Кристофер Прист - Гламур
– Нет, смотрел. Ты смотришь туда все время, что мы здесь сидим.
– Да, но я не обращал внимания, – возразил ты.
– В том-то и суть.
– Какая суть?
– Люди видят, не замечая, смотрят, не видя. Никто не видит всего, что доступно взору. Вообрази, что тебя пригласили на вечеринку, где ты почти никого не знаешь. Никто не здоровается, не обращает на тебя внимания, и ты чувствуешь себя незаметным. Ты берешь бокал и останавливаешься на пороге, в надежде увидеть знакомое лицо. Разглядывая присутствующих, ты постепенно начинаешь кое-кого замечать. Ты бегло оцениваешь их внешность. Если это женщина, задаешься вопросом, свободна ли она. Если она со спутником, заодно обращаешь внимание на него. Постепенно лед тает: ты вступаешь в разговор с кем-то из гостей, они становятся объектом твоего внимания один за другим, по мере знакомства. Вечеринка продолжается, и, хотя ты больше не чувствуешь себя совершенно посторонним, остается еще немало людей, с которыми ты так и не заговоришь. Возможно, ты заметишь мужчину, который много выпил, или молодую женщину в платье с глубоким вырезом, возможно, того, кто слишком громко смеялся. Остальные – всего лишь фон, они остаются на периферии восприятия. Ты можешь видеть любого из них, но есть определенный порядок: ты обнаруживаешь одного, потом другого. И на любой вечеринке кого-нибудь ты не заметишь никогда.
– Откуда ты это знаешь?
– А откуда ты знаешь, что это не так? Теперь предположим, – продолжала я, – что ты на другой вечеринке. В комнате десять мужчин и одна женщина. Ты входишь, и в этот момент женщина, которая красива и сладострастна, начинает танцевать, и во время танца она постепенно раздевается. Когда она снимает с себя всю одежду и остается обнаженной, ты уходишь. Скольких из этих мужчин ты сможешь потом описать? Сможешь ли ты уверенно сказать, что их было десять, а не девять? А может, был одиннадцатый, которого ты не заметил вовсе?
Ты промолчал.
– Ричард, – продолжала я, – представь: ты идешь по улице, а навстречу тебе – две женщины. Одна из них молода, хороша собой, одета со вкусом, другая – в возрасте, к примеру, ее мамаша средних лет, и одета просто, в бесформенное пальто. Ты поравнялся с ними, обе улыбаются тебе. Какую ты заметишь первой?
– Это не аргумент! – сказал ты. – Это примитивный зов пола!
– Пол тоже важен, – сказала я, – но не всегда. Возьмем десять человек: пять мужчин и пять женщин. К ним подходит шестая. В первую очередь она замечает других женщин. Она посмотрит сначала на женщин и только потом – на мужчин. Женщины сперва замечают женщин, точь-в-точь как мужчины. Ребенок заметит других детей прежде, чем взрослых. Есть женщины, которые замечают сначала детей, а потом взрослых. Большинство мужчин видят женщин раньше детей и только затем начинают замечать других мужчин. Существует иерархия зрительного восприятия. В любой группе людей кого-то всегда замечают в последнюю очередь.
– Ну, допустим.
– Тебе звонит один из твоих друзей, и вы договариваетесь о встрече. Вы не виделись – пусть на сей раз это будет мужчина, – вы не виделись пять лет. Вы назначили свидание на оживленной улице, которой проходит множество людей. Ты никого из них не знаешь, но они толпятся вокруг, и ты вынужден вглядываться в их лица, потому что стараешься узнать своего приятеля. Ты смотришь на них – и на женщин, и на мужчин – и через некоторое время начинаешь спрашивать себя: а помнишь ли ты внешность твоего друга? Ты начинаешь всматриваться в лица прохожих более пристально. Но вот наконец появляется твой знакомый. Он немного опоздал, но вы встретились, и теперь все в порядке. Ты мгновенно забываешь все свои опасения насчет того, что мог его не узнать. Потом, если ты задумаешься, то вспомнишь, что в ожидании встречи внимательно разглядывал сотни лиц и видел мельком тысячи других. Ты смотрел на всех этих прохожих, но, в сущности, ни один из них не оставил следа в твоей памяти. Ты не вспомнишь человека, которого видел пару секунд назад.
– Здесь нет ничего необычного. Что же, по-твоему, это доказывает?
– Если говорить о вас двоих – ровно ничего, если говорить о восприятии людьми друг друга – довольно много. Для нас совершенно нормально не замечать основную массу окружающих. Мы видим только то, что сами хотим, только то, что нас интересует. Возможно, изредка замечаем то, что случайно привлекло внимание. Я просто пытаюсь сказать, что существуют люди, которых мы не видим никогда. Правда, их совсем немного. Они занимают самые низшие ступени в иерархии зрительного восприятия, поэтому их замечают в последнюю очередь или не замечают вовсе. Обыкновенные люди вообще не умеют их видеть. Они совершенно незаметны. Они невидимы от природы – люди-невидимки.
Я сделала паузу.
– Ричард, я – человек-невидимка, – произнесла я. – Ты видишь меня только потому, что сам этого хочешь.
– Это нелепо, – отозвался ты. И тогда я сказала:
– Смотри на меня, Ричард.
Я встала перед тобой и позволила себе ускользнуть в невидимость.
17
Мы возвращались в отель молча. К моему изумлению, ты выглядел крайне раздосадованным. Ты ни словом не обмолвился о моей невидимости, только что наглядно продемонстрированной, – и я понятия не имела, как вести себя дальше. Я раскрыла тебе величайший секрет своей жизни, дала объяснение, которого ты добивался, я ожидала всего, но не безразличия. А ты не пожелал понять! Ты просто ничему не поверил, ты держался так, будто тебе вовсе нет до этого дела. Невидимый человек – есть ли что-то поразительней? Я исчезла прямо у тебя на глазах, а ты вел себя так, будто ничего не произошло. В это было трудно поверить!
Быть может, я сделала что-то не так? Допустила оплошность, ненароком коснулась какой-то старой раны, душевной травмы, причиненной еще в детстве, память о которой ты пытался похоронить? Или я невольно пробудила в тебе внутренние противоречия, которые ты бессознательно подавлял: возможно, все дело в твоих скрытых гламурных способностях, о которых ты предпочитаешь не знать? Ты так решительно отказывался воспринимать увиденное, что я не смела начать разговор снова.
Литл-Хейвен нам понравился, и мы решили задержаться еще на три дня. Хотя мы больше не возвращались к моей невидимости, недосказанность стояла между нами. Я не знала, с какой стороны к тебе подступиться, потому молчала, и вскоре эта стратегия – похоже, мудрая – стала приносить плоды: ты пришел в доброе расположение духа, и в наших отношениях вновь воцарилась гармония. Нам снова стало хорошо друг с другом, я могла теперь спокойно обдумать случившееся. В конце концов я пришла к заключению, что допустила просчет. Вероятно, мои объяснения были не вполне внятными. Ты либо не понял моих слов, либо тебе показалось, что я говорила не буквально.
И все же я отчетливо помнила, что, когда я стала невидимой у тебя на глазах, твой взгляд затмился облаком – верный признак того, что ты все видел: заметил, как я исчезла, и все отлично понял.
Я желала тебя, Ричард, и твой гламур притягивал меня, но я понимала, что ты совершенно отказываешься в него верить. Теперь я не сомневалась, что задела-таки тебя за живое и что тебя не следует торопить. А вечером накануне отъезда в Лондон случилось нечто подтвердившее мои предположения.
Путь предстоял неблизкий, и ты захотел посмотреть карту, которая осталась в машине, а она была на платной стоянке на самой окраине городка. Мы вышли из номера вместе, но по дороге я решила заглянуть в книжный магазинчик, который заметила на главной улице. Потратив минут пятнадцать на изучение корешков, я вышла на улицу и неторопливо двинулась по направлению к морю, надеясь встретить тебя по дороге в отель. Вместо этого я неожиданно увидела Найалла.
Возможно, мне только показалось, что это он. Так или иначе, молодой человек на верхней площадке лестницы, ведущей к пляжу, обликом очень напоминал Найалла. Был теплый летний вечер, народ толпами гулял по улицам. Мимо меня прошла шумная группа девочек-подростков, и на время я потеряла его из виду.
Последние три дня я почти не вспоминала о Найалле. Хотя я не сомневалась, что он следует за нами, я запретила себе думать о нем. И вот внезапно я увидела его. Значит, он снова стал для меня видимым! Даже не подумав, зачем я так поступаю, я перешла через улицу и направилась туда, где только что стоял Найалл. Но его и след простыл. Я оглядела пляж и набережную в обоих направлениях, но напрасно.
Я повернула назад и тут же заметила его снова. На этот раз – никаких сомнений. Я узнала его одежду: светло-синюю куртку, широкие темно-синие брюки, ворот розовой рубашки, почти скрытый позади длинными прямыми волосами. Мы были вместе, когда Найалл украл эти вещи, и с тех пор он с ними не расставался. Кроме того, у него была особая манера двигаться: походка, быть может, несколько вычурная – мягкая и пружинистая, как у манекенщика на подиуме. Для человека, которого никто не видит, Найалл, пожалуй, слишком уж трогательно заботился о своей внешности.
