Эдуард Лимонов - Палач
Безусловно, в тех же барах в Ист-Вилледж он мог найти юношей, которым никакого труда не стоило расслабиться, но и он, и Габриэл несколько побаивались таких юношей. Игры с ними могли иметь неприятные последствия…
Через несколько минут «де Ниро» уже надвигал вдову на член и сдвигал ее с члена, а Оскар, расстегнув зиппер и вынув свой член, мечтательно массировал его, думая о клейкой маленькой пизде Наташки…
7Только за пару недель до своего дня рождения Оскар неожиданно решил его отпраздновать. Решение это — Оскар понимал — было связано с его желанием одновременно показать Габриэл, что он — свободная личность, и… показать им всем, Нью-Йорку, в котором он пробродил столько лет неузнанным и непризнанным, чего он достиг. В последний раз Оскар праздновал свой день рождения в Варшаве.
Ухмыляясь, Оскар первыми занес в список приглашенных мадам Мендельсон и Роджера. Затем последовали Женевьев, Сюзен Вудъярд, Кати Стюарт, еще несколько дюжин клиенток, с которыми ему пришлось иметь дело за последние полтора года. Нескольких из них Оскар все же принимал, несмотря на старания миссис Крониадис сделаться его единственной клиенткой. Принимал даже не ради денег — Габриэл, щедрая и преданно-навязчивая, обеспечивала все его нужды, но из хулиганства мальчишки, хулиганящего для того только порой, чтобы разозлить любящую мамашу. За клиентками последовали Стив Барон, Соня Бетти, с полдюжины писателей, столько же примерно художников, несколько десятков представителей нью-йоркского «джэт сэт», бездельников, просто милых людей, с дюжину девочек-моделей из различных агентств, чтобы на парти там и тут встречались красивые лица. Вышло более ста человек.
Подумав, поразглядывав список, вновь перечитав его, добавив несколько фамилий из записной книжки, Оскар встал и прошелся по озаряемой восторженно-ярким февральским солнцем огромной ливинг-рум, постоял у банзай-дерева, самого большого, его любимого, задумчиво поковырял ногтем кору… Затем, вернувшись к столу, Оскар решительно вписал в список последним имя Наташки. И, дабы Наташка не чувствовала себя одиноко в обществе, где она никого не знает, приписал к Наташке — «…и Анн».
В сущности, это давно следовало сделать. Собрать воедино всех его новых знакомых и представить их друг другу. Большинство их знакомы, но Оскару захотелось, чтобы они неожиданно ощутили свою принадлежность к его, Оскарову, клану, к партии пришельца-Палача.
День рождения, таким образом, подумал Оскар, будет его парадом, радостной годовщиной подведения итогов. Полтора года назад Оскар был никто, теперь его знает весь Нью-Йорк… Ну, если не весь, — постарался быть честным Оскар, — то добрая половина.
Оскар подошел к зеркальной стене салона — зеркальная стена тремя большими заново пробитыми окнами смотрелась на Хьюстон-стрит — и с удовольствием оглядел свой отчетливый черный силуэт. Теперь Оскар всегда одевается в черное, ему кажется, его образ требует именно таинственного черного цвета. На Оскаре узкие, как ножи, черные башмаки, узкие черные брюки и куртка с громадными накладными плечами. Оскар в зеркале себе нравится.
«Следует попросить Жюльет Мендельсон привести Энди Уорхола», — неожиданно приходит в голову Оскару. Зачем ему Энди Уорхол? Оскар не обольщается, как бывший философ он отдает себе отчет в том, что тщеславие руководит мистером Худзикски, но он и не стесняется своего тщеславия. Оскар Худзински как никто заслуживает присутствия сверхсовременного Энди на своем празднике. Оскар Худзински, думает Оскар о себе в третьем лице, создал новую форму существования в капиталистическом обществе, даже, если хотите, новый вид искусства, мистер Уорхол, так почему бы и не почтить его своим присутствием? Оскар не раз видел Энди в различных нью-йоркских домах и здоровается с альбиносом, но альбинос, пришедший к Оскару на день рождения, — это уже социальный статус.
Оскар поворачивает голову и разглядывает свой профиль. Зачем ему социальный статус? Всегда в таких случаях за помощью Оскар обращается к недавнему прошлому, к годам, которые делись неизвестно куда, прошли неизвестно как и сейчас вспоминаются только как длительное затемнение. Отомстить за затемнение — вот зачем ему социальный статус. За унижения, которые он испытывал всякий раз, когда его знакомили с кем-либо. «Мистер Оскар Худзински». Скорчившись в равнодушной улыбке, личность на мгновение задерживалась на Оскаре взглядом, оценивая. Найдя на Оскаре одежды еще одного заурядного соискателя успеха в салонах Нью-Йорка, личность настораживалась и в тот же момент практично обращалась за помощью к компьютеру памяти. Определив, что в разделе знаменитых, богатых и удачливых Оскар Худзински не числится, личность отплывала в сторону, не подав Оскару никакого сигнала.
Теперь же — Оскар поправляет волосок на виске — мистер Худзински постоянно находится рядом с миссис Крониадис на фотографиях в светской хронике и упоминается как «философ Оскар Худзински» среди гостей, присутствовавших на благотворительном балу, на показе знаменитого дизайнера или на бракосочетании денег и титула, титула и красоты.
Даже выражение лица Оскара изменилось. Мужественная уверенность отражается в зеркале, в то время как даже на фотографиях полуторагодичной давности Оскар еще смотрится растерянным и рассеянным, голова обычно поставлена неровно-неуклюже, клок волос вдруг ответвляется в сторону, нарушая симметрию лица, — соискатель успеха в самом начале пути, то есть еще неудачник, и шансы его — нуль. Теперь «маленький Оскар», с усмешкой вспоминает Оскар обычное обращение к нему Габриэл, крепко держит жизнь за горло.
Оскар идет к телефону и набирает номер Габриэл. Как обычно, трубку снимает батлер, хотя у миссис Крониадис есть и горничная, и секретарь, и шофер, и телохранители — добрый десяток человек зарабатывает себе на хлеб при нью-йоркском доме миссис.
— Жозеф? Это мистер Худзински…
— Оскар? О, Оскар…
— Спасибо, Жозеф.
Трубку взяла сама Габриэл, очевидно, она находилась у телефона. Может быть, только что кому-то оттелефонировала.
— Послушай, Габи, мне пришла в голову идея устроить деньрожденческое парти. Разумеется, я закрою рабочую комнату… Последний раз я праздновал свой день рождения еще в Варшаве.
Последнюю фразу Оскар произнес капризным тоном очень избалованного ребенка.
— Бедный маленький Оскар! Восхитительная идея!
Оскар поморщился, услышав «бедный маленький Оскар…» Габриэл не пользуется сахарным словариком в нормальной жизни, только с Оскаром она общается на жаргоне опереточной миллиардерши — слабость пятидесятилетней женщины, неуклюже старающейся опять хоть чуть-чуть пожить в детстве. Деловая, умная Габриэл крепко держит бразды правления своей оружиепродающей империи и сама, как танк, которые она продает, — неостановима в своем движении. С Оскаром, и только с Оскаром, миссис Крониадис сюсюкает, шепелявит и позволяет себе быть опереточной девочкой.
