Д. Артемьев - Мафия нищих
И вот наступил день концерта. Он состоялся в школе, где Эля училась до пятого класса. Вся школа собралась в спортзале. Это было единственное место, способное вместить всех желающих. Люся привезла на коляске свою дочку. Директор школы рассказал про знаменитую скрипачку, которая училась в их школе, и представил Элю всем присутствующим. Эля сказала несколько обязательных слов о том, что играть в своей школе – высокая честь, о своей мечте и прочее, а затем взяла поданную ей скрипку и начала играть. Она исполнила несколько коротких вещиц, после каждой из которых раздавался шквал аплодисментов. Неожиданно Эля заметила Люсю, стоящую рядом с инвалидной коляской. Эля кое-что знала о судьбе подруги, она очень хотела увидеться с ней. И Эля не смогла сдержать порыв и бросилась обнимать подругу. Люся чувствовала себя неловко под взглядами всех собравшихся в зале. А Эля начала говорить в микрофон, что это ее самая близкая подружка детства и что она играла на скрипке лучше ее. А потом она обратилась к Люсе с вопросом: продолжает ли она играть на скрипке? Люся в ответ прошептала, что иногда играет. И Эля протянула ей свою скрипку со словами «Поиграй нам, пожалуйста».
Люся нерешительно приняла инструмент, оглянулась на дочку, увидела ее глаза. Эля начала аплодировать, за ней последовал весь зал. Люся помедлила мгновение и начала играть серенаду Шуберта. Через несколько минут весь зал замер. Все поняли, что это не просто исполнение, не просто чистая техника – это была божественная игра. Лица слушателей застыли. Даже мальчишки, которые переминались с ноги на ногу, шушукались и пихались, тоже замерли. У всех отвисли челюсти. Люся продолжала играть. У подруги, ее мужа и всех сопровождающих расширились глаза, раскрылись рты. Изумленное молчание зала, только звук скрипки.
И в этот момент ее дочка соскользнула с инвалидной коляски, протянула руки и… пошла к маме, пошла на звук скрипки. Она шла сама, на кончиках пальцев своих искривленных ног, шла и шепотом, готовым сорваться в плач, говорила: «Мама, мама, мама».
ПОРТРЕТЫ
Стены квартиры доцента Володина были украшены множеством картин. В спальне висели портреты родителей, натюрморты и пейзажи, воспевающие природу тех мест, где у доцента был построен огромный двухэтажный дом с отдельно стоящей баней и строением для сушки трав. В гостиной выделялись толстыми фигурными рамами два портрета прежних жен Леонида. В третьей, висящей рядом, точно такой же раме была пока укреплена фотография кошки, вырезанная из какого-то глянцевого журнала. Время от времени, указывая на эту фотографию, хозяин квартиры объяснял своей третьей жене, что рама приготовлена для ее портрета. Как только он выгонит ее к чертовой матери, как первых двух, так сразу же поместит туда ее портрет.
Молоденькая третья жена безмолвно соглашалась, глядя преданными глазами на своего повелителя. Звала она мужа на вы, Леонид Александрович, и ослушаться его в чем-то у нее и в мыслях не было.
Доцент Володин преподавал экономику. Обеспечен он был весьма неплохо: большой загородный дом, машина, квартира в центре города. Но отличался скупостью и жен баловал только в период ухаживания. Вероятно, по этой причине он расстался со своими первыми женами. Они требовали денег на расходы, а когда получали отказ, сами пытались найти сбережения мужа. Доцент, в свою очередь, отличался не только скупостью, но и хитростью, основанной на тонком расчете. Поэтому попытки жен обнаружить спрятанные в квартире финансовые средства успеха не имели. Не выдержав нищенского содержания, жены устраивали грандиозный скандал с битьем посуды, и обе последовательно были изгнаны из квартиры.
Третья жена, Катя, происходила из сельской местности, и родители ее до сих пор жили в деревне – где конкретно, Володин не знал и знать не хотел. Она была студенткой Володина и, как только окончила институт, переехала к нему. Тем самым Леонид избавился от проблем стирки и готовки. Раз в месяц Катя отпрашивалась на пару дней к родителям. Она, конечно, не смела просить отвезти ее на машине; просто собиралась и ехала на автостанцию, где садилась на нужный ей междугородный автобус. От родителей она привозила овощи и соленья, которые муж благосклонно принимал.
Кроме накопления, доцент имел еще одну страсть. Он со знанием дела собирал, сушил и сохранял лечебные травы, которыми лечился сам и охотно лечил родственников и знакомых. Жены отказываться от его лечения не решались. Катя тоже испытала на себе лечение травами, кстати, почти всегда приносящее облегчение.
Был, правда, один случай, когда отвары трав ей не помогли. Катя сильно простыла. Вызванный из поликлиники врач недовольно выговорил ей, что не обязан лечить больных, не имеющих прописки, но все же выписал какой-то антибиотик. Катя действительно не была прописана, так как жила с Володиным в гражданском браке. Леонид в принципе был против траты денег на лекарства и начал лечить жену травами. На третий день ей стало так плохо, что даже муж решился купить выписанное врачом средство. Леонид, не отходя от лежащей в постели жены, дозвонился до аптеки, где был в наличии этот антибиотик. Он ахнул, услышав по телефону стоимость лекарства, но пошел одеваться. Катя слышала какие-то шебаршения в гостиной, потом дверь квартиры захлопнулась. Трехдневный прием лекарства поставил Катю на ноги. Чувствуя себя еще слабой, она тем не менее вышла на работу.
Катя преподавала в школе, куда ее устроили по знакомству родители одной из ее сокурсниц. Где была эта школа и что жена там преподавала, мужа совершенно не интересовало. Он знал только, когда она уходит утром и приходит после работы.
Володин был занят в институте несколько дней в неделю. В свободные дни он уезжал один на машине в свой загородный дом. Но в пятницу он дожидался Катю с работы и забирал ее с собой. Работы в его загородном доме хватало. Пока Леонид выбирал нужные травы на полях, Катя топила баню, чистила и мыла дом, готовила еду. После бани муж занимался развешиванием трав для сушки и сбором и измельчением уже просохшей травы. Готовые травные сборы упаковывались в пакеты и банки с подробными надписями. А затем увозились в городскую квартиру, где занимали место на специально построенных антресолях.
Материальные взаимоотношения в семье доцента отличались крайней простотой. Он позволял Кате тратить ее мизерную зарплату так, как ей хотелось. Деньги же на ведение хозяйства и оплату счетов выдавались раз в месяц после подробного отчета о тратах за месяц предыдущий. Иногда Леонид осматривал жену и замечал, что неплохо бы купить ей новую кофточку или босоножки. Глаза Кати радостно вспыхивали, и ей выдавалась некоторая сумма. Сумма была, конечно, заведомо меньше, чем необходимо, поэтому Кате приходилось выкручиваться, добавляя немного из своей зарплаты. Володин одобрительно рассматривал покупку и хвалил вкус жены, никогда не спрашивая стоимость обновки. И Катя тоже ни разу не проговорилась, несмотря на то что это очень естественно для любой женщины.
Жизнь доцента с третьей, молоденькой, женой текла размеренно. В эту неделю у него были свободны среда и четверг, а в пятницу – только утренняя лекция. Поэтому он уехал на свободные дни в загородное поместье, планируя подъехать в пятницу прямо в институт, отчитать лекцию, захватить Катю и вернуться на природу. Дома после лекции он обнаружил вчерашнюю записку: «Леонид Александрович, извините, что не дождалась. Заболела мама, и я вынуждена срочно уехать на несколько дней. Целую. Катя».
Ждать жену не имело смысла, и Володин уехал к себе за город. В понедельник Катя еще не вернулась. Не было ее и во вторник. Возвращаясь с последней лекции, Леонид размышлял, что если она завтра не вернется, придется ехать одному. А там, в загородном доме, скопились горы белья и посуды, и вообще дел выше головы. Как бы точнее узнать, что там случилось с ее мамашей? Ни телефона, ни адреса. Дома он полистал свою записную книжку и неожиданно нашел листок с именем и номером телефона Катиной сокурсницы, той самой, чьи родители устраивали Катю на работу. Номер был записан Катиным почерком.
«Может быть, она знает какие-нибудь телефоны Катиных родителей или хотя бы адрес», – думал Володин, набирая номер.
К счастью, девушка оказалась дома. Володин извинился и изложил свою просьбу.
– Какие родители? – удивились в трубке. – Она, кажется, из детдома. Откуда-то из Саранска или Ульяновска. Я, право, не помню.
Настала очередь удивляться Леониду. Но он тут же сообразил, как еще можно найти информацию.
– Простите, а может быть, в школе можно что-то узнать? Ну, в той, куда вы ее устраивали.
– Это папа устраивал, – ответила сокурсница, – потом со стыда не знал, куда деться. Вы что, не в курсе?
– Нет, – холодея от предчувствия, ответил Володин.
– Боже мой! Да она же через месяц обчистила все сумки в учительской и исчезла.
Володин, не прощаясь, положил трубку и бросился в гостиную к портретам первых жен. Все его сбережения исчезли. Рамы портретов были пусты.
