Инна Карташевская - Ибо сильна, как смерть, любовь…
А потом он стал ее любовником. Все произошло не просто так. Он сказал ей, что любит ее, что ни одна молодая девушка ее не стоит, что ему всегда нравились только зрелые женщины, и, в общем, много еще всего. Короче, они вместе уже полгода. Он водит ее всюду, и она не замечала, чтобы он ее стеснялся, но все-таки ее терзают сомнения. Ведь не может быть, чтобы молодой парень действительно любил ее. Ему же всего двадцать четыре года, ему должны нравиться молодые девушки, это ведь естественно. Зачем она ему? Расстаться с ним просто так она не может. Она пробовала несколько раз, но он чуть ли не на коленях умолял ее не бросать его, уверял, что любит. Смущаясь и краснея, она попросила меня последить за ним. Она должна знать, действительно ли у него никого кроме нее нет.
Она дала мне его фотографию. Парень оказался красавцем. Высокий блондин, с хорошей фигурой, с красивым холеным лицом, в общем, хорошо известный тип мужчины. Я и без всякой слежки мог сразу сказать, что он приспособленец и типичный альфонс. Но, скорее всего, она бы мне не поверила, да и мне очень была нужна работа. Я последил за ним ровно две недели. Конечно, он изменял ей. У него была молодая девушка. Очень красивая, настоящая супермодель. Они хорошо конспирировались. Если бы я не был заранее уверен, что у него кто-то есть, я, может быть, не сразу бы и вычислил ее. Это случилось на третий день слежки. Два дня он вел себя безукоризненно, после работы сразу ехал домой. Но я все равно знал, что поймаю его. На третий день он заехал в супер, купил дорогое вино и все, что к нему полагалось, а потом поехал в другой конец города и остановился там в каком-то глухом закоулке и стал ждать. Она появилась примерно через десять минут. Увидев ее в конце переулка, я сразу понял, что это она. Она спокойным размеренным шагом дошла до его машины, и, оглянувшись по сторонам, быстро юркнула внутрь. Но не настолько быстро, чтобы я не успел ее сфотографировать. Надеюсь, дамочка узнает купленную ею альфонсу машину. Еще несколько снимков я сделал, когда красавица входила в подъезд. Потом в этот подъезд быстро вошел блондин. Следующий снимок я сделал, когда он выходил из подъезда, и мой фотоаппарат проставил на снимках время. Вероятно, дома он скажет, что провел эти часы на скучнейшем собрании, где смертельно устал.
Я заставал их еще несколько раз, снимал на камеру и на фотоаппарат, а потом просто из любопытства, последил за ним и моей клиенткой, когда они вместе были в ресторане на каком-то торжестве. Он действительно вел себя по отношению к ней подчеркнуто внимательно, а она старалась изо всех сил не отставать от молоденьких подружек его приятелей. Точно так же как они отплясывала в кругу, точно так же подпрыгивала и поднимала вверх руки с криком «Yes» при первых звуках знакомых мелодий, но на меня это производило ужасное впечатление, потому что, несмотря на стройную фигуру, красивые ноги, натянутую гладкую кожу и молодежный прикид, глаза у нее оставались усталые и грустные. Это были глаза сорокачетырехлетней женщины и сделать с этим ничего было нельзя. Признаюсь, я даже колебался, когда она пришла ко мне за отчетом, отдавать ли ей фотографии. Я понимал, что, несмотря на все ее уверения, она все-таки надеялась, что он действительно ее любит. Больше всего в тот момент мне хотелось ей сказать, брось его, конечно, он тебя обманывает ради твоих денег. Да, и не нужен он тебе. Сколько еще времени ты сможешь не отставать от него, прыгать и заливаться смехом, как девочка. Выглядишь ты неплохо, но моложавая старость, она иногда боком выходит. Так можно и до инфаркта допрыгаться. Постарайся все-таки найти себе кого-нибудь ближе к твоему возрасту, чтобы он понимал тебя, чтобы за ним тебе не нужно было гоняться, чтобы тебе было кому пожаловаться, что по утрам у тебя болит спина, а по вечерам ноги, и в свою очередь пожалеть его. И все у тебя будет хорошо.
Но, конечно, ничего этого я ей не сказал, а просто отдал ей отчет и фотографии, взял положенные мне деньги, и мы расстались навсегда.
Второе дело было тоже не очень сложное. Мне нужно было найти пятнадцатилетнюю девчонку, которая, поругавшись с родителями, хлопнула дверью и ушла из дому. Родители, весьма состоятельные люди, занимающие приличное положение в обществе, боялись, что она сбежала со своим дружком, каким-то восемнадцатилетним наркоманом, как они считали. Два дня они обзванивали всех ее подружек, но ничего не добившись, обратились ко мне. Поговорив с ее одноклассницами, я вышел на парня. Никаким наркоманом он не был, но и ничем путным тоже. Так просто болтался по жизни, без всякой цели и толку. Припугнув его тюрьмой за совращение несовершеннолетней, я вызнал у него адрес девушки из их компании, у которой она и жила. Девицу я уговорил вернуться домой. В общем-то, она и не очень сопротивлялась. Оказалось, что парня она не любила, как боялись ее родители, просто ей был важен сам принцип: они должны были признать, что она взрослый самостоятельный человек и имеет право на свою личную жизнь. У меня были в отношении этого кое-какие сомнения, но я не стал с нею ими делиться. В конце концов, ее родители нанимали меня не для ее перевоспитания, а для того, чтобы просто вернуть ее домой. Домой-то я ее вернул, но избавиться от нее так просто мне не удалось. Теперь она решила, что ей положено влюбиться в меня, вероятно, как в ее благородного спасителя. Кроме того, по-видимому, профессия частного сыщика была окружена для нее неким ореолом, в смысле, звучала очень круто. Девчушка стала немедленно подавать мне всякие знаки своей симпатии, которые, видно, подсмотрела в эротических фильмах, а именно, на всем протяжении нашего пути домой, она значительно поглядывала на меня, сексуально, по ее мнению, извивалась, облизывала губы, и вообще, всячески давала понять, что она готова и кое-что умеет. Вот только пятнадцатилетней лолиты для полного счастья мне и не хватало. Довезя ее до дома и сдав на руки родителям, я облегчено вздохнул и решил, что избавился от нее навсегда. Но не тут-то было. На следующий день она явилась ко мне в офис. Ей, видите ли, нужно было со мной поговорить. Но мне с ней говорить было не нужно, о чем я и сообщил ей перед тем, как выставить за дверь. Мало ли что могло ей взбрести в голову, и что она могла нарассказывать своим родителям, а мне неприятности из-за несовершеннолетней девчонки не были нужны. Она еще пару раз звонила мне по телефону, но я категорически отказывался с ней говорить, и звонки прекратились.
Следующим моим делом были поиски потерявшейся собаки. Может быть, кто-нибудь посчитает, что уважающему себя сыщику не пристало опускаться до такого, но они просто не видели людей, которые обратились ко мне с этой просьбой. Мужчина говорил прерывающимся голосом, а женщина и дети откровенно плакали. И я их понимал. У нас самих дома всегда жили собаки, и я знал, что для порядочных людей собака это член семьи и вечный ребенок. Я взялся им помочь, не имея понятия, как я буду ее искать. Ведь у нее не было одноклассниц и подружек, которых можно было бы расспросить. Правда, можно было поспрашивать вечно сидящих во дворах старичков и старушек и, конечно же, ребятишек, обычно обращающих внимание на собак. Что я и сделал. С фотографией Дона я прошелся по соседним с их домом дворам, и узнал, что действительно они вчера видели далматинца, бежавшего по улице. Я пошел в указанном ими направлении, понимая, что дело это почти безнадежное. За это время собака могла уже убежать совсем в другой конец города. Ее мог кто-нибудь подобрать и забрать себе, она ведь была породистой и стоила немало. Но все-таки стоило ее поискать. Я пошел по улицам, руководствуясь просто интуицией. Не знаю, как остальные люди, но я всегда очень чутко прислушиваюсь к своему внутреннему голосу. Когда я выхожу из дому, то откуда-то знаю, что сегодня, например, мне не стоит идти через проходные дворы, а лучше обойти по улице. Зато в другой раз я чувствую, что сегодня через дворы идти вполне безопасно. В автобусе или троллейбусе меня тоже часто тянет сесть на какое-то определенное место, а вот на другие совсем не хочется. Обычно я и сажусь только туда, куда мне позволяет интуиция, хотя несколько раз я для эксперимента специально садился на нежеланные места, и ничего не случалось. В общем, я и был уверен в этом заранее, но все-таки считаю нужным не искушать судьбу и делаю то, что мне говорит мой внутренний голос.
Вот и тогда я просто шел по улицам, сворачивая там, где мне этого хотелось. Не найду собаку, так хоть город посмотрю, думал я про себя. Время от времени я снова показывал фотографию, сидящим на скамейках людям. Многие сразу пожимали плечами, другие пытались припомнить. Могу только сказать одно, в конце концов, я все-таки его нашел. К концу дня, когда уже начало темнеть, и я решил бросить поиски, я свернул на какую-то улицу, и увидел между домами детский садик. Не особенно на что-то надеясь, я заглянул через забор. Он был там. Если бы я был художником и хотел бы написать картину под названием «одиночество», я бы начал писать эту картину прямо тогда. Пес лежал на площадке совершенно пустого закрытого садика один-одинешенек, совершенно несчастный и, по-видимому, отчаявшийся найти родных ему людей. Я сразу понял, что это он, хотя это могла быть и какая-нибудь другая собака.
