз, давно, в период её увлечения верховой ездой, я наблюдал за ней на ипподроме. Может, в чём-то Каро и не дотягивала до идеала, но препятствия она брала с маху, без колебаний.
— Когда это случилось?
— С месяц тому назад. После моего последнего письма.
— Появился кто-то другой?
— Просто… — Она опять пожала плечами.
— Бедняга Ричард. Он мне нравился.
— Ничего подобного. Ты же считал, что он типичный итонский106 болван.
Такие споры между нами не были новостью. Она приучилась вот так мне перечить, когда я взялся выводить её в люди: мол, может, она и дура, но способна отличить, что я на самом деле думаю, от того, что говорю ради её ободрения.
— Ты оказался прав, — добавила она.
— Хочешь, поговорим об этом?
Мы выбрались из туннеля. Я не узнавал знакомых мест, как часто бывает после долгих странствий: всё вокруг, даже хорошо знакомый ландшафт, утрачивает реальность. Да ещё эта ужасная промозглая сырость английской зимы.
— На самом деле всё это произошло в Комптоне. Мы поехали туда на выходные. Думаю, из-за того, что там его холили и лелеяли как будущего зятя. Смотреть противно. Это и было последней каплей.
— Да он-то чем виноват?
— Знаешь, он таким оказался мещанином — просто фантастика какая-то. В глубине души. Честное слово. Просто упивался всем этим. Подлизывался к Эндрю, совсем голову потерял. Притворялся, что ему очень интересно слушать про надои молока, про охоту и про бог знает что ещё. И я вдруг поняла, что он пустышка. Притворщик. Во всём.
— Ну тогда ты правильно его выгнала.
Злосчастный Ричард во многом походил на Каро: университет ему тоже было не потянуть. Родители его владели одним из крупнейших лондонских издательств, и он изучал издательское дело, используя старинный английский принцип: поскольку естественные склонности человека, несомненно, наследуются, нет необходимости их проявлять въяве. Ричард походя усвоил кое-какие левые взгляды, общаясь с не вполне всем довольными подчинёнными отца, но ему-то предстояло ещё хуже управлять ими в будущем; впрочем, возможно, он просто опробовал на мне идеи, неприемлемые у него дома.
