Виктория Токарева - Ничего особенного (сборник)
– А тебе чего? – прямо спросила Маланья.
– А мне ничего не надо, – бескорыстно отказался Мишка.
– Как это ничего? – Маланья задумалась. – Вот! Я тебе открытку дам! Японскую! Вот так держишь: в платье. – Маланья показала ладонь. – А так, – она чуть повернула ладонь, – одна срамота.
– Не надо, – отказался Мишка.
– Бери, бери, – расщедрилась Маланья. – Мне-то она зачем?
Маланья собралась было идти, но Мишка задержал ее:
– Баба Маланья, у меня к тебе просьба…
– Ну.
– Если тебя спросят: когда ты шла к автобусу, Мишку видела? Говори: не видела. Трактор стоял, а его не было.
– А разве ж я тебя видела? – удивилась Маланья.
– А то нет? – удивился Мишка. – Ты еще спросила: который час, я сказал – три…
– Не помню, – созналась Маланья. – От старость – не радость. А за куртку спасибо.
Маланья повернулась и пошла. Мишка провожал глазами свою куртку на Маланьиной спине.
– А рукава-то длинные! – крикнул Мишка.
– Это я подошью, – успокоила Маланья.
* * *Танька сидела за швейной машинкой и строчила платье-макси из двух белых скатертей. Перед ней в обрезках лежал журнал мод. В нем была изображена японка в белом платье а-ля рюс с белыми кружевами.
Танька оглядела дело рук своих, потом подошла к кровати, присела на корточки и отодрала кружевной подзор, тяжелый не то от пыли, не то от собственного веса. Вернулась к машинке, стала приспосабливать кружева к белому льну. В это время вошла Вероника и сообщила:
– Тань! Тебя Мишка зовет!
Танька вышла из дома.
В небе стояла полная белая луна. А посреди двора возвышался Мишка Синицын в ватнике и с рюкзаком. Как новобранец.
– На! Пластинки ваши. Три штуки. И клещи деду Егору отдашь. Я у него брал.
Танька взяла пластинки и клещи.
– А я, значит, поехал. Пока.
– Куда это ты поехал? – удивилась Танька.
– На Землю Франца-Иосифа!
– Чего?
– На заработки. Машину куплю. Новый дом поставлю.
– А я? – тихо спросила Танька.
– Выходи за летчика. За Валерия Ивановича.
Танька молчала.
Мишка посмотрел в ее приподнятое лицо. Отвернулся. Сказал небрежно:
– Некогда мне глупостями заниматься. Мне надо деньги зарабатывать.
– Мишка… Все-таки какой же ты… – тихо, как бы дивясь своему открытию, проговорила Танька.
– Ну, какой, какой?
– Голый материалист!
– Не голый, а диалектический. Дура.
Он пошел прочь по знакомой тропинке. А Танька осталась стоять на крыльце. И ничего не поменялось в мире. Ничего не сдвинулось. И равнодушная природа продолжала красою вечною сиять.
* * *– А где щетка? – спросил сержант Ефимов.
Рядовой милиционер заметался в поисках и очень скоро нашел щетку на подоконнике.
– Вот она.
– Ведь как удобно, когда вещь лежит на своем месте. Каждый подошел, почистил сапоги, положил обратно. Другой подошел, почистил, положил обратно. Никто времени не теряет.
В отделение милиции вошел Мишка.
– Вот! – Мишка положил на стол бумагу.
Ефимов сел за стол, прочитал:
– «Я, Михаил Синицын, официально заявляю, что устроил преднамеренную аварию вертолета путем забивания овощами выхлопной трубы ввиду несознательной ревности и пережитков. При выборе меры наказания прошу учесть мое добровольное признание, а также характеристики».
– Значит, официально заявляешь? – Ефимов пронзительно посмотрел на Мишку.
– Официально, – не сморгнул Мишка.
– А вот летчик Журавлев официально заявил, что авария произошла по его вине: не учел при взлете направления ветра. Кому верить?
– Ему! – сказал Мишка.
– А почему не тебе?
– Он старше. Ну, я пошел. Пока!
Мишка заторопился к двери.
– Постой! – велел Ефимов. – Поди-ка сюда…
Мишка приблизился.
– Чего? – беспечно спросил он.
– А зачем ты все это написал?
– Я пошутил. – Мишка чистосердечно улыбнулся. – Неужели ты думаешь, что тыквой можно вертолет остановить?
– Так вот, шутник, садись. Я беру тебя под стражу.
– За что? – растерялся Мишка.
– За систематическое введение в заблуждение органов общественного порядка!
* * *На железнодорожной платформе вокзала Верхних Ямок дрались голуби.
На седьмом пути стоял состав.
Семья Канарейкиных плюс Чиж плюс Козлов из девятого «Б» с трубой в чехле прошли по перрону и остановились возле пятого вагона.
Канарейкины были принаряжены во все самое лучшее. У Николая на лацкане пиджака висели орден и четыре медали. Танька стояла в длинном белом платье а-ля рюс с тяжелыми кружевами. Шелковые светлые волосы были распущены по плечам и будто дышали от ветра. Она была такая красивая, что Мишка даже не сразу ее узнал. Он даже не сразу понял, что та, прежняя, Танька и эта – один и тот же человек.
Мишка, бритый наголо, выглядывал из-за будки «Соки-воды», а сержант Ефимов караулил своего заключенного.
– Ну, пошли! – предложил Ефимов. – Есть охота.
– Погоди… – попросил Мишка. – Пусть состав отойдет.
– Ладно, – согласился Ефимов. – Тогда я пойду мороженое куплю.
Ефимов видел, как Чиж предъявил билет проводнику. Все вошли в вагон. А потом Канарейкины вышли, а Танька осталась в поезде.
Она стояла возле окна и смотрела на своих. Лялька и Вероника энергично махали руками, а Николай и дед Егор стояли спокойно.
Поезд тронулся. Женщины замахали еще активнее. Танька заплакала, не переставая, однако, улыбаться.
Мишка почувствовал, как по щеке к носу ползет предательская слеза. И вдруг… Не может быть… Через несколько вагонов, в конце поезда, как портрет в стеклянной раме – рожа летчика!
– Сто-ой! – заорал Мишка и ринулся вослед.
Поезд набирал скорость. Мишка тоже.
– А ну слазь! – кричал Мишка вслед поезду.
Но самым проворным оказался сержант Ефимов. Он поймал Мишку уже в конце платформы, ухватил его за полы пиджака, чем погасил Мишкину скорость. Однако оба они не удержались и покатились в траву с перрона.
Ефимов оказался под Мишкой.
– Так, значит? – спросил он, вылезая из-под Мишки и отряхиваясь. – Побег устроил? А я тебе, дурак, мороженое купил.
Ефимов показал расплющенное мороженое.
* * *Поезд подрагивал на стыках рельсов. За окном плыли поля, леса, красота средней полосы.
И вдруг… В сказках обязательно присутствует «вдруг».
Вдруг летчик услышал песню. Мелодия текла откуда-то с середины поезда и, казалось, летела вместе с ним во времени и пространстве.
Летчик пошел на звук. Вышел в тамбур. Хотел перебраться в другой вагон, но дверь оказалась запертой. Он дернул раз, другой. Ничего не вышло. Стал трясти дверь.
Выглянула проводница и сказала:
