Том Роббинс - Сонные глазки и пижама в лягушечку
– Нет, догоны мигрировали из Ливии, куда попали скорее всего в результате кораблекрушения греческого судна. Согласно одной из теорий, они потомки тех самых аргонавтов, которые, отчаявшись вернуться домой, остались в Ливии и женились на тамошних негритянках.
– Кто бы мог подумать!..
– Гвендолин.
– Да.
– Ты сейчас, случайно, не вспоминаешь Фреда Астера?
– Нет, конечно! С чего ты взял?
– Ну ладно. Аргонавты, до того как их корабль потерпел крушение, пытались найти золотое руно, правильно? Неужели не знаешь? Ты же образованная женщина, даже бизнес-школу окончила! Так вот золотое руно – небесный символ, группа звезд в созвездии Большого Пса. Иными словами, собачья шерсть. Считается, что в ночь, когда зацветал колхидский крокус Медеи, или луговой шафран – одно из важнейших лекарственных растений античного Средиземноморья, – эти звезды находились точно над храмом оракула в Колхиде. Самая главная, самая раскрученная звезда Большого Пса – конечно, Сириус-A, однако для догонов и бозо гораздо важнее Сириус-В. У этих двух народов общая мифология. Догоны более точны в соблюдении ритуалов, и список их священных объектов шире и эстетически сложнее, но моему сердцу ближе бозо, потому что они сохранили верность воде. Бозо остались стопроцентным речным народом. Их дети с младенчества играют рыбьими костями. Бозо едят все, что плавает, и сами отличные пловцы. Они верят, что их отец – крокодил. У них с этими животными кровное родство: бозо не охотятся на крокодилов, а крокодилы не нападают на бозо, тому есть масса живых свидетелей. Из одного этого можно заключить, что бозо сохранили более тесную связь с Номмо, чем догоны… Или тебе неинтересно?
Хм, Номмо… К этому предмету вы как раз испытываете интерес – после того страха, что довелось пережить в связи с дурацкой картой. Но пусть уж Даймонд поскорее закончит свою презентацию – которая пока что не дала ни единого намека на причину бегства Кью-Джо из «Гремящего дома», – чтобы вы могли перейти к разговору о нефтяных фьючерсах. Он, разумеется, снова начнет твердить, что игра на бирже – это чепуха, пустая трата времени и ума, однако некоторые технические приемы из него вытрясти, возможно, удастся. А еще вам не терпится вернуться к Белфорду и проверить, сработала ли обезьянья тропа. Да и свою квартиру нелишне превратить в ранчо «Эскимо», ибо восторги Белфорда усилятся, если Андрэ будет пойман у вас, а не у него.
– Ну так что? – спрашивает Даймонд. – Не хочешь про Номмо? Жаль! Увы, жабу можно подвести к воде, но нельзя заставить ее думать. Давай перейдем к Тимбукту.
– Замечательно, – отвечаете вы сухо.
Вы готовы поспорить на все ваши акции, вплоть до вшивого «Юнион карбайда», что Натали он не пудрил мозги разговорами о бозо, Номмо, хреноммо и прочей ерунде.
9:00
– Тимбукту. Город, сделанный из сдобного теста, сотканный из света звезд. Мираж, в который можно войти – если ты не боишься жары. Заброшенный, замкнутый, разрушенный; под вуалью – маска, надетая поверх другой маски. Тимбукту. Высохшая Венеция, опутанная паутиной пыльных каналов. Дитя, родившееся от союза сфинкса и маммоны, зачатое на ложе древнем, как само время. В каждом куске его хлеба хрустит Сахара, по улицам гуляет пепел мертвых книг, под площадями погребена мудрость множества рас – сокровища, которых никогда не коснется лопата археолога. Тимбукту. Город, куда рискуют войти лишь авантюристы; город, который могут простить лишь романтики; город, гостеприимный лишь к бродягам; город, который любят лишь верблюды…
Болтовня. Завораживающая, наркотическая болтовня. Хотя в одном он прав: Тимбукту действительно выглядит так, будто его сделали из теста и звездного света. Это не значит, что город красив, светел или живописен, однако какая-то таинственность в нем, конечно, есть – прежде всего в той отваге, с какой он расположился там, где городам не полагается быть; в абсолютной экзотичности его архитектуры, в странном органическом нагромождении прямоугольных глиняных домов, словно наваленных друг на друга гигантским нетерпеливым ребенком, не умеющим представить такие вещи, как купол, шпиль или арка, но достаточно капризным и по-детски прихотливым, чтобы выкрасить каждую третью дверь в ярко-голубой цвет. А сквозь таинственность проступает жуткое, непобедимое окостенение, желто-коричневая монотонность, оживленная лишь редким подмигиванием голубых дверей, – неподвижность столь всеобъемлющая, что даже слайды ее передают: если бы Даймонд снимал на видеокамеру, впечатление осталось бы тем же. Город призраков, где призраки не показываются на глаза, где люди проводят жизнь, слушая журчание ветра.
– Ты не первая, кого разочаровал Тимбукту, – говорит Даймонд, опять прочитав ваши мысли. – В средние века этот город служил европейцам символом манящего и недоступного великолепия, таинственным, но абсолютно реальным городом богатства, утонченности, загадки и знания; супермаркетом мечты, где можно было купить соль, пряности, рог единорога, карты Таро, книги, девственниц, евнухов, карликов и саквояжи неочищенной руды; где в роскошном саду на крыше дворца можно было порезвиться со свежекупленной рабыней; где мудреца или святого человека можно было встретить буквально на каждом углу. Да, все это так. Но когда в девятнадцатом веке первые европейцы начали прибывать в Тимбукту, было уже поздно: город перевалил пик своего расцвета по крайней мере триста лет назад. Дворцы разрушились, рынки закрылись, библиотека и университет были сожжены. Люди приезжали, надеясь, что будут кататься в золоте, а вместо золота их ожидал желтый горячий песок. Африканское Эльдорадо. Да, именно так. Кстати, ты знала, что Марлон Брандо называл верблюжий рот самой уродливой вещью в мире?
– Почему?
– Ну, если отвернуть ему губы, то обнажится…
– Ларри, стоп, перестань. Я не об этом. Боже! Я хотела спросить, почему Тимбукту был богатым и роскошным, а превратился в какое-то… кладбище?
– То же самое можно сказать и про Уолл-стрит. У всех вещей в материальном мире есть жизненный цикл. Формальная причина заката Тимбукту – если тебе интересно – в том, что европейские купцы в пятнадцатом веке обосновались на западном побережье Африки, и у караванных путей через Сахару появилась альтернатива; а вскоре после этого бедному городу буквально вышибли мозги, когда в 1591 году его наводнили марокканские наемники и бродячие фундаменталисты. Но эти события – лишь экипажи, на которых любят разъезжать перемены. Эволюция, например, разъезжает на бульдозере, закамуфлированном под трехколесный велосипед. А вот с историей все наоборот.
Слова Даймонда наводят на размышления. Если отбросить декоративную часть его болтовни, то получится, что вы не так уж и отличаетесь от средневековых европейских путешественников. Оптимистически отплыв к берегам сказочной земли в поисках богатства, вы после трудного пути добрались до цели – и обнаружили, что сказочная земля давно перевалила свой пик и клонится к закату. Конечно, дни веселого процветания миновали, но является ли сегодняшний спад окончательным? Суждено ли финансовым центрам Америки, некогда могущественным и полным жизни, погрузиться в расползающиеся пески экономической Сахары, чтобы через каких-нибудь двадцать лет превратиться в грязные деревни, жителям которых, включая вас, не останется ничего лучшего, чем думать о своей ненужности и слушать журчание ветра?
– И смотреть на звезды. – Что?
– Слушать журчание ветра – что-то я разошелся, читаю тебя, как раздел знакомств в газете, – и смотреть на звезды. – Даймонд доливает чай в вашу чашку. – Знаешь, люди и сегодня прибывают в Тимбукту, ожидая чего-то… сверхъестественного, фантасмагоричного. А уезжают ворча и ругаясь, с чувством, что их обманули. Но может, дело не в том, что в Тимбукту ничего не осталось? Может, они просто не знают, где искать?
– Не каждый умеет читать мысли, Ларри. Что люди могут там искать? И где они могут искать?
– Ну, начать с университета. Он снова открылся, и, я тебе скажу, это нечто! Меня там научили парочке вещей. Да уж… Очень интересным вещам.
Вжжжик! Вжжжик! Даймонд меняет слайды, картинка летит смазанным стаккато – и замирает на изображении высокой стены навозного цвета. Тимбукту нельзя назвать городом стен, что само по себе удивительно, учитывая его легендарную таинственность, но в пригородах есть несколько огороженных структур, одна из которых, судя по всему, является учебным заведением. Следующий слайд показывает узорчатые кованые железные ворота, за которыми виден двор, заросший банановыми пальмами и цветущими деревьями, а в центре – хотите верьте, хотите нет…
– Это что, пруд?
– Да. А ты думала, в стране, где так низко висит лупа, не найдется лягушек, чтобы ее воспевать? В конце концов, Тимбукту – это оазис.
Следующий слайд: большое квадратное двухэтажное здание, сделанное из глины, в суданском стиле; на втором этаже окна закрыты голубыми ставнями. Дом окружен тенистой зеленью – оазис в оазисе, убежище от тусклого однообразия улиц и сожженных солнцем барханов… Так или иначе на университет он мало похож. Вы уже собираетесь озвучить эту мысль, однако Даймонд меняет слайды, и на экране возникают те же ворота, а перед ними позируют два десятка человек, по виду вполне западных.
