Алексей Евсеев - Кукук
Дениска-светотехник, рассказывавший мне о том, чем же таким интересным живет киношное сообщество, повёл меня как-то смотреть на «очень стрёмную наклейку», на которой была изображена, как он выразился, «девочка с писюном». Пошли смотреть. Круглая наклейка зелёного цвета с фигуркой внутри. Абстрактный рисунок. То, что Денис принял за «писюн», было рукой девочки. Дизайн был знаком мне по Германии. Эта фигурка была разработана для берлинских светофоров. Там есть ещё один вариант — мальчик в шляпе… Опять-таки с писюном-рукой. Кто был в Берлине, тот знает, о чём я. Я посмеялся и разочаровал своего приятеля. Это не писюн, Дениска, не хуй, не хуище, не елда, ни что-либо в этом духе, это всего лишь рука. Тогда он повёл меня к другой машине и попросил перевести то, что было у неё на борту. Dachbedekungen и прочие кровельные услуги, перечень услуг…
Когда мы в первый раз устанавливали кран для камеры, ребята попросили меня перевести им инструкцию для пользователей. Я перевел. Среди прочего было сказано о том, что в нетрезвом виде к крану лучше не подходить. Ребята сказали, что было бы гуманнее эти строчки невнятно промычать… Ни к чему им такая информация. Сами знаете — почему.
Когда к концу подошел очередной проект, наша бригада отказалась от празднования его окончания со всей съёмочной группой. Просто все эти мудаки — режиссёр, оператор, главный художник, часть администрации… — заебали окончательно. С ними было противно работать. Из-за них не хотелось работать. Не хотелось ничего придумывать, ничем помогать. На съёмочной площадке каждый раз была отвратная атмосфера.
Работая с гениями типа Бронзита, чувствуешь себя равным в рабочем процессе, хотя ни о каком равенстве и мечтать не приходится. С Ринатом аналогичная ситуация. Эти мастера тянут за собой своих работников, а не презирают их, как это было на сегодняшней «Панораме». Быть одним из «светиков» было приятно, быть одним из съемочной группы — противно.
Маме 60
Она несколько недель к ряду готовилась к своему юбилею. Всё сама. Я пытался предложить ей свою помощь, но мама от неё каждый раз отказывалась. Она считает себя единственной хозяйкой на кухне.
Пришли близкие друзья. Начался классический русский день рождения с литрами водки и бесконечными тостами.
Я думал, что посижу полчасика за столом и затем пойду лазать по интернету. Один из друзей, Олег Исаев, очередным тостом посчитал нужным выпить за, так сказать, детей, т. е. за меня, единственного маминого сына. Он стал говорить, что ничего не знал — мол, всех моих бед — мама ничего никому не рассказывала… Я начал плакать. Не смог удержаться. После этого я уже не замечал вливаемой следующими тостами водки и почувствовал в какой-то момент, что перебрал и мне пора освежиться.
Я вышел из-за стола и пошёл в комнату отчима, сел там за компьютер. Голова от водки закружилась так, что я с трудом видел то, что было на экране монитора. Почти что вслепую я прервал связь с интернетом и лег на кровать. Заснул.
Проснулся я оттого, что весь рот и вся носоглотка наполнились рвотной массой. Я не успел развернуться и свесить голову с кровати. Всё вылилось тут же на кровать. Второй позыв. С трудом приподнявшись, я высвободил свой желудок уже удачнее — за борт. Грохнулся назад. Голова уже не кружилась, но я лежал пластом, абсолютно обессилев. Зашла мама и сказала, чтобы я перебирался на свою кровать. Я был не в состоянии сказать, что натворил тут чудес, рот не открывался. Мама, убирая с праздничного стола, заходила пару раз с просьбой встать и освободить отчиму кровать. Я лежал дальше. В очередной свой приход она заметила лужи блевотины, в которых я плавал: Господи, а этот тут облевал всё!
У меня нет сил даже устыдиться. Телом я не владею.
Мама: Вставай, и иди в свою кровать!
Потом я услышал мамин голос уже из гостиной: Один нажрался, другой облевал всё!
Отчим (пьяным голосом): Кто облевал? Я не могу встать. Лёша! Лёша, помоги мне встать!
Мама (зло): Сам вставай!
Отчим: Я не могу.
Мама: Нечего так было нажираться! Каждый раз одно и то же.
Это точно. Сколько таких сцен было за всё мое детство. К утру мама отойдёт.
Отчим: Лёша! Помоги встать! Лёша!
Я лежу с вырубленным телом, ужасно болит голова, но отчего-то очень весело. Позор, а тем не менее…
Пытаюсь встать. Не могу. Так же как и отчим, лежу в тисках у тела. Оно не слушается. Я ещё никогда в жизни так не напивался.
Мама (отчиму): Вставай-вставай!
Отчим: Не могу. Помоги!
Мама: Я в последний раз тебе помогаю. Не встанешь сам, я тебе помочь не смогу.
Отчиму не подняться. Мама бросает его и прибирается дальше.
Отчим: Лёша! Помоги! Не могу встать. Нога не слушается. (сам себе) Сейчас. Сейчас. Надо собраться. Нет, ничего не получается.
Что толку, если он сейчас встанет?! Доберётся до своей кровати и плюхнется в мою блевотину…
Я встаю рывком и как есть — быстро иду в направлении своей кровати. Падаю на неё пластом. Заходя в комнату, замечаю отчима. Он сидит за столом, уронив на него голову.
Засыпаю. Просыпаюсь от того, что отчим своим ходом тащится к себе. Никаких охов с его стороны, значит, мама уже прибрала за мной.
Мутит от запаха блевотины. Но снять рубашку я не в силах. Будем терпеть.
На следующий день я проснулся с дико низким давлением. Голова не болела, но кружилась как накануне.
В комнату зашла мама. Я хотел извиниться за своё вчерашнее свинство, но вместо этого выдал: Доброе утро! Я вчера перепил…
Мама: Да, Лёнчик тоже.
Вот так вот. Даже не извинился. Отчего-то не смог. Испортил маме юбилей и не извинился. Прошу прощения здесь. Мама, извини! Я свинья.
Отделение 9.0
Сестра показывает мне девятое отделение. Спускаемся в подвал. Здесь комната для курения плюс бильярд. Ванная-душевая. Комната с теннисным столом. В углу боксёрская груша и перчатки. Комната для художников. В ней пахнет сыростью. Помещение со стиральной машиной. Поднимаемся на первый этаж. Комната медперсонала. Перед ней позже будет стоять столик с медикаментами. Туалет. Огромная комната отдыха с выходом на террасу. Комната для групповой терапии. В предбанничке книжный шкаф с парой сотен книг. Есть в клинике и большая библиотека, в ней интернет. Это я уже знаю. Сегодня подходит к концу последний день второго месяца моего пребывания здесь. Столовая. Маленькая. Нужно будет подлаживаться, все пациенты в неё не помещаются. Кухня и того меньше. Вдвоём не разойтись. Слава богу, что чайник другой!..
Поднимаемся на второй этаж. Заходим в моё новое пристанище. Комната мне чем-то не нравится, но я не сразу понимаю чем. К тому же она очень тёмная и тесная. Одна стена скошена крышей. Под ней стоят две кровати и две тумбочки. В ногах моей кровати стоит шкаф соседа, мой — в дальнем углу ближе к входной двери. Ключ в моём шкафу не проворачивается. Замок сломан. В середине комнаты стоит стол и аж четыре стула. На каждом из них по горке одежды и полотенец. Стол усыпан табачной крошкой. Банка табака и принадлежности для набивки сигарет. Пустая бутылка минералки. Большая кружка с чаем до краёв. Внутри плавает чайный пакетик с мятой. Два геля для мытья. Комикс «Астерикс». Рядом со входом висит раковина. Полка над ним уставлена косметикой. Куча всего. Не стану здесь перечислять. Надоело. Кровать у соседа не прибрана. На ней лежит средних размеров медвежонок. На полу три пустые бутылки: одна из-под минералки и две из-под колы. На тумбочке радио и ещё один комикс. Над моей кроватью висит картинка. Океан, пасмурная погода, на берегу стоят две фигуры. Пол их мне не ясен. Обе в красном. У одной белая юбка. В руках по копью. Рисунок средней паршивости. Окна выходят на улочку. Отчётливо слышны голоса проходящих. Цоканье дамских каблучков.
Распаковываюсь и традиционно сажусь на кровать. И тут удар ножа в сердце. Комната абсолютно такая же, как наша с Таней в первой квартире в Германии. Сходу начинаю плакать. Смотрю на эту фата-моргану и реву.
Понимаю, для чего на кровати лежало одеяло, которое я тут же бросил на свой шкаф, — в комнате очень холодно. Я начинаю дрожать. Но я люблю прохладу, поэтому не особо страдаю.
Приходит сестра. Просит спуститься с ней вниз — заполнить пару анкет. Расписываюсь в том, что на время лечения не буду садиться за руль. У меня нет даже прав, не понимаю смысла в своей подписи. Заполняем мои кулинарные пристрастия для кухни. Впервые вижу такие подробности. Здесь можно распланировать как обед, так и завтрак с ужином. Выбираю везде сыр вместо колбасы, ну, и т. д. — что мне там больше по вкусу.
Одна из женщин кричит мне, когда я выхожу из столовой, чтобы отдать сестре заполненную анкету: Эй, ты! Слышишь! Я к тебе обращаюсь!.. Халлё!!!
Я не люблю такие обращения, поэтому делаю вид, что не слышу и ухожу прочь. Она, однако, через пару минут вылавливает меня в коридоре: Привет, мистер Икс! У нас принято представляться. Меня зовут Так-То.
